— Что сказать Солта-Мураду и Берсу, вы лучше меня знаете. О дальнейшем выселении и речи не может быть. Пусть не надеются на турок.
— Странные ты ведешь разговоры, — опять не выдержал Арзу -
Словно умирать собрался. Или тебе рай по-турецки так пришелся по сердцу, что ты решил обосноваться здесь?
Маккал рассмеялся.
— Я говорю все это на всякий случай. Кто-то ведь должен добраться до наших гор и рассказать правду.
— Кто-то должен, — грустно подтвердил Чора. — Но и там нам придется несладко… Неужели мы покоримся русскому царю?
Вопрос повис в воздухе. Ибо никто не знал, что ответить.
При вспышке молнии все заметили стоящего на пороге человека.
— Али… — послышался голос.
Али сбросил с плеч бурку и, согнувшись, пошел к выходу.
— Кто здесь?
— Это я… Эсет…
* * *
Ливень прекратился, но где-то отдаленно и глухо еще продолжал перекатываться гром. Небо прояснилось, и стало чуть светлее.
Эсет как переступила порог, так и застыла в углу, опустив голову. Вода струйками стекала с ее платья, а лицо пылало. Она не стыдилась своего поступка, но в последнюю минуту решимость покинула ее. Словно откуда-то издалека доносился до нее голос Маккала, который о чем-то спрашивал, но о чем он спрашивал, она просто не в состоянии была понять…
— Я… мне… больше некуда идти, — наконец выдавила она. И сбивчиво рассказала о подлом предложении Шахби.
Это известие потрясло мужчин. Но они пока молчали, с трудом сдерживая гнев.
— Эсет, мы выйдем на свежий воздух, — нарушил наконец тишину Маккал, — а ты переоденься в сухое. Вот тебе черкеска и башлык.
Сойдут, пока твоя одежда не высохнет.
Мужчины вышли.
— Друзья мои, — начал Маккал. — Время сейчас очень тяжелое. Даже самые близкие не могут помочь друг другу, а Эсет одинока. Кто приютит попавшую в беду женщину?..
— Да все мы! — воскликнул Чора. — Мы все станем ей братьями…
— Ты прав, Чора… Но мне кажется, что Аллах направил ее к нам совершенно с другой целью… Да-да, Чора, ты не удивляйся…
Не секрет, что Арзу и она давно любят друг друга… Если все вы не против, я хотел бы обвенчать их…
— До чего же умная у тебя голова, Маккал! — вскричал Чора.-
Вот почему тебе первому приходят правильные мысли.
Арзу, нахмурившись, молчал.
— Ты-то что скажешь, Арзу? — спросил Маккал.
— Я запрещаю вам говорить на эту тему.
— Почему?
— Я еще не пал так низко, чтобы воспользоваться беззащитностью одинокой женщины.
— Ты только чушь не городи… Весь Гати-Юрт знает, как вы страдали и страдаете… Ведь жить друг без друга не можете…
— Тем более. Я стану ей любящим братом…
— Как это… любящим братом? А она… твоей любящей сестрой?
Что-то не пойму я. Ты смешишь людей, Арзу!
— Соглашайся, Арзу, — вмешался Чора. — Маккал прав. Не будете вы братом и сестрой перед людьми и Аллахом, а злые языки непременно найдутся. Чего же ждать?.. Поженитесь, и все встанет на свои места.
— Гати совсем недавно умер, — упорствовал Арзу.
— Три месяца минуло. Все законно, все по шариату.
Арзу сдался.
На следующий день Маккал, пригласив двух свидетелей — Касума и Тарама — обвенчал влюбленных.
— Клянусь Аллахом, давно я не испытывал такой радости, — говорил Маккал, обнимая молодоженов. — Живите счастливо…
* * *
Выписка из рапорта наместника Кавказа, главнокомандующего Кавказской армией, генерал-фельдцейхмейстера Его Императорского Высочества, Великого князя Михаила Николаевича военному министру Милютину:
"№ 1874. 28 декабря 1865 года.
По принятому Портой на себя перед началом переселения обязательству чеченцы не могли быть выдворяемы в ближайших к нашим пределам пашалыках.
…Как я и ожидал, турецкие власти с самого начала стали уклоняться от принятия надлежащих мер к безотлагательному удалению чеченских партий от наших пределов, и в результате этого почти половина всех переселенцев сосредоточилась в окрестностях Муша, а остальные вновь прибывающие партии стали располагаться в Эрзерумской равнине.
