с выражением беспомощного страха. Такого взгляда он у неё ещё не видел, да вряд ли видел когда-либо и кто-то другой. У королевы даже задрожали губы.
— Клянусь сотней дохлых сарацинов! Вижу, конечно. Это не обычный бег лошади... Следы такие, будто конь пытался выскочить из-под седла. И явно не слушался узды: вот здесь он перемахнул через камень, а когда коснулся земли передними копытами, дважды взбрыкнул задом. Чудо, что всадник усидел на нём!
— Ричарду случалось укрощать необъезженных лошадей!.. — проговорила Элеонора, смертельно бледнея, но продолжая владеть собою. — Однако здесь дело хуже, ведь так? Это не дикая, это — бешеная лошадь?
— Сто против одного, что так и есть! — ровные густые брови Седого Волка почти сошлись над переносицей, отчего взгляд его стальных глаз сделался особенно острым и пронзительным. — И чтоб мне больше не натягивать лука, если бешенство не нашло на коня именно здесь... Ведь в самом начале тропы след был обычным, жеребец явно слушался поводьев. Кажется, нам пора снова пустить в ход шпоры, ваше величество! Хотя, что там... Если мы отстали на час, то, скорее всего, всё уже решилось.
Элеонора не спросила, как сделала бы почти всякая другая женщина: «Что решилось?», не вздрогнула, не покачнулась в седле. Она лишь осенила себя быстрым крестным знамением и дала шпоры коню.
В это время они миновали первый пологий горный отрог, за которым, на более крутом холме, курчавилась невысокая рощица, а дальше широкой полосой шли скалы, подступая к ещё более крутому и высокому склону. След взбесившегося коня вёл именно туда.
— Проклятие! — прошептал Седрик, понукая и понукая покрытого пеной коня. — А вот по скалам так лететь уж и вовсе немыслимо... Что это за лошадь, миледи? Откуда король взял её?
— Подарок! — не сбавляя хода, бросила Элеонора. — От греческого купца. Но он не грек! Мне доносили, что у Ожера Рафлуа есть шпион, который рядится купцом, то мусульманином, то византийцем... На самом деле он — дамасский еврей, связанный и с тамплиерами, и с Саладином! Клянусь Богом, если с Ричардом случилась беда, я отыщу эту иудейскую змею!
Они одолели скат холма и на всём скаку влетели в рощу. Но здесь пришлось сдержать коней: густые заросли кизила и граната, росшие меж отдельных невысоких тополей и дикой сливы, в иных местах казались совершенно непроходимыми. Однако, судя по следам, а также изломанным веткам и примятым кустам, взбесившегося коня эта преграда не задержала. На некоторых веточках остались прядки конской гривы, а в одном месте Седрик снял с куста клочок светлой ткани.
— Ещё и в рубашке, без кольчуги!.. — прошептал он так, чтобы не услыхала Элеонора. — Вот сумасшедший!
— Смотрите, мессир! Кровь! — крикнула королева, указывая на следующий куст.
Он тоже был измят, и на тёмных продолговатых листьях тут и там темнели багровые брызги и пятна.
— Разбиться здесь не обо что! — воскликнул старый рыцарь. — Или всадник, или конь могли, конечно, рассадить себе тело ветками, но... Ого, смотрите: вот здесь жеребец осел на задние ноги, похоже, почти упал. И снова много крови.
— Целая лужа! — выдохнула королева. — Что это значит? Что это значит, мессир?!
— Значит, что это кровь лошади, миледи. Человек, потеряв столько крови, уже свалился бы с седла. Вперёд, вперёд! Мы, кажется, уже близко...
Заросли раздвинулись, и всадники вынеслись на прогалину, отделявшую рощу от первых ребристых уступов начинавшихся за нею скал. И здесь Седрик и Элеонора разом осадили коней. Посреди прогалины, на чахлой траве, лежало, распластавшись, тело чёрного, как уголь, коня. И прямо на нём, устало согнувшись, свесив руки меж коленей, сидел человек.
— Ричард! — звонким, как у молодой девушки голосом вскрикнула Элеонора и не соскочила, а рухнула с седла.
Однако Седрик успел спешиться мгновением раньше и подхватил её почти на руки.
— Мама? — Ричард Львиное Сердце поднял голову и, увидав, как обессиленно поникла Элеонора в могучих объятиях Седого Волка, вскочил на ноги. — Мама, ты что?!
Рубашка на нём была в клочья изорвана о ветви, кровавые ссадины алели на руках и на плечах, одна длинная царапина наискось пересекала лоб.
— Мама, я не верю, что ты можешь упасть в обморок! И с чего падать? Всё хорошо!
— Да? — она утвердилась на ногах, медленно отняла свою руку у старого рыцаря. — Это вот называется «всё хорошо»? — она указала на простёртое тело коня, от которого в разные стороны расползались ручейки густой, почти чёрной крови. — Это — обычное дело, скакать на взбесившейся лошади?!
Ричард обменялся быстрым взглядом с Седриком, и в этом взгляде была такая бесконечная благодарность, что сердце Седого Волка впервые за много лет дрогнуло. Он вдруг понял, что случись с этим человеком несчастье, ему было бы от этого почти так же больно, как Элеоноре...
— Конь взбесился внезапно, — устало сказал король. — Уж не знаю, кто приказал купцу сделать мне такой «подарок»? Может, это затея Саладина, но скорее кого-то другого...
— Кого — мы, пожалуй, уже знаем! — сердито хмурясь, отрезал Седрик. — И Саладин тут ни при чём. А вот, как вам, ваше величество, удалось прирезать лошадку так, чтобы она не рухнула на всём скаку?
— Да я просто надрезал коню сонную артерию, и он истёк кровью на ходу, — Ричард взял Элеонору за руку и с какой-то испуганной нежностью привлёк её к себе. — Конечно, была опасность, что бедняга рухнет на всём скаку, но этого не случилось. А ведь ещё немного, и он бы помчался по скалам... Фу-у! Как только поднимается рука у этих негодяев травить таких красивых лошадей?
— Вот лошадь ему жалко! — вскрикнула королева.
