сеять, не осознавая, серьезность последствий, что могут случиться по твоей вине, – сделал ей замечание отец, вмиг посерьезнев.
– Но люди говорят… – обидевшись возразила дочь.
– Люди много что говорят, и уж будь уверена и о тебе и обо мне, – ответил отец.
– Люди зря не скажут, – резко заключила матушка, сердито посмотрев на мужа. И хотя едва ли Мария Петровна на самом деле так думала, но, по всей видимости, была зла на батюшку, за его возлияния, без повода и меры, и оттого перечила ему, по каждому поводу и без, верно, чтобы и ему передать дурное настроение, коим он сам заразил ее с утра. Но отец все еще был во хмелю, а потому не возражал, что бы Мария Петровна ему не сказала.
– Воля твоя, голубушка, – заключил отец, примирительно посмотрев на жену.
Лиза так ничего и не узнав, растерянно переводила взгляд с одного члена семьи, на другого, затем на третьего, ожидая, что разговор вновь пойдет своим чередом, но за столом воцарилась напряженная тишина, так что стало понятно, больше о Мейере не узнать ничего.
Скрежет вилок, да ножей по тарелке, вот и вся беседа.
Наконец и ужин подошел к концу, хотя казалось, что напряжение и тишина, те будут длиться вечно.
Оказавшись в своей комнате, Лиза закрыла дверь, и в конце концов выдохнула. Время было позднее, но она знала, что не сможет уснуть, так что, зажегши свечу, приоткрыв окно, впуская холодный весенний ночной воздух, она опустилась в кресло. Ночь была не звездная, юный месяц, нежны и тонкий, будто сабля, то пропадал, то появлялся вновь, медленно крадучись по небосводу. В памяти она перебирала события сегодняшнего дня, вспоминая сказанное, досадуя что не сказала важное, и нужное, и горюя, что уже не скажет, ибо если окончить то, что не начато, то и страдать будет не о чем. Значит так тому и быть.
Шагая по тропинке в свое именье, он твердо решил завтра же вернуться в сад. Тот факт, что барышня, сказала ему не приходить, ни в коей мере не смутил его, потому что глаза ее, говорили обратное. Он видел в них интерес, тот самый женский интерес, который не спутаешь, ни с каким другим чувством, тем более что девушка была не обременена ни каким узами, и в том не было сомнений, а значит, не было и преград. Любопытство и ее увлеченность им, всем что он произносил или о чем молчал, польстило ему и приятно согрело, и именно в этот момент пришлось так кстати, когда он был унижен, оскорблен и раздавлен. Тот факт, что она ничего не знает, и лишь, поэтому не презирает его, должен был смутить его, но думать об этом не хотелось, да и не думалось. И ежели так произойдет, что она обо всем узнает, и как неизбежность отвернется от него, то это случиться потом, а сейчас, а сейчас он будет принимать сие благословенье небес со всей признательностью и благодарностью, не в пример тому, как поступал раньше.
Придя в дом, он обнаружил два письма, одно было ему не знакомо, а вот второе, бумага и почерк, его он узнал сразу. Все любовное настроение улетучилось и растворилось, как утренний туман, любовный эликсир, казавшийся спасительным, показался лишь пустым самообманом.
Торопливо взяв конверт, и яростно вскрыв его, он прочитал:
«Михаил Иоганович! Спешу сообщить Вам прискорбную весть, несмотря на все приложенные мной усилия, до меня дошли сведения, что граф Л.. имеет намерения не только явить письма Императору, но и будет настаивать на том, чтобы делу был дан ход, несмотря на заступничество начальника Собственной Е.И.В. канцелярии Беттельна.. Кроме того есть основания полагать, что Беттельн не сегодня-завтра будет вынужден подать в отставку, и наиболее вероятной фигурой на его место является не менее известный вам, а ныне заместитель Главноуправлаяющего, Чревин, имеющий отличную от Беттельна позицию по данному поводу. Лишившись поддержки Беттельна, не исключено, а скорее всего, вероятно, указанное дело будет рассмотрено как дело «особо важного значения» и в кратчайшие сроки, что лишает надежды на его благоприятный исход. Моего влияния и усилий не достаточно, для достижения какого бы то ни было улучшения Вашего положения. И посему, настоятельно прошу Вас вернуться в Петербург как можно скорее, ибо Ваш скоропалительный отъезд может быть истолкован превратно и расценен как побег, чем не преминуть воспользоваться ваши «доброжелатели». Во имя спасения Вашего честного имен и не только, я, как титулярный советник, а скорее как Ваш друг, умоляю немедленно вернуться и представить доказательства обратного».
Ваш верный друг А.Н. фон Эренталь
– Ваше сиятельство, подавать ужин? – нарушил зловещую тишину слуга. Мейер словно очнулся от оцепенения, и, невидящим взглядом посмотрев на него, не проронил ни слова. Минута, а может больше понадобилась ему, чтобы прийти в себя, понять значение слов и ответить куда-то в пустоту:
– Подай мне в спальню, да разожги камин, и ступай, до утра мне никто не понадобиться, – и тяжелым шагом, так что полы под ним тоскливо и протяжно заскрипели, удалился в спальню.
Сон не шел, он размышлял и думал, искал решение, но выхода не находил, и в конце концов устав от себя и от мыслей, определился в Петербург не ехать, а ждать участи здесь, отчего то ему казалось, что вернись он в Петербург, дрыгайся, маши руками, хлопай крыльями, будто жук на сафьяновой подушечке, приколотый к ней иголкой, проку с того не будет. Ему слишком хороша была знакома природа человеческая, так что не трудно догадаться, начни он просить за себя, тех, над кем не так давно надзирал, без жалости и сожалений, то в ответ получит лишь одни отказы, ухмылки да злорадство, все также без жалости и сожалений. Горечь поражения и уязвленное самолюбие, будто желчь, подступили к горлу, он повернулся на бок так, чтобы не видеть больше трещин и осыпающейся штукатурки на потолке, и, посмотрев в окно, между не плотно запахнутых штор, туда, где то пропадал, то пробивался тусклый свет ночного неба, понял, что не уснет.
Встав с кровати, он подошел к окну и распахнул шторы, клубы пыли покрыли его почти с головой, он закашлялся, затем чихнул, раз другой, третий, затем посмотрел на темный лес, казавшийся зловещим, и плотные, как клубы дыма темные тучи, и нежный месяц, робкий и такой юный, и вспомнил вдруг ее, тот миг, когда впервые увидел девушку в глубине сада, когда она не зная, что за ней так бесцеремонно наблюдают, предавалась истоме и той самой весенней неге, под лучами жгучего майского солнца, что будоражит воображение каждого мужчины. От его
