И тут он услышал тихий плач, доносившийся из угла.
Филипп повернулся.
– Простите меня, Месье, – всхлипывая, пробормотала горничная, некрасивая девушка с зелеными глазами и шрамом на подбородке.
Филипп подошел ближе.
– В чем дело? – хмурясь, спросил он.
Горничная зарыдала. Ее плечи вздрагивали. Филипп нехотя протянул ей платок и велел вытереть глаза.
– Королевский ребенок, – прошептала горничная.
– Смерть малютки опечалила всех нас, – сказал Филипп.
– Я… я кое-что видела.
– Ничего не понимаю!
Горничная шмыгнула носом.
– Ребенок был живой. И… очень странного цвета.
Филипп подошел еще ближе.
– Что за глупости ты говоришь?
– Ваше высочество, выслушайте меня. Я говорю вам это под большим секретом и по причине преданности вашему семейству… Моя мать работает у вас в Сен-Клу, и потому я чувствую, что должна вам рассказать. Быть может, вы похлопочете, чтобы и меня перевели туда?
– А-а-а, вот ты где! – послышался голос Шевалье.
Беспечно улыбаясь, он подошел к Филиппу и страстно поцеловал Месье. Когда Филипп снова повернулся, горничная уже исчезла.
– Надо же, сегодня все пребывают в скверном настроении, – поморщился Шевалье.
– Король потерял дочь, а я – племянницу. Это не дает повода к веселью.
Шевалье снова поморщился и принялся разглядывать ногти.
– Да, разумеется.
– Неужели тебя ничего не трогает? – не выдержал Филипп.
– Меня не трогает то, что не имеет ко мне отношения.
Король был в восторге от своей апельсиновой рощи. Еще одно подтверждение славы «короля-солнце», еще один шаг к блистательному будущему. Теперь можно сосредоточиться и на других государственных делах. Министры собрались в комнате, где обычно заседал военный совет. Людовик занял свое обычное место во главе стола. Бонтан на подобных встречах никогда не садился. Он стоял неподалеку, внимательно слушал и был в любую минуту готов немедленно выполнить любое королевское распоряжение.
– Без юридического подкрепления мой эдикт не будет иметь законной силы, – сказал Людовик. – Где архивы? Почему они не здесь, в нашем распоряжении? Неужели их до сих пор везут?
Глаза собравшихся повернулись к Лувуа. Военный министр набрал в легкие воздуха и только потом заговорил:
– Ваше величество, было решено вернуть повозки с архивами в Париж.
– Решено? Кем решено?
– Дорога из Парижа опасна, особенно вблизи Версаля. Недопустимо, чтобы документы государственной важности вдруг оказались в руках злоумышленников.
Людовик встал, упершись руками в стол, и подался вперед. Министры невольно вжались в спинки стульев, будто король был ветром, а они – стебельками травы.
– Значит, господин Лувуа, вы утверждаете, что дорога между Парижем и Версалем небезопасна? Но мастера из портновской гильдии добрались сюда в целости и сохранности. И то, что они везли для модного павильона, тоже не пострадало. Или вы считаете, что королевские гвардейцы не в состоянии защитить важные государственные бумаги?
– Мы только заботимся о безопасности, – промямлил Лувуа. – Мы – всего лишь слуги вашего величества.
– Пока что – да, – ответил ему король.
Людовику было достаточно посмотреть в глаза Лувуа. Военный министр понял, что переступил черту дозволенного. Взглянув на каждого из своих министров, король велел им удалиться. В комнате остался только Бонтан. Дождавшись, когда дверь закроется, первый камердинер сказал:
– Если господин Лувуа в ближайшее время не научится держать язык за зубами, я готов его этому научить.
Людовик невесело усмехнулся:
– Знаете, Бонтан, честный критик мне милее лицемерного друга.
– Ваше величество, это не критика. Лувуа стремится во всем противоречить вам. Что бы вы ни задумали, он непременно занимает противоположную позицию и рассказывает о ней всякому, кто готов его слушать.
– Ну и пусть. Пока мне это не мешает.
Бонтан смущенно потоптался на месте, затем подошел к королю. Лицо первого камердинера было непривычно бледным.
– Ваше величество, я… наверное, что-то недопонял.
Людовика вдруг захлестнула волна ярости. Королевский гнев был направлен не на Бонтана. Он имел другие причины – причины весьма мрачного свойства…
Людовик отвернулся к окну и усилием воли заставил себя сменить тему разговора:
– Как здоровье вашего сына?
Бонтан не ответил.
– Бонтан, я задал вам вопрос!
