людей своих.
– Что тятя делает? – спрашивал Федя. Сердце мальчика завороженно застыло, а по спине пробежал холодок.
– Подрастёшь – сам с тятькой будешь то делать, – молвил воевода, потрепав Федю по голове.
Мальчик невольно вскрикнул, когда завидел, как отец вздёргивает попа.
Фёдор резко открыл глаза. Спросонья оглядевшись, он не признал места, где очутился, да схватился за нож, припрятанный под подушкой. Несколько мгновений надобно было, дабы разгорячённый разум унялся. Пущай и летняя ночь стояла – всё тело вдруг пронял холод. На коже выступили мурашки, руки дрожали. Фёдор откинул голову назад, убирая пряди, что ниспадали на лицо.
«Я там был? Взаправду?» – вопрошал сам себя юноша.
Басманов почесал затылок, зевнул, встал на ноги. До утра он не смыкал глаз. Опричник попытался было вновь уснуть, но сон никак не шёл. Всё перед глазами стоял пологий холм, утопающий в молочном болотном тумане.
* * *
– Елдыга грабастая! – Вяземский отпрянул назад, не ожидая в столь ранний час увидеть Фёдора в палате.
Басманов сидел в окне, свесив одну ногу. Он глядел, как занимается заря. Заметив Афанасия, а потом уж услыхав и возглас его, Фёдор вскинул бровь да усмехнулся.
– Неужто так скверно выгляжу? – со слабой усмешкой спросил Басманов, прибрав прядь за ухо.
Афанасий глубоко вздохнул, перевёл дыхание и положил руку на грудь.
– Тебе-то чего не спится? – спросил князь, спустившись вниз.
Фёдор пожал плечами.
– А тебе чего? – спросил Басманов, наблюдая, как Вяземский в тяжёлой усталости рухнул в кресло.
– Неужто не слышал? – спросил князь, ища под столом водку.
– Вой-то? Как же не слышать, – кивнул Фёдор, глубоко вздыхая.
– От, родимая! – радостно молвил Вяземский, открывая бутыль.
Афанасий предложил Фёдору, но тот коротко помотал головой. Вяземский пожал плечами да глотнул из бутыли.
– Ну что, выпускаем псоватого этого дурку на встречу с Михал Михалычем да уповаем на милость Божью? – спросил Фёдор.
– Да на скудоумность Миши, – усмехнулся Афанасий, ставя бутыль пред собой на столе.
– Да он, верно, на скудоумии-то и схоронился от царя вот уж сколько лет? – молвил Басманов.
Вяземский тяжело вздохнул, постукивая пальцем по столу.
– Ни с кем, кроме Димитрия, Луговский не выйдет на встречу, – произнёс Афанасий.
– А ежели я пойду с письмом от Пальского? – спросил Фёдор.
Вяземский поднял взгляд на Басманова и мотнул головой.
– В письме Пальский укажет меня своим человеком, – предложил Фёдор.
– Нет, – отрезал Вяземский. – Ежели и держать ответ перед государем, так за то, что Луговского упустили. Ежели ты Мишке не понравишься, худо всем будет, а ты ему не понравишься с первого взгляду – у него глаз намётан, уж поверь! Всякую неправду, как псина, чует.
– А что Димку перемолотили, так не почует? – спросил Басманов. – Луговский не знает моего лица.
– И не узнает! – бросил Афанасий. – Нет, Федь, ты славный малый, и язык у тебя подвешен, и чёрт возьми, будь мы в столице али Слободе – без раздумий послал бы тебя с самим чёртом знаться! Но ныне я в ответе за тебя, и голова моя на плечах мне не жмёт, не давит.
– Ты с людьми ратными будешь следить за встречею, – молвил Фёдор. – Конечно, я и сам буду при оружии. Самое страшное – и впрямь, упустим Луговского. Ежели то будет по моей вине, клянусь, Афонь, я сам пред царём отчитываться буду.
Вяземский хмуро смотрел на Басманова, отрицательно покачивая головой. Фёдор спрыгнул с подоконника внутрь.
