— Как же нам проверить вашу блестящую догадку?
— А вам не кажется, дорогой маршал, что мы — рядом с Карулей? Напрягите фантазию, представьте всё, что здесь раньше росло.
— Предлагаете наведаться к монаху Иоанну?
— Если это не покажется вам слишком обременительным.
Сиверцев немного подумал, потом обратился к Анри де Монтобану:
— Остаёшься за главного, а мы втроём совершим небольшой спуск, надо проверить одну пещеру.
***
На выступе у входа в пещеру монаха Иоанна всё было почти так же, как и раньше. Растительности здесь и в лучшие времена почти не было. Однако чувствовалось, что здесь давным–давно никто не живёт — никаких даже малейших следов живого человека они не обнаружили.
Сиверцев, Морунген и Милош гуляли по уступу, всматриваясь в море. Оно было тоскливого ровного серого цвета и такое спокойное, каким не бывает даже в полный штиль. Казалось, оно даже не спокойное, а мёртвое, невозможно было представить, что под этой безжизненной поверхностью могут обитать рыбы. Ничто так не обрадовало бы сейчас тамплиеров, как хороший добрый шторм, но не было ни малейшей надежды на то, что это море способно к шторму, и воздух горы, казалось, утратил способность колебаться. Такого абсолютного безветрия они раньше и представить себе не могли.
Вдруг братья заметили, что по морю нечто скользит — некое плавсредство, не рассекавшее воду, не дававшее волны и совершенно непривычной формы. Полусфера с двумя рядами круглых иллюминаторов. Палуб на ней не было, и людей, соответственно не было видно, и не факт, что они обязательно находились внутри. Это нечто вполне могло оказаться беспилотным роботом. Что–то мертвенное угадывалось в движении полусферы, такой же серой, как и само море.
— Вам не кажется, что море затвердело? — вслух подумал Милош.
— Вряд ли, — равнодушно заметил Морунген. — Впрочем, это не имеет значения. Ходить нам по нему не придётся. Но теперь, по крайней мере, понятно, что мы — в будущем. Где–то середина третьего тысячелетия от Рождества Христова, а если раньше, то не намного. И это тоже больше не имеет значения. Жить нам в этом мире тоже не придётся.
— А что придётся? — спросил Милош.
— Умирать, — спокойно ответил Сиверцев. — Ладно, не будем откладывать неизбежного, пойдём в пещеру.
У монаха Иоанна никогда не было слишком большого количества вещей, но даже нехитрый монашеский скарб сейчас здесь отсутствовал. Осталось только тело самого Иоанна. Инок лежал на камне в своём стареньком подряснике с руками, сложенными на груди, как живой. Лицо его было очень бледным, словно восковым, но совершенно свежим, без малейших признаков тления. Инок, как будто спящий, выглядел таким радостным и спокойным, каким, наверное, никогда не был во время земной жизни, разве что на молитве. Земной жизни в нём совершенно не чувствовалось, но и смертью от него отнюдь не веяло. Тело лучилось жизнью вечной. Перед ними были святые мощи.
— Он лежит так уже не первое столетие, — сказал Милош. — Как жаль, что никто не знает об этом.
— Мы узнали, — сказал Сиверцев. — Он словно нас хотел дождаться.
Братья приложились к тёплой руке святых мощей и почувствовали, что от неё исходит лёгкое благоухание. Андрею даже показалось, что Иоанн чуть заметно улыбнулся ему. На какое–то время им стало очень хорошо. Вскоре это благодатное состояние пройдёт, но так плохо, как было вначале на мёртвом Афоне, уже не будет.
***
Когда они втроём вернулись к братьям, им навстречу шагнул Анри:
— Мы тут без вас немного мечами помахали. На нас какие–то сумасшедшие набросились, — де Монтобан кивнул в сторону трёх трупов.
Андрей глянул на мертвецов. Серые бессмысленные лица вряд ли при жизни выглядели намного лучше. Они были с ног до головы закутаны в чёрные восточные одежды, испещрённые белыми каббалистическими знаками. Руки по–прежнему сжимали рукоятки кривых сабель.
— Бойцы — никакие, — пояснил Анри, — но держались до последнего очень ожесточённо, на раны внимания не обращали, кажется, каждого пришлось по несколько раз убивать. Кричали: «Смерть христианам».
— Жаль, что в плен ни одного не взяли, — заметил Сиверцев.
— Не думаю, что из них можно было много вытянуть. Да и насмотримся мы тут ещё на этих гадов.
