Он машинально нащупал чашу с вином, выпил… Снова налил вина. Пил фиал за фиалом.
Тишина… Мгла… Лик Геракла был в тумане…
Зато в углу, озаренная ярким слепящим светом, стояла Таида!.. Нет, это Афина!.. Таида в облике богини застыла, сверкая шлемом, держа в одной руке боевое копье, в другой – сову, символ мудрости! Она молча и величаво поманила его к себе… Протянула копье… Он протянул к ней руки, как за спасением…
Струящийся таинственный свет, озарявший Таиду, таял.
Александр пытался удержать ее – тщетно… Таида исчезла. Но руки его продолжали сжимать боевое копье…
Стремительно вошел Гефестион:
– Царь, воины в смятении и не знают, что делать.
Приподнявшись на ложе, Александр в бешенстве закричал:
– Не знают? Прекрасно знают. Они давно хотели вернуться в Македонию. Пусть идут!
Гефестион взмолился:
– Александр!
– Прочь, все прочь! И ты тоже! Прочь!
Но Гефестион настойчиво повторял:
– Они хотят только одного – быть с тобой!..
Безумные глаза царя медленно приобретали осмысленное выражение. Он снова становился самим собой.
– Так вот что означало твое явление, светоносная! Ты принесла радостную весть!
Утром македонские воины собрались перед домом царя, сняли шлемы и все громче стали звать Александра. Он заставил прождать их несколько часов, потом вышел. Испустив громкий вопль, воины все как один попадали на колени.
К царю подошел один из командиров всадников Каллин.
– Ты видишь, царь, взрослые мужчины плачут. Ты называешь персов своими сородичами. Ты позволяешь им целовать себя. Эту честь ты ни разу не оказал ни одному македонянину.
Теперь лицо царя было залито слезами. Он крепко обнял Каллина и поцеловал его. Радостные крики пронеслись над площадью. Воины встали с колен и громко приветствовали своего полководца.
– Вы мои братья! – вскричал царь. – Вы все – так я вас и буду называть впредь. Братья!
Он подставил воинам щеку для поцелуя. На лице его играла счастливая улыбка триумфатора.
Через несколько дней старые, больные, усталые воины, запев на прощание пеан, ушли в Македонию. Царь щедро наградил их за многолетнюю службу. Но детей их и азиатских жен оставил у себя, чтобы не принести вместе с ними раздор в Македонию, где воинов уже давно ждали их македонские жены и дети.
Проводить воинов царь поручил Кратеру.
Македонские воины, стройно держа ряды, уходили все дальше и дальше на запад, оставляя покоренную ими Персиду.
Экбатаны в начале весеннего месяца элафеболиона сияли красотой пробуждающейся природы. Царя и его свиту встретила пьянящая прохлада гор и лесов. Могучие зубчатые стены, окружающие город, блестели яркими разноцветными красками.
В угоду богам сразу по прибытии в город Александр решил устроить эллинские игры и состязания.
Целые караваны с актерами, рапсодами и флейтистами спешили в Экбатаны.
Душа же Птолемея рвалась в Вавилон, куда должна была в скором времени прибыть Таида. Его терзали сомнения: правильно ли поймет и простит ли она ему женитьбу на Атакаме. Навряд ли. Но он должен убедить ее. Он передал с Неархом письмо и подарки для Таиды, но ни словом не упомянул о свадьбах в Сузах. Да и теперь он оставил Атакаму в Сузах, в доме ее отца. Птолемей решил сразу же по окончании эллинских игр и состязаний просить у Александра разрешения отправиться в Вавилон.
Каждый вечер в царском дворце устраивались пиры в честь новоприбывших актеров и друзей царя. Особо торжественно, с распростертыми объятиями был встречен любимый актер Александра Теттал.
Во время одного из пиров Гефестиону стало плохо, и он срочно удалился в свои покои. На следующий день состояние его здоровья ухудшилось. Все свободное время Александр проводил рядом с другом. Он пригласил к Гефестиону самого известного лекаря в Экбатане, грека по имени Главкий. Жрецам было приказано принести жертвы, моля богов об исцелении/Александр заклинал богов не отнимать у него друга.
На третий день Гефестиону стало совсем худо. Он пылал жаром и постоянно просил пить.
– Меня мучит жажда.
Гефестион потянулся за кратером с вином, но Александр не дал ему осушить кратер.
– Тебе нельзя пить вина. Нам предстоит много дел. Впереди Аравия. Я хочу, чтобы ты построил в Аравии новый город.
Но Гефестион впервые не слушал его.
В тот вечер устраивался пир в честь актеров, получивших призы за исполнение ролей в комедиях и фарсах. Александр вышел, чтобы проведать Гефестиона, вернувшись, он объявил, что тот спит и выглядит лучше.