– Ежели Луговский увидит Пальского, то сразу ясно станет, что к чему, – молвил Басманов, медленно подходя к Вяземскому да садясь подле него, упёршись рукой о своё колено. – И тебя он признает. Ратные люди твои довольно хмурый народ. Афонь, я клянусь, я уболтаю его явиться на пристань, где его будет ждать Димитрий. Когда спохватится, поздно будет.
Вяземский опустил взгляд.
– Я говорить буду только под твоим надсмотром, – произнёс Басманов.
– Довольно, нет, – грубо отрезал Афанасий и потянулся к водке, да Фёдор был проворнее.
Юноша опередил Вяземского и отодвинул бутыль на край стола.
– Басманов! – рявкнул Афанасий да схватил юношу за шиворот.
Фёдор подал голову назад и глядел на князя, чуть опустив веки. Вяземский стиснул зубы и грубо оттолкнул юношу от себя.
– Утро вечера мудренее, – молвил Басманов, отряхнув свою рубаху, да воротил Вяземскому бутыль.
Юноша уж ступил на лестницу, как Вяземский окрикнул его.
– Федь, – сухо бросил князь.
Басманов обернулся, сложив руки на груди.
– Вернёмся в Слободу, царь сложит с меня обет мой, от тогда и потолкуем по-свойски, – молвил Вяземский да вновь припал к бутыли.
– Непременно, Афанасий Иваныч, – ответил юноша напоследок.
* * *
Новое солнце поднялось над Новгородом. От полуденного зноя едва можно было укрыться. На окраине города маленький кабак принимал под своей тенью многих купцов, мореходов али прочих умельцев. Фёдор спешился в нескольких улицах отсюда и неспешно прогуливался, всё глядя по сторонам на резные украшательства высоких теремов.
На юноше была белая рубаха, расшитая красными узорами. Пышные рукава были схвачены к запястью. Широкий пояс дважды обходил вокруг тела, высокие красные сапоги едва-едва припылились дорогой. Дойдя до питейного, Басманов пытался разглядеть какую особую примету да не спешил заходить.
– Хлебу – мера, – раздалось у него из-за спины.
Юноша тотчас же обернулся. Перед ним стоял высокий мужчина в длинной рубахе с наглухо застёгнутым воротом. Руки были сложены вместе и полностью припрятаны в рукава. Белое лицо окаймляла тёмная ровная борода. Тёмно-серые холодные глаза казались недвижными, а на внешних уголках сетка мелких морщин давала понять, что не по сердцу мужчине палящее солнце, точно оно его слепит больше всякой меры.
– Слову – вера, деньгам – счёт, – ответил Фёдор, разглядывая незнакомца.
Мужчина кивнул, точно пригласил следовать за ним в кабак. Басманов глубоко вздохнул. Стоило юноше сделать пару шагов, как ещё двое встали из-за стола. Оба глядели угрюмыми зверьми. Фёдор развёл руки, давая себя обыскать. Он глубоко вздохнул, когда забрали его нож из-за пояса да кинжал из сапога.
Мужчина же, встретивший Басманова, занял место, подальше от посторонних глаз. Пред ним на стол выложили оружие Фёдора, а самого юношу усадили напротив да встали поодаль. Незнакомец поглядел на оружие, доставая из ножен. Ничего не молвив, он бросил его обратно на стол, подняв резкий звон. Басманов мельком видел, как двое мужчин, обыскивавших его, вышли из кабака.
– К Михал Михалычу, – произнёс Фёдор, доставая из-за пазухи письмо, писанное да запечатанное Пальским.
Молчаливый незнакомец поглядел на конверт и коротко кивнул, принимая послание.
– Чьих сам будешь? – спросил он Фёдора.
– Согорских, – ответил юноша. – Иван Степанович.
– Говаривают, сгинул ты у Подольска, – произнёс незнакомец, недоверчиво глядя поверх письма.
– Да вы не внимайте сим шибко бредням, – усмехнулся Фёдор, мотнув
