— Выходит, что так, — согласился маркиз Гриэльс и обратился к хозяину: — Любезный, накормите нас и дайте нам обогреться, мы ночевали в лесу… Мы за все заплатим.
— Боже мой! Да конечно! — засуетился хозяин. — И помыться надо с дороги… Сусанна! — закричал он в глубину дома. — Горячей воды! Да кликни хозяйку!.. Разрешите помочь вам, синьор…
Он принялся неловко, все еще дрожащими руками, расстегивать пряжки маркизовой кирасы.
— Мы ведь недалеко от Торна? — спросил маркиз.
— От Торна? Да… ежели выехать, скажем к примеру, сейчас и ехать не торопясь, с ночевкой, то завтра в это время будете в Торне. Ну а ежели поспешить…
— Я думаю, выедем в ночь, — сказал вошедший Баркелон. — Сейчас отдохнем, а завтра к полудню будем в Торне.
— Вы совершенно правы, синьор, — закивал хозяин, — так и выйдет… Позвольте, ваша милость, снять с вас сапоги…
Ночь выдалась теплая и мглистая. Луна бледным пятном угадывалась за пеленой туч. Черные ветви деревьев рисовались на белесом фоне снега и неба. Дорога светлой лентой уходила вперед.
Слабая корочка наста шуршала под копытами коней. После сытной еды и сна в мягких постелях все приободрились и ехали, весело переговариваясь. Даже маркиз Гриэльс немного отошел после кошмарных впечатлений последних дней.
Но гражданская война щадила их недолго.
— Маркиз, вы слышите? — вдруг спросил Баркелон.
— Что? — Маркиз Гриэльс придержал коня. Остановились все. Шуршание наста под копытами стихло, и тогда издали донеслись стоны, завывания и как будто бы проклятия.
— Вперед!
Отряд рванулся с места галопом. Через несколько минут увидели: на деревьях вдоль дороги белели люди, подвешенные за половые органы, — люди, переломленные пополам, закусившие в мучениях пальцы ног, и люди, безобразно раскоряченные, как лягушки. Они выли, скрежетали зубами и ругались, когда порывы легкого ветерка раскачивали их, усиливая их страдания. Их было около двадцати человек.
— Боже милосердный! — тихо ахнул маркиз Гриэльс, но тут один из висящих прохрипел:
— Будьте вы прокляты, «Дети Вифлеема»!
Лицо маркиза мгновенно изменилось: на нем блеснула жестокая радость.
— А! — закричал он. — Есть-таки Бог на небесах! Стойте, стойте, не трогайте! — приказал он гвардейцам, которые уже готовы были рубить веревки.
— Я не узнаю вас, маркиз, — сказал Баркелон.
— Я сам себя не узнаю, — возбужденно отозвался маркиз, — но я вижу, что это волки, понесшие отмщение от «Детей Вифлеема», и мне радостно это видеть!
— Parbleu[138], — сказал Баркелон и, подъехав к одному из висящих, спросил:
— Кто у вас командир?
— Вон там… на другой стороне… — прохрипел висящий. — Снимите меня… или убейте сразу…
Баркелон, не слушая его больше, подъехал к командиру бывшего вольного отряда, потрогал его за черное лицо.
— Мы из Мрежоля, от самого Принцепса, — сказал он, убедившись, что висящий в сознании. — Я виконт Баркелон. Что здесь произошло?
В горле у висящего заклокотало. Не сразу стали выходить отрывочные слова:
— Вы француз? Я — шевалье ди Монроз из Гразьена… Вчера утром… засада была… стали стрелять… потом выскочили… окружили… никто не ушел… Скачите назад… пока не поздно…
Баркелон и Гриэльс обменялись быстрыми взглядами Налитые кровью глаза шевалье Монроза с усилием раскрылись:
— С-сволочи, выблядки… с-сучья кость… Мою любовницу… тут же на снегу… один держал руками мои глаза… чтобы я видел… Ездила со мной… адъютантом, ах, девчонка была… дворянская дочь из Ахтоса… М-м-мерзавцы… нарочно кололи ее ножами… чтоб кричала.
— Око за око, зуб за зуб, — прошептал маркиз Гриэльс.
— Увели ее с собой… голую привязали к лошадиному хвосту… Виконт… убейте меня… прошу вас…
— Нет! — Маркиз Гриэльс шатнулся к Баркелону, удерживая его руку, полезшую за пистолетом. — Мы не имеем права.
— Скорее… — захрипел висящий. — Мне так и так уже не жить… Я этого не переживу… Убейте и бегите, о-оох.
Стоны и мольбы остальных сливались в монотонный адский вой. Баркелон потащил пистолет из кобуры. Тогда маркиз Гриэльс, отпустив его руку, молниеносно выхватил свой и щелкнул курком.
— Не смейте, — приказал он, — я убью вас, Баркелон.
Баркелон посмотрел ему в глаза и бросил полувынутый пистолет в кобуру.