Первый камердинер вдруг закатил глаза и шумно рухнул на пол. Людовик опустился рядом с ним, взял за руку, снова и снова повторяя его имя. «Этого не должно случиться! – думал Людовик. – Я не могу тебя потерять! Особенно сейчас!»
Постепенно Бонтан пришел в себя. Его лоб был покрыт испариной, а сам он тихо стонал. Людовик помог ему подняться и усадил на стул. Вызванные горничные хлопотали вокруг Бонтана, вытирая кровь с разбитого лба.
– Врачи делали все возможное, чтобы помочь моему сыну, – хриплым голосом произнес Бонтан. Не в силах поднять глаза на короля, он смотрел на свои руки. – Но оспа победила докторов. Она забрала моего мальчика… Боже милостивый, мой сын оказался гораздо храбрее меня.
– Я вместе с вами скорблю об этой невосполнимой утрате. Поезжайте домой.
– Ваше величество, мой дом – это вы.
– Побудьте с теми, кого любите.
– Я уже с тем, кого люблю… ваше величество.
Король вздохнул и перевел глаза на потолок.
– Господь наказывает меня, навлекая беды на тех, кто ближе всех к моему сердцу.
– Ваше величество, Господь испытывает вас, предлагая дар. Возмездие и милосердие принадлежат Божьему выбору. И вашему тоже, раз вы – Его наместник на земле.
Людовик опустил глаза. Его лицо начинало мрачнеть.
– Я уверен, что Господь не просто так вручил вашим заботам это дитя, – продолжал Бонтан.
– Довольно об этом! – повысил голос Людовик.
– Девочка родилась здоровой и сильной. Сохраните ей жизнь.
Людовик наклонился к сидящему Бонтану.
– И что потом? – закричал король. – Ответьте мне!
– Ваше величество… не мне выносить суждения…
– Разумеется, не вам. И не кому-либо другому!
В комнате надолго воцарилась тишина. Король и его первый камердинер молча смотрели друг на друга. Близкие люди, друзья, разделенные, однако, неодолимой пропастью занимаемого положения. Людовик несколько успокоился, но его голос оставался по-королевски холодным.
– Тайна, подобная этой, имеет силу горной лавины. Достаточно маленькому камешку начать движение, и вскоре начнется камнепад, сметающий все на своем пути. И тогда привычный нам мир перестанет существовать.
– Ваше величество, – прошептал Бонтан, – я всего лишь имел в виду…
– Оплакивайте вашу потерю. Но знайте свое место.
Людовик направился к двери. Услышав его шаги, слуги тут же распахнули дверь. Коридор был полон придворных, желающих видеть короля. Куда бы он ни пошел, они всегда рядом, всегда чего-то ждут от него. Взглянув на эту толпу, Людовик велел закрыть дверь. Он остановился возле окна, оперся руками о подоконник и стал дышать на оконное стекло.
– Ваше величество, – начал Бонтан, – пожалуйста, простите меня.
За окном вспорхнули птицы. Свободные, легкокрылые, они сами выбирали, куда им лететь – в сады или дальше, к охотничьим угодьям. Людовик повернулся к Бонтану. По лицу короля тот сразу заметил произошедшую перемену.
– Делайте что надлежит, – сказал Людовик.
Бонтан почувствовал прилив сил. Жизнь снова обрела смысл. Исполненный решимости, он выбежал из комнаты, начисто позабыв про разбитую голову.
Зеленоглазая горничная торопливо шла по главной площади Версаля, прижимая к бедру хлебную корзину. Она помнила, куда и зачем ее послали, однако все мысли девушки были только о чернокожем младенце. Волею случая она увидела и узнала то, чего не хотела ни видеть, ни знать. И теперь над ее жизнью нависла опасность.
– Постой! – окликнули ее сзади.
Девушка обернулась, боясь увидеть приставленный к голове мушкет. Но ее окликнул всего лишь Шевалье, друг Месье. Горничная немного успокоилась.
– У тебя есть деньги? – улыбаясь, спросил Шевалье.
Горничная покачала головой.
– Зато у меня куча денег. Возможно, кое-что из них я мог бы отдать тебе. А ты бы их потратила, чтобы поехать в Сен-Клу, к своей матери. Здесь тебя никто не хватится. Ты хочешь уехать отсюда?
– Ой, конечно!
Шевалье наморщил нос.
– Тогда расскажи мне, чтó ты увидела в коридоре возле родильной комнаты, и деньги твои.
Девушка мялась, оглядываясь по сторонам. «Второго такого случая мне не представится», – подумала она. Но крестьянская практичность взяла верх, и горничная сказала Шевалье:
– Сначала деньги.
Шевалье не спорил. Он достал кошелек, заглянул внутрь и смущенно пожал плечами. Кошелек был пуст.
