видел его: и когда глаза его глядели на эти древние стены, на эту запертую дверь, на тутовые деревья без плодов, и сейчас. Воздух был всё ещё влажным от его дыхания и бесед с самим собой, от желаний и мечтаний. Его секрет был скрыт в складках неизвестности, вне доступа потока солнечных лучей. Он обязательно вернётся в один прекрасный день. Ведь так его говорила его бабушка, а она не умеет врать. Он замахнётся своей толстой палкой-дубинкой, и Самаха с его изуродованным лицом пропадёт, как придёт конец и его мрачной тирании, кровавой алчности, и накопленным богатствам. Харафиши будут ликовать в день избавления, купаясь в море света. Тогда разрушится минарет безумца, и под развалинами его будут похоронены вероломство, предательство и глупость. Или же он просто игнорирует нас, из-за того, что мы закрываем глаза на деяния тирана? Он любил своего предка. Ему хотелось удостоиться довольства его. Но где ему взять сил, если он создан таким хрупким и тонким, как тень?!9
Когда Фатх Аль-Баб достиг отрочества, Сахар задумалась о его будущем и проконсультировалась с шейхом Муджахидом Ибрахимом. Он сказал ей:
— Выбери ему какое-нибудь ремесло.
Она с гордостью ответила ему:
— Он лучший в коранической школе.
Он спросил её:
— Разве вы не акушерка мадам Фирдаус?
Она ответила положительно, и он сказал:
— Поговорите с ней о нём, я же со своей стороны подготовлю почву у мастера Самахи…
10
Сахар сказала госпоже Фирдаус:
— Фатх Аль-Баб — замечательный ребёнок. В нём течёт ваша кровь, и он первый кандидат на работу в магазине своего брата…
Госпожа Фирдаус была польщена этим и пообещала уговорить своего мужа…
11
Самаха внимательно оглядел своего брата Фатх Аль-Баба и презрительно выговорил:
— Хрупкий как девчонка…
Но Сахар возразила:
— Уж таким он создан, но в каждой вещи есть нечто полезное…
Самаха холодно спросил:
— И что же в нём полезного?
— Он знает наизусть Коран, умеет писать и считать.
Он повернулся к юноше и по-хозяйски спросил его:
— Ты достоин доверия или такой же нечистый на руку, как остальные в нашей семье?
— Я боюсь Аллаха и люблю своего предка! — неистово ответил ему Фатх Аль-Баб.
— Твой предок — Джалаль, строитель минарета?
— Нет, мой предок — Ашур Ан-Наджи!
Самаха нахмурился, и выражение на лице его изменилось. Сахар поспешила вставить своё слово:
— Он невинный ребёнок…
Самаха с дикой злобой ответил:
— Этот твой предок Ашур — первый, кто научил нас воровать!
Фатх Аль-Баб почувствовал замешательство и боль. Сахар испугалась, что он может сказать такое, что преградит ему все пути в дальнейшем:
— Я гарантирую его надёжность и серьёзность, Бог — свидетель…
Так Фатх Аль-Баб присоединился к работникам магазина, став помощником заведующего складом.
12
В работе Фатх Аль-Баб проявлял крайнее усердие. Склад занимал подвал, занимавший по площади почти столько же места, что и сам магазин. Повсюду — как на полках, так и на полу — были разбросаны мешки с зерном, однако они ежедневно находились кругообороте — одни уносили, другие приносили. Весы не простаивали без работы, а руки его — без регистрации товарооборота. По работе ему случалось встречаться с братом Самахой по крайней мере раз в день, по утрам, чтобы доложить ему о движении экспорта и импорта. Глава клана был доволен его энергичностью и бдительностью, находя в нём того, кто непроизвольно следил за заведующим на складе магазина, и в свойственной ему манере сказал:
— Я поощряю тех, кто старается, и бью тех, кто лодырничает…
13
Действуя по наставлению Сахар, Фатх Аль-Баб посетил Нур Ас-Сабах Аль-Аджами, мать своего босса, дабы отдать ей дань уважения. От её былой красоты не осталось и следа. Она приняла его как-то вяло, что указывало на то, что она не могла забыть о том оскорблении. Она вдруг спросила его:
— Как поживает твоя мать, Санбала?
Он ответил со смирением:
— Я не видел её с момента разлуки с ней по причине ненависти её нового мужа ко мне.
— Нет ей оправдания, она бессердечная, — сказала она в гневе.
Он покинул её, размышляя, что это последний раз, как он видится с ней.
14
По совету своей «бабушки» Сахар он снова навестил госпожу Фирдаус. Она мягко поприветствовала его, и её красота и элегантность ослепили его.
— Я наслышана о том, как ты активен в работе, и это меня радует.
Однако он заметил при этом, что она не познакомила его со своими детьми. Возможно, она просто отказывалась знакомить их с дядей, который был простым рабочим. Точно так же он оставил и её, считая, что навещает её в последний раз…
15
Благодаря своему труду у него появились надёжность и гордость. Он принялся подражать мужчинам, и как и они, отрастил усы, а голову подвязал повязкой в виде чалмы. Стал ходить в местную мечеть, укрепив дружеские связи с тамошним шейхом, Сейидом Усманом. Ночами он просиживал в кафе по часу, попивая чай с корицей и покуривая кальян. Домой к Сахар он возвращался не ранее, чем обойдёт всю площадь вокруг обители, объятый любовью к песнопениям дервишей.
16
Нервы его изнемогали от боли неизвестного происхождения. Грудь переполняла тоска. Он весь горел таинственным пламенем. Взгляды женщин околдовывали его, а их голоса заставляли трепетать его сердце. От знакомых шёл целый поток приглашений познакомить его с баром, курильней и публичными домами, однако само прошлое словно кричало ему на ухо: «Будь осторожен!» Прошлое, отягощённое воспоминаниями о минарете, извращениях и похоти, положивших конец благородному происхождению его семьи. Сахар словно могла читать его мысли, и в один прекрасный день заявила:
— Пришло тебе время жениться…
Однако вскоре горизонт его омрачился, предвещая бури, о которых он и помыслить не мог…
17
В переулке появились слухи извне, несущие какое-то странное предупреждение. Говорили, что разлив Нила будет в этом году