…Чеченцы, оставаясь на открытом поле, стали страдать от холода и жалеть о покинутой ими родине. При таком положении дел часть их направилась по дороге к Александрополю с намерением возвратиться в наши пределы.
Побуждаемые, наконец, из Константинополя местные турецкие власти очнулись от бездействия, но тогда чеченцы, в свою очередь, начали оказывать сопротивление к оставлению Муша и Эрзерума. Они потребовали предварительной посылки некоторых своих старшин для осмотра предназначенных для поселения их мест. Вали согласился на эту посылку, но старшины, доехав только до Чубакчура, возвратились, не увидев назначенной для них земли, и объявили, что земля плоха. Впечатление было произведено, и эрзерумские партии, двинувшиеся через Чубакчур к Палу, возвратились в Муш. Некоторые из достигших уже Эрзингана самовольно прибыли обратно в Эрзерум. После этого на новые требования турецких властей двинуться из Мушского округа чеченцы, число которых возросло там до 18–20 тысяч человек, несмотря на то, что из Муша до Чубакчура всего 18 часов езды и что при выходе из Чубакчура их ждали 3 тысячи войск, посланных диарбекирским генерал-губернатором с провиантом для них, отказались оставить Муш и ознаменовали пребывание там воровством, грабежом, убийствами и разорением христианских деревень. В довершение всего они дважды пытались атаковать Муш, и только благодаря распорядительности местного начальника войск предупрежден был открытый бой населения Муша с чеченцами. Несмотря на такое положение дел, вали употреблял те же полумеры, в которых обвинял своих предшественников. Так прошло время до начала октября, и только на категорический запрос Эмин-паше, сделанный капитаном Зеленым, намерен ли тот или нет вывести горцев из окрестностей Муша, вали обратился к великому визирю за разрешением употребить против чеченцев силу оружия. 7 октября получил просимое им разрешение и приказание водворить главную массу переселенцев в Диарбекирскую область, а остальных расположить на зиму в Ване, Муше, Эрзингане, Байбурте, Эрзеруме и Чильдыре. Капитан Зеленый протестовал против занятия Вана, Карса и Чильдыра…"
ГЛАВА XI. МУСА КУНДУХОВ, СЫН АЛХАЗА
Сестры нет оплакать тебя -
Здесь вражья страна,
И матери нет причитать -
Здесь вражья страна.
Чеченская народная песня
Бесконечные дожди и непролазная грязь на дорогах вынудили переселенцев укрыться в старой заброшенной башне на склоне горы. Уже несколько дней они жили под сводами старинного холодного каменного храма в ожидании нормальной погоды.
Наконец тучи рассеялись, выглянуло солнце. Подождали день, чтобы подсохла грязь, и только тогда снова тронулись в путь.
Вел переселенцев Арзу. Люди шли за ним молча, безропотно, покорившись его воле, силе и стойкости. Им казалось, что этот высокий и стройный человек послан им самим Богом, чтобы он привел их к родному очагу. Они были в том уверены, и эта уверенность помогала им переносить трудности пути, болезни и лишения. Люди верили Арзу, тянулись к нему, спрашивали совета.
Да и сам он старался ничего не предпринимать, не посоветовавшись с людьми, не получив их согласия.
Арзу ехал впереди десятка всадников. Лица у всех похудели, осунулись. Они тихо переговаривались и часто останавливались, поджидая отставших.
Сзади послышался глухой топот копыт. Арзу оглянулся. Турецкие всадники, разделившись, заходили с двух сторон, окружая колонну переселенцев.
— Стой! — закричал во все горло скакавший во главе отряда чернобородый офицер. — Поворачивай назад!
Всадники, размахивая плетками, врезались в толпу. Мужчины остановились, вскинули ружья и взяли всадников на прицел. В руках женщин блеснули широкие кинжалы.
— Не стрелять! — крикнул Арзу.
Любой ценой нужно было предотвратить кровопролитие. Турок слишком много, имеющимися силами их не одолеть.
О чеченцах среди местного населения уже ходили дурные слухи.
Их намеренно распространяли местные власти, чтобы разжечь вражду, а потому мелкие стычки бывали довольно часто.
Переселенцы просили, чтобы им дали немного хлеба и не мешали двигаться на север. Тогда бы они никого не трогали. Арзу был против грабежей, но и он порой ничего не мог поделать: голод диктовал людям свой девиз: "Не дают хлеба миром — отнимай силой".
