промышлял морским разбоем, как и раньше. Но не зверствовал, потому что в Геллеспонт заходили и триеры Кимона, и пентеконтеры Ксеркса. А я по опыту знаю, что с военными кораблями связываться — себе дороже... В общем, на жизнь хватало. Хрисонета родила сына... И тут...
Батт замолчал, тоскливо глядя на угли.
Наконец, снова заговорил.
Глухо, словно с трудом выдавливая из себя слова:
— Беда пришла, откуда не ждали... Снова объявились апсинты. Дед Кимона — Мильтиад Старший — их в свое время прогнал к Стримону. При персах они осмелели, забрали себе пастбища на Козьей реке. Так и не ушли обратно к Гемским горам после войны. А однажды сделали подкоп под стеной и неожиданно напали на Пактию. Вырезали хору... Хрисонета и сын погибли... Я в это время в море был...
Геродот молча положил руку на плечо друга, скорбя о потере.
Батт достал из-под хитона футляр на шнурке. Развернув дифтеру, показал Геродоту договор с Аполлоном Делосским:
— От нее осталось только это... А от сына... Ничего.
На востоке забрезжил рассвет. Со стороны реки потянуло утренней прохладой. В прибрежных зарослях хлопали крыльями утки, призывно хрипели цапли, крокодилы замерли у водопоя в ожидании добычи. Фламинго кружились в танце, выгнув шею, а камышовые коты подкрадывались по топлякам к птичьим гнездовьям. Нил просыпался.
Наксосец продолжал:
— Я после гибели семьи решил с Геллеспонта убраться... Но на островах появляться было нельзя. Тогда я собрал свою ватагу и говорю: так мол и так, на мне печать смерти, пойдете со мной — долго не протянете, поэтому теперь вы сами по себе, а я сам по себе. А они отвечают: куца ты, туда и мы... В общем, решили плыть в Египет. Только на суше нам скучно. Зато в Красном море — красота... Поднялись на керкуре по Пелусийскому руслу до канала Дария, а затем через Горькие озера мимо Клисмы вышли в Аравийский залив...
Когда Батт поворошил угли, в воздухе заплясали искры.
Он сжато закончил рассказ:
— Мы море делим с набатейскими пиратами... Когда летом дует юго-западный Африк, нам с египетского побережья удобно налетать на торговые корабли. Осенью и зимой Борей дует в лицо, тогда на разбой выходят набатейцы. А мы возвращаемся в Нечистый залив с награбленным добром. Гавань там не ахти какая, много коралловых рифов, залив поэтому и называют нечистым, зато от моря до Нила недалеко. Вот мы тогда по пустыне и шастаем, щиплем купцов...
Он вдруг пристально посмотрел на галикарнасца:
— Да что я все о себе... Ты-то почему молчишь?
Геродот говорил долго. Начал с возвращения отца, потом рассказал о смерти жены и сына, перешел к неожиданной просьбе Перикла. И, наконец, закончил описанием событий последних месяцев в Египте.
— Веришь, — доверился он другу, — я после смерти Поликриты вообще на женщин смотреть не мог. Хотя понимал, что это неправильно, что моя жизнь на этом не кончилась... Но ничего не мог с собой поделать. Она мне по ночам снилась, тосковал я сильно по ней... А когда Тасуэи встретил — как отрезало. Словно Поликрита меня отпустила, разрешила с этой египтянкой сойтись. Даже сниться перестала.
— Да... — сочувственно выдохнул Батт. — Потрепал нас Рок... Оба потеряли семью. И оба сумели после этого выжить...
Хлопнув ладонями по коленям, он ткнул пальцем в сторону пленного:
Ладно... Давай теперь эту сволочь разговорим.
Хорошо, — согласился галикарнасец. — У меня к нему много вопросов.
Сабу развязали, вынули кляп. Он со стоном расправил затекшие руки и ноги.
— Как ты узнал об аруле Геры? — начал Геродот.
Пунтиец загнанно промычал:
— Жрица Сехмет из Навкратиса рассказала... Приехала в стойбище на верблюде и предложила заманить тебя к пирамидам. Пообещала хорошо заплатить, если ты клюнешь на приманку... Потом мы с ней встретились на пристани... Ты там тоже был.
— А говорил, что от брата.
Сабу удрученно повесил голову:
— Соврал.
— Брата у тебя нет?
— Есть... Он и правда уаб в храме Исиды.
Геродот с Баттом переглянулись.
Затем галикарнасец продолжил допрос:
— Где ты взял маску Диониса?
— Так она и дала.
Геродот на мгновение задумался. Мозаичные камешки в его голове стали складываться в образ. Навкратис. Жрица Сехмет. Ритуальная маска Диониса. Перед его мысленным взором встало сначала наглое, а потом испуганное лицо демарха Амфилита.
До рассвета оставалось совсем недолго. После трех бессонных ночей Геродот валился с ног. Когда он получил нужные ответы, хесмины снова связали Сабу и затащили в ту самую гробницу, в которой он держал пленников.
Когда галикарнасец проснулся, солнце уже нещадно палило. Даже в тени пирамиды чувствовалось приближение беспощадного удушающего полуденного зноя — ярости богини Сехмет.
Батт подсел к другу.
— Что будем делать? — спросил он участливо.
— Мне нельзя возвращаться без арулы... — с досадой сказал Геродот. — Я должен сдержать данное Периклу обещание.
— А если взять силой? — предложил наксосец. — Моей ватаге что купца грабить, что храм — без разницы. Я местных богов не боюсь, у меня свои есть. Тем более что наше дело — правое... Маджаи после праздника ушли с пристани. Мы с ребятами переоденемся египтянами. Бороды сбреем... Правда, придется пару дней пожариться на солнце, чтобы лицо загорело... И вперед!
— Нет... — покачал головой Геродот. — Силой не выйдет... Очень опасно... На священных