— Вы правы, маркиз. Едем дальше.
Он спокойно вывернул коня на середину дороги. Шевалье Монроз захрипел им вслед:
— Постойте… сжальтесь… вы же дворяне… а-аа, че-оорт вас возьми! Будьте прокляты… через час тоже будете висеть…
Жуткий хор воплей и проклятий провожал их. Маркиз Гриэльс скакал впереди, с плотно сжатым ртом, вокруг которого легли резкие морщины. Глаза его были холодны, прежний ласковый блеск пропал.
Баркелон нагнал его.
— Послушайте доброго совета, маркиз, — сказал он как ни в чем не бывало.
— Да? — отозвался маркиз Гриэльс.
— Надо надеть белые повязки. В самом деле, как бы нас не перестреляли из засады. Это было бы обидно.
— Да, это не лишнее, — сказал маркиз Гриэльс. — Господа! — крикнул он гвардейцам. — Делайте, как мы!
Он достал платок и на скаку обвязал себе левую руку. Баркелон, зажав зубами кончик платка, возился с узлом. Маркиз Гриэльс хотел было помочь ему, но решил, что Баркелон может истолковать это как попытку извиниться за случившееся, — и воздержался.
Уже заметно рассвело. Дорога, шедшая все прямо, делала крутой поворот.
— Вам не страшно, маркиз? — спросил Баркелон.
— Нет, — резко ответил маркиз. — Мне только стыдно.
— Отличное место для засады. — Баркелон указал на поворот. — Лучше бы перейти на шаг. Если мы поскачем, они наверняка начнут стрелять.
— Почему вы думаете, что они там?
— Если не там, то на следующем повороте, — сказал Баркелон. — Раньше или позже, но встречи не избежать.
Ни на этом повороте, ни на следующем засады не было; тем не менее отряд перешел на нарочито неспешную рысь. Их встретили там, где они никак не ждали: на совершенно прямом участке дороги.
Спереди и сзади из лесу раздались сигнальные выстрелы, и на дорогу высыпала целая толпа пеших воинов, затем стали выскакивать всадники. В один миг отряд был окружен.
— Стой! — заорали передние — Сдавайтесь добром, волчье отродье, так и распротак вашу душу!
Отряд лигеров остановился в частоколе нацеленных мушкетов, копий и стрел. Солдаты стояли неровными шеренгами, сразу было видно, что это ополченцы.
Маркиз Гриэльс вынул из ножен шпагу, из-за голенища — кинжал, из седельных кобур — оба пистолета, и все это побросал на дорогу. Затем он поднял руки в знак того, что имеет мирные намерения. Но его мирных намерений не пожелали принимать. Солдаты кинулись к нему, стащили с лошади, рывком заломили ему руки за спину. Он не сопротивлялся.
— Погодите, эй! — закричал Баркелон, пытаясь верхом пробиться к маркизу Гриэльсу, но его тоже спешили и обезоружили. Он сгоряча пытался вырваться; его стукнули по голове, и он повис на руках солдат, обливаясь кровью. Гвардейцы безропотно отдали оружие.
Маркиз Гриэльс бесстрастно наблюдал все это. Лицо его не дрогнуло даже тогда, когда он увидел окровавленный лоб Баркелона. Его не пугали оскаленные ненавистью лица солдат.
— Вы — «Дети Вифлеема»? — спросил он.
— Они самые! — ответило сразу много голосов. — А ты из волков, красавчик? Своих-то видал? Теперь твой черед!
Маркиз Гриэльс подождал, пока откричат.
— Да, мы члены Лиги Голубого сердца, как и вы.
Его прервал возмущенный рев!
— Как и мы?! Ну, уж нас-то с собой не равняйте, господа волки! Мы детишек в колодцах не топим! Женщинам кишки не выпускаем! А что вешаем-то вас, сволочей, так за дело!..
— Я уважаю ваше право казнить разбойников, — не повышая голоса, сказал маркиз Гриэльс, — ибо разделяю ответственность за все злодеяния лигеров, а вернее, негодяев, творящих разбой и насилие под прикрытием знамени Лиги.
— Да кто ты здесь? Проповедник, что ли? — закричал кто-то рыдающим голосом. — На сучок его, ребята! Там ему кафедра! Снимай ему штаны, кому ближе!
На этот раз лицо маркиза Гриэльса дрогнуло… Все же он инстинктивно чувствовал, что вырываться не надо _— будет хуже. Во что бы то ни стало надо сохранять спокойствие. На самосуд эти ремесленники не решатся, раз уж не убили сразу.
— Мы эмиссары Лиги, посланные в Торн лично Великим Принцепсом, — сказал он, стараясь, чтобы не дрожал голос. — Отведите нас в Торн, к вашему начальству…
В этот момент он с облегчением увидел, что толпа солдат раздалась пропуская трех всадников в черных плащах. У каждого на левой стороне краснел пятиконечный крест Лиги и рядом с ним — серебряная Вифлеемская звезда о семи лучах.