Птолемей постарался успокоить царя:
– Гефестион сильный и выносливый, он выжил в аду Гидросийской пустыни, а уж с лихорадкой наверняка справится.
– Если это лихорадка… – невольно вырвалось у Александра.
Когда завершились состязания актеров, начались игры, которые царь особенно любил и подготовкой которых всегда тщательно руководил сам. Александр любил лично награждать победителей венками, за что пользовался уважением среди воинов.
В один из дней спортивных состязаний царь аплодировал юным бегунам. Место Гефестиона рядом с ним пустовало. Царь позволил себе присутствовать на соревнованиях, так как накануне другу стало лучше. Александр застал друга спящим. Дыхание его было легким, жар отступил, и царь подумал, что смерть на этот раз прошла мимо. Приказав Главкию не отходить от Гефестиона, Александр в сопровождении свиты отправился на состязания.
Это было красивое зрелище. Тонкие, бронзовые тела бегунов мчались, перегоняя друг друга. Мелькали их быстрые ноги.
Захваченный зрелищем царь вместе с вопящей от восторга толпой подбадривал соревнующихся.
И вдруг он увидел перед собой телохранителя Гефестиона, испуганного, бледного.
Уже через несколько минут Александр был в покоях друга. Слишком поздно. Гефестион был мертв. Молниеносно перед невидящим, ослепленным от слез взором царя пронеслось детство в Пелле, где он мальчиком играл со своим сверстником Гефестионом, затем беседы в роще с Аристотелем, где они вместе познавали науку мудрости философию, овладевали искусством вести беседу, на уроках владения оружием они также всегда были вместе, десять лет они сражались бок о бок.
А теперь Гефестион лежал на ложе, запрокинув лицо. Кто-то закрыл ему глаза. Сквозь слезы царь не разглядел кто. Александр упал на тело друга, сжимая его в объятиях, затем жалобно застонал.
Неожиданно Александр вскочил и уставился на вошедших в комнату, словно ища ответа на вопрос: кто виноват. И вдруг заорал:
– Где лекарь?
– В амфитеатре. На состязаниях.
– Привести немедленно.
Но лекарь уже входил в комнату. Александр, словно хищный зверь, метнулся к дрожащему от страха Главкию, схватил его, повалил на пол и стал бить ногами.
– Как ты посмел оставить его?
Главкий с трудом поднялся и стал клятвенно уверять Александра, что невиновен. Гефестион шел на поправку. Он отлучился всего на несколько часов. Но никакие уверения не помогли.
– Повесить! – приказал царь. – Немедленно.
И вновь повторилось то, что последовало за смертью Клита: три дня Александр не отходил от мертвого друга, ни о чем не мог говорить, укорял богов за их жестокость. Ему казалось, что жизнь кончилась и для него. Гефестиона больше нет! Нет!..
Оставшиеся игры были отменены. Развевающиеся на золоченых шестах знамена были заменены на траурные венки. Бальзамировщики из египтян, приглашенные к Гефестиону, занялись его телом.
Когда на третье утро Птолемей и Селевк вошли в покои царя, им показалось, что тот потерял рассудок. Александр стоял около своего ложа с кинжалом в руке и безжалостно кромсал им свои волосы.
– На погребальный костер кладут всего один локон, – напомнил тихим голосом Птолемей.
– Нет! – вскричал Александр, пятясь от друзей. – Ахилл остриг все свои волосы ради Патрокла.
Затем Александр осведомился:
– Лекарь повешен?
Селевк кивнул:
– Я приказал пригвоздить его тело к кресту.
Далее царь повелел:
– Остричь гривы всем армейским лошадям в знак траура.
Несколько дней подряд царь лично готовил ритуал похорон. Они должны были состояться в Вавилоне, новой столице его государства, где мавзолей Гефестиона мог бы стоять вечно. А здесь, в Экбатане, царь приказал Лисиппу воздвигнуть статую каменного льва в память об усопшем друге.
За несколько дней до прибытия в Вавилон для строительства нового флота и порта, во время одной из стоянок в гостинице на царской дороге Неарху приснился сон.
Иола в мокром, облегающем ее стройную фигуру хитоне стояла на камне посреди бескрайнего моря перед ним, восторженно кричащим ее имя. Казалось, что морская синяя гладь держит на своей поверхности их совершенные загорелые тела.
– И-о-л-а-а! И-о-л-а-а!
Он надел на возлюбленную венок из нежных роз, завернул ее мокрое тело в развевающиеся крылья своего гиматия.
Улыбаясь, Иола шутливо начала сдувать его с камня. Он, тут же поняв условия игры, рассмеялся. И, когда Иола в очередной раз дунула на него, упал в море.