— Пожалуй, — сказал Андрей и резюмировал: — В общих чертах наша задача ясна. Мы должны защищать тех христиан, которые ещё остались на разорённом Афоне. А если брат Георг прав, и мы попали во времена Антихриста, нам предстоит принять участие в последней схватке. В самой последней за всю земную историю. В путь, господа.
***
Они не знали, где именно может потребоваться их помощь, поэтому идти можно было куда угодно, тем более, что выжженный Афон представлял для этого гораздо больше возможностей, чем раньше — без непроходимых кустарников тропинки уже не навязывали строго заданных направлений.
К лунному пейзажу они постепенно привыкли, сплошной голый камень и пепел вокруг душу, конечно, не радовали, но уже не вызывали такого ужаса, как по началу. По–прежнему стояло абсолютное безветрие, и море внизу всё так же являло собой идеально ровную серую поверхность. И солнце не сказать, что очень сильно палило, но его лучи казались какими–то нездоровыми и вызывали неприятные ощущения, впрочем, не особо болезненные. Кажется, в антихристовом мире была разрушена вся прежняя экологическая система, и климат не вполне понятным пока образом изменился. Возможно, произошли серьёзные природные катаклизмы, да ещё сказалось применение новых неведомых видов оружия массового поражения.
Они брели по унылой дороге и вскоре увидели большой монастырь. Какой именно — никто толком сказать не мог, и раньше никто из них не был большим знатоком Афона, к тому же теперь всё изменилось до неузнаваемости.
— Надо осмотреть монастырь, может быть, там прячется кто–нибудь из выживших монахов, — рассудительно сказал Сиверцев и, взглянув на де Монтобана, улыбнувшись, добавил: — Не переживай, Анри, на месяц мы здесь не останемся.
Внутри монастыря, так же, как и везде на Афоне, не осталось ничего деревянного. То здесь, то там лежали кучки пепла. Андрей удивился тому, как ровно здесь всё выгорало — никаких обгоревших поверхностей — только чистый пепел, а между тем, камень нигде не потрескался, то есть жар не был слишком сильным. Да, это было действие какого–то неизвестного в XXI веке оружия, и теперь уже не имело значения, какого именно. Всё что могли придумать для уничтожения человека — уже придумали, больше ничего не успеют придумать, да и применить не успеют. Андрей вспомнил, как путешествуя по волшебному лесу, подумал, что это осень тамплиеров. Здесь была зима. Последняя зима человечества.
Осматривая монастырские помещения, они зашли в трапезную, увидев здесь удивительную картину. За длинным столом с двух сторон друг напротив друга сидели человек двадцать в чёрных одеждах с каббалистическими знаками. На столе ничего не было, слуги антихриста собрались здесь не для трапезы, но и на совещание это тоже не походило. Чёрные молчали, когда сюда зашли тамплиеры. Каждый смотрел в стол перед собой. Никто из них не повернул головы и не шелохнулся при появлении тамплиеров. Лица антихристовых слуг являли собой поразительное отсутствие мимики. Они были настолько неподвижны, что поневоле возникало сомнение — а живые ли они? Впрочем, присмотревшись, можно было убедиться, что в биологическом смысле они всё–таки живы, их пустые гляделки всё же отличались от глаз трупов. Эти странные существа чем–то напоминали заводные игрушки в ящике, где они покоятся, пока их опять не заведут. Как же они заводятся?
— Эй, любезные, гостей принимаете? — громко и насмешливо спросил Сиверцев.
Не последовало никакой реакции, значит, звуками человеческого голоса они не заводятся. Сиверцев не считал возможным атаковать тех, кто не представляет явной угрозы. Надо было как–то растормошить эти существа, и он нашёл самое простое решение, начав громко читать молитву: «Да воскреснет Бог и расточатся враги Его…».
Продолжить он не успел, слуги антихриста вскочили с мест так резко, что даже стулья попадали, и, выхватив кривые сабли, с криком «смерть христианам», набросились на тамплиеров, к чему последние были вполне готовы, так что их мечи обнажились за доли секунды.
Сиверцев, прошедший хорошую школу многочисленных сражений с сатанистами, всё–таки не смог бы припомнить такой дикой драки. Во всех сатанистах, которых он знал раньше, всё же сохранялось нечто человеческое. Иногда они кричали от боли, иногда в страхе убегали, редко, но всё же случалось, что просили о пощаде. Эти же были сущими зомби, биороботами с примитивными программами, даже их лица во время драки оставались всё такими же мертвенно–окаменевшими, видимо, ненависть была для них слишком человеческой эмоцией. И на ранения, даже очень тяжёлые, они никак не реагировали.
