приводит его в ярость. Шекспир совершил ошибку, пропустив фразу, объяснявшую причину гнева, а смягчать выражение этого гнева поленился» [6].
Палатка французского короля
Входят Констанция, Артур и Солсбери.
Констанция уже услышала от Солсбери последние новости. Они столь ужасны, что она отказывается верить.
– Бланка и Людовик венчаются! Короли заключают мир! Да как это может быть? Ты, наверное, что-то не так понял, чего-то не расслышал. Или ты решил надо мной подшутить и специально обманываешь? Мне же король лично поклялся! Ну признайся: это была шутка?
Наконец, она замечает, что вид у Солсбери (если кто уже забыл – это Уильям Длинный Меч, внебрачный сын короля Генриха Второго, то есть единокровный братец Иоанна) довольно-таки унылый и чуть не слезы на глазах. С таким выражением на лице шутки обычно не шутят.
– Так что? – спрашивает Констанция. – Неужели это правда?
– Я рассказал все как есть.
– Лучше бы я умерла от горя, чем слышать такое! Дофин женится на Бланке! А мой сын? Что с ним будет? Француз и англичанин теперь дружат, а мне что делать? Уйди с глаз моих, видеть тебя не хочу!
Ну, тут как обычно: кто принес хорошие известия – тому плюшки и пряники, а у кого известия плохие – пусть пеняет на себя.
– Разве я виноват, что пришлось принести вам такие дурные новости? – оправдывается Солсбери.
– Новости настолько мерзкие, что и тот, кто их принес, тоже мерзок, – отвечает Констанция.
Артур пытается утешить мать.
– Матушка, не расстраивайся так, пожалуйста!
– Да как же не расстраиваться! Был бы ты каким-нибудь уродом или идиотом – мне было бы не жалко, что с тобой так обошлись, все равно ты был бы недостоин короны. Но ты же красавец, умница, хороший мальчик! Быть королем тебе предначертано судьбой, а они тебя подло обманули, лишили законных прав! Фортуна от тебя отвернулась. Она – бессовестная девка, если предпочла Иоанна. Солсбери, признай, что Филипп – подлый изменник! – требует она. – В противном случае – убирайся отсюда.
– Я не могу вернуться без вас, – говорит Солсбери.
А, понятно: его послали за Констанцией.
– Ничего, вернешься без меня. Я никуда не пойду. Если им надо – сами пусть приходят.
Садится на землю.
Входят король Иоанн, король Филипп, Людовик, Бланка, Элеонора, Бастард, эрцгерцог Австрийский и свита.
– Что ж, дорогая, у нас сегодня праздник! – торжественно объявляет Филипп.
– Пусть этот день будет проклят как самый несчастный день, – отвечает Констанция, поднимаясь с земли.
– Ну зачем вы так, принцесса? Это прекрасный день, вот увидите! Я же давал вам слово короля.
– Ваше слово – фальшивая монета! Вы – отступник, вы мне обещали пролить кровь моих врагов, а сами заключили с ними союз. Вы лжец! Знаете, о чем я мечтаю? О том, чтобы еще до конца дня вы с вашим новым дружком Иоанном рассорились насмерть!
Эрцгерцог пытается ее утихомирить.
– Спокойнее, принцесса.
Но Констанция уже разошлась вовсю и обрушивает свой гнев на эрцгерцога:
– Для меня спокойствие – смерть! Ты, Лимож, раб, негодяй и трус! В бою ты полное ничтожество, зато в подлости тебе нет равных! Ты лжец, королевский холуй! «Болван пустой, ничтожный дурень! Пыжился, грозил моим врагам!» Ты же клялся, что стоишь на моей стороне и я могу тебе доверять, а сам переметнулся к тем, кто против меня! «Сбрось шкуру льва, скорей напяль телячью!»
– Эх, была бы ты мужчиной – я б тебя убил за такие слова! – восклицает эрцгерцог.
Эрцгерцог, Бастард и Констанция. Художник A. Hopkins; гравер R. & E. Taylor, вторая половина XIX века.
Бастард моментально ловит мысль и дает эрцгерцогу законный повод вступить в драку.
– Сбрось шкуру льва, скорей напяль телячью! – с вызовом повторяет он слова Констанции.
– Молчи, мерзавец, если тебе жизнь дорога! – рычит оскорбленный эрцгерцог.
Но Бастард продолжает дразнить Австрийца и снова повторяет фразу слово в слово. Однако дерзкое поведение Бастарда не по вкусу королю Иоанну.
– Прекрати. Ты забываешься, – строго произносит он.
Входит кардинал Пандольф.
Это новая фигура на сцене, давайте посмотрим, кто он таков. Пандульф (Пандольф) Верраччо был римским церковным политиком и папским легатом в Англии. Беда, однако, в том, что с королем Иоанном этот деятель впервые вступил в контакт только в 1211 году, когда приехал в Англию по поручению папы Иннокентия Третьего. А у нас, судя по всему, на дворе еще только 1202 год, поскольку именно в том году Иоанн Безземельный и его племянник Артур Бретонский воевали друг с другом за анжуйские земли. Мы с вами давно уже поняли, что Шекспир тасует факты так, как ему нужно, не обращая внимания на хронологию и реальный возраст персонажей. Но он же не просто так это делает. Если делает – значит, автору так нужно для подчеркивания какой-то идеи. С этих позиций мы имеем полное право предполагать, что Пандольф понадобился для высвечивания конфликта, который разгорелся между Иоанном и Римской католической церковью. Конфликт действительно был (только существенно позже той анжуйской кампании), папа налагал на Англию интердикт, предавал Иоанна анафеме. В чем проблема? А в том, что Иоанну требовались деньги на ведение войн; он попросил матпомощь у церкви, но церковники навстречу не пошли и денег не дали. Иоанн попытался использовать давно опробованный механизм: назначать на освобождающиеся должности епископов и архиепископов своих людей, проверенных и надежных, чтобы они без разговоров отчисляли в казну столько, сколько нужно. Папа римский относился к королевским нуждам с пониманием и до поры до времени закрывал на это глаза. Но на кандидатуре архиепископа Кентерберийского схема засбоила: в 1205 году место освободилось, папа стал предлагать кандидатуры, а король никого не одобрял и не назначал. Терпение у папы лопнуло, и в 1207 году он своей властью назначил в Кентербери нового архиепископа. Тут Иоанн встал на дыбы: как это так, какой-то там папа вмешивается в дела его королевства?! Он сам будет назначать тех, кого сочтет нужным! И в знак протеста выгнал из Англии всех, кто выполнил требование папы. Более того, король самовольно захватил все английские представительства итальянских епископов и отказался впускать в страну папских легатов. В ответ папа наложил на Англию интердикт, а это штука ух какая серьезная: в стране запрещалось проводить любые церковные службы и осуществлять таинства. Исключение составляли крещение и отпущение грехов умирающим. Ну сами представьте:
