ее сына, значит, вы хуже змеи, что прячется в траве, и не разыгрывайте удивления, если этот самый сын постучится в вашу дверь однажды ночью с намерением пустить вам пулю в лоб.
– Ты можешь пожалеть о столь резких высказываниях, – перебил Неда побагровевший капеллан. Священник и меня не раз пытался урезонить, но я его увещевания встречал в штыки.
– Любой человек отправляется в могилу не без некоторых сожалений, – пробормотал Келли.
Капеллан вздохнул и открыл молитвенник – было очевидно, что он не собирается возвращать Неда на путь истинный в его последний час на земле.
– Что ж, прочтем вместе несколько молитв тебе в утешение?
– Пришлите ко мне одну из тех цыпочек, что стоят на Рассел-стрит, и дайте десять минут, чтобы побыть с ней наедине. Она меня вполне утешит.
– Либо я сам прочту что-нибудь из Библии? – продолжил капеллан, игнорируя последнюю реплику Неда. – Нечто для размышлений, ведь ты готовишься встретиться со своим Создателем.
– Книжки читать – это по его части, – кивнул Келли в мою сторону. – Он и сам сочиняет всякие истории, а вы не знали, священник? Он даже послал кое-что из своих сочинений одному знаменитому писателю. Как его звали? – спросил он меня.
– Маркус Кларк [148].
– Маркус Кларк? – повернувшись ко мне, взревел священник, словно оскорбленный в лучших чувствах. – Да он же мерзавец наихудшего пошиба. Зачем ты общаешься с этим выродком?
– Некоторые свои истории он читал мне вслух, – продолжил Келли, – потому что я не все слова могу прочесть. Там все про мужчин, которых на тюремных кораблях высылают из Англии за преступления, которых они не совершали, и они сталкиваются с худшими представителями рода человеческого, судя по тому, как с этими мужчинами обращаются здесь, в Австралии. Истории его не совсем уж плохи. Этот парень умеет сплетать слова, когда захочет.
– Не могу поверить, что охранники позволяют тебе писать столь отвратительные книжонки, – сказал капеллан, глядя на меня с возмущением.
– А вы поверьте, – сказал я.
– Надеюсь, ты не сочиняешь байки о жизни в тюрьме? – продолжил он, тыча в меня пальцем. – И не утверждаешь, что с тобой обращаются хуже, чем на самом деле, не притворяешься жертвой? Сочинительство ни к чему хорошему не ведет, уж я-то знаю.
– А как насчет книги, что вы держите в руках? – спросил я, указывая на том в кожаном переплете, явно стоивший кучу денег.
– Это Библия, ты, кретин святотатствующий. – Лицо капеллана пылало огнем. – Это слово Господа нашего.
– Как скажете, – ответил я, закатывая глаза. – У него только одна книга, так ведь? Не смог написать вторую?
Нед расхохотался, а капеллан закрыл глаза и тяжело засопел.
– Будешь впредь так разговаривать, – сказал он, – я позабочусь о том, чтобы ни одного карандаша и ни единого листка бумаги не дошло до твоей камеры. А твоему брату откажу в посещениях. Ты должен проводить время с большей пользой, беседуя с Иисусом Христом, нашим Спасителем. И не надейся, что Маркус Кларк когда-нибудь ответит на твое письмо.
– Вообще-то он присылал своего друга побеседовать со мной, – сообщил я капеллану. – Вроде бы хочет опубликовать мои истории в своем журнале.
– Безобразие, – прорычал священник. – Ты здесь, чтобы выплатить долг обществу, а не для того, чтобы заразиться еще более пагубными воззрениями.
Он посмотрел на часы, и мы с Недом проследили за его взглядом. Стрелки показывали без пяти десять. Взглянув на циферблат, мы тем самым словно заставили двери распахнуться, и в комнату опять вошел начальник тюрьмы, гордый и возбужденный, какими обычно бывают толстяки у буфетной стойки.
– Он помирился со Вседержителем? – спросил начальник, кивая на Келли.
– Настолько, насколько ему вздумалось, – ответил капеллан со вздохом. – Вряд ли у этих двоих имеется шанс вскоре увидеться.
– Ну и ладно, – сказал начальник, и к моему другу с двух сторон подошли офицеры, взяли Неда за предплечья и подняли на ноги. – Пора платить по счетам.
Нед пребывал в задумчивости, пока мы шли по его последнему коридору туда, где соорудили эшафот. Когда видишь этот инструмент смерти впервые, становится страшно: сизалевая веревка, намотанная на стальной брус, что тянется от стены к стене, а с конца бруса свисает прочная петля. Мы находились на первом этаже тюрьмы, откуда временно переместили других заключенных, но прежде сняли заслонку люка в полу, в образовавшуюся дыру приговоренный либо проваливался – либо его туда сталкивали.
На казнь пришли поглазеть с полдюжины охранников, нескольких газетных репортеров впустили понаблюдать, как самый знаменитый преступник Австралии отойдет в мир иной. Репортеры разразились подбадривающими воплями, когда увидели человека, о котором газетной писанины было продано больше, чем о ком-либо другом; они уже начали прикидывать, кто заменит Келли в их статейках, когда его шея треснет. Нед обернулся к ним, сдвинув брови.
– Какого черта вы тут орете? – крикнул Нед, покачав головой, и даже в этот момент, когда у него не было ни малейшей возможности задать газетчикам жару, они струхнули.
Тюремный начальник прочел судебное постановление, утверждавшее, что Нед был осужден по закону и справедливости, будучи виновным в многократных убийствах, и что приговор, с ведома судьи сэра Редмонда Барри, вступил в силу 19 октября сего года, 1880-го от Рождества Христова, в городе Мельбурн, штат Виктория великой федеративной Австралии, и будет приведен в исполнение в соответствии с требованием закона.
Я шагнул вперед, чтобы пожать руку моему другу, и хотя он ответил на рукопожатие, казалось, он едва узнает меня. Его взгляд был прикован к веревке, что раскачивалась над ним. Келли был храбрым человеком, в этом нет сомнений, но, оказавшись лицом к лицу с неминуемой смертью, многих из нас пробьет дрожь и мы спросим себя, как мы прожили свои жизни и что нас ждет, когда дыхание улетучится из наших тел, – спасение, адовы муки или вечное молчание.
– Капюшон? – спросил начальник, протягивая Келли черный мешок, который он мог бы надеть, если б захотел, но он покачал головой.
– Не вижу смысла делать мир темнее, пока он сам не потемнеет, – пробормотал Нед.
– Тебе решать, – сказал начальник, отбрасывая мешок в сторону. Затем он кивнул палачу, и тот, не проронив ни слова, вышел вперед и надел петлю на шею Неда.
– Никакого последнего слова? – поинтересовался начальник, и Келли глядел на него искоса, пока ему на руки, сложенные за спиной, надевали наручники, чтобы он, падая, не боролся с веревкой чересчур упрямо.
– Оно ничего не изменит, – дернул плечом Нед, и вдруг, прежде чем я понял, что происходит, он прыгнул вниз. Ему повезло: судя по траектории падения, шея его переломилась, и он умер мгновенно – не боролся ни единой секунды,
