— Что, друг, добрались? — сказал Родион, перекидывая узду через голову коню и протирая веки на лошадиной морде, где скопилась мошка. — Пойдём потихоньку, впереди есть валёжина, там и передохнём малость, оглядимся.
Поваленная ветром сосна не годилась на дрова: она была обильно покрыта крупными сучьями, пилить и колоть — все руки обобьёшь, а упала она от стихии. Сначала молния ударила её под самый корень да выжгла ствол, а потом порыв ветра уронил красавицу. Теперь она стала местом отдыха всех жителей, возвращавшихся домой и желавших передохнуть, а также грибников и ягодников, промышлявших возле своей деревни.
Внешне деревня не изменилась: домов не прибавилось, значит, и сельчан не прибавилось. Родион даже обрадовался тому, что всё осталось по-старому: таким, каким он вспоминал эти места там, в далёкой стороне, а ещё снилась ему Бирюса, по которой ему пришлось походить и пешком по льду, и на лодках, чтобы проверить шивера. Снились сине-зелёные дали бескрайней тайги — на них когда-то он любовался, взбираясь на высоченное дерево. Эти зелёные волны поднимались по вершинам распадков и опускались в небольшие долины, вечно колыхаясь под порывами бродяги-ветра. Если внизу было совсем тихо — не шевелилось ни травинки, то макушки высоченных сосен и лиственниц покачивались из стороны в сторону и поскрипывали.
Только третий день заканчивался, как Родион вышел из вагона на Тайшетском вокзале, а столько событий произошло, но самое главное и самое важное — Лиза. Теперь только она занимала все его мысли. Раньше она была для него необычной подружкой, а теперь что-то произошло — весь мир переменился, и казалось, что даже война, о которой он пытался поскорее забыть, ушла куда-то далеко, будто сон. Он видел только глаза Лизы: то полные слёз, то лукавые, то весёлые. Вот и теперь, вспомнив эти глаза, Родион улыбнулся и поднялся с сосны.
—
Пошли дальше, — сказал он коню, пощипывающему траву.
Последние полверсты до первой поскотины закончились быстро —
через прогон Родион вышел прямо к дому брата. Забасил кобель во дворе не то чтобы от злобы, просто для порядка. Родион окликнул его, кобель прислушался, замолчал и стал старательно вилять хвостом.
—
Кто там собаку изводит? — проворчал Евсей, выходя из сарая, где он готовил инструмент к уборке хлеба.
Покос только закончили, теперь было немного времени передохнуть и приготовиться к осени. Евсей открыл калитку и онемел.
—
Вот и потеря наша, — только и сказал он, прислонившись к калитке.
—
Брат, ты чего? — растерялся Родион и придержал Евсея.
—
Ничего, теперь уж ничего, всё хорошо, — сказал Евсей и обнял брата.
Из дома выскочила Ульяна, за ней — дети.
—
Дядя Родя приехал! — кричали они. — Дядя приехал!
Со всех сторон по улице бежали дети посмотреть на солдата, уже спешили и сельчане, повинуясь нежданной радости. Мужики степенно и важно подходили к Родиону, пожимали руки; женщины, отворачиваясь, вытирали влажные глаза. Ребятишки крутились вокруг, разглядывая гостя, некоторые уже и забыли его. Только Саша Поляков стоял возле своего дома и издалека смотрел за происходящим.
—
Саня, ты чего в стороне от людей? — крикнул Евсей. — Иди сюда.
Только тогда Саня медленно подошёл и протянул руку Родиону.
—
Вот и сон в руку, как и сказал, что скоро Родион приедет, так и вышло по его, — сказал Кирьян.
Бабы загомонили, удивляясь такому совпадению.
—
Ведь точно говорил Саня. Мы и порядок у тебя навели в доме, — сказала Настасья. — Теперь и встречины сделаем, а ну, бабоньки, давай неси, что у кого есть, сейчас и стол соберём.
—
Правильно сказал Саня, что не один придёт Родион, видишь, коня привёл, а наши бабы думали, что с жёнкой придёт.
Мужики поначалу захихикали, а потом и вовсе захохотали, разряжая обстановку.
—
Тебе и дом бабы принарядили. Раз Саня сказал — пришлось постараться, — смеялся Маркел.
Встречины решили делать в доме Родиона. Со всех домов потянулись женщины с чугунками, а Родион тем временем одаривал ребятишек.
Засиделись допоздна. Пришлось зажечь две лампы — одной было мало. Плясали, пели песни, веселились как умели, как душа велела. Евсей весь вечер сидел рядом с братом, словно боялся, что тот опять может исчезнуть. Дети подходили к Родиону потрогать награды. Маркел оглядел награды и сказал:
—
Я сколько раз бывал в Конторке, там, в забегаловках, много бывших фронтовиков видел: калеки есть, разные болтуны есть, но «Георгия» я ни у кого не видел — а здесь сразу два. Молодец, Родька, не посрамил наши Тальники. А скажи-ка, Родион, про нашу деревню никто и слыхом не слыхивал?
—
Верно, про Тайшет знали мои дружки из Канска, а о нашей деревне не только там, но и в Тайшете мало кто ведает.
—
Вот и хорошо: меньше знают — нам спокойнее, — заключил Маркел и поднял стакан. — За нашего героя, за нашего Родиона, а Евсей? Совсем пацаном с нами на Бирюсу бегал, а смотри теперь — герой.
Когда все разошлись, Родион вышел на крыльцо и сел подышать прохладным воздухом августовской ночи. В воздухе появилась мелкая изморось, выпадавшая в обильные утренние росы. Хотелось посмотреть на звездопад — особенно красивый в августе. Не успеваешь задумать желание, а две-три звезды уже прочертили небо белыми линиями и упали за дальнюю сопку. Звезды торжественно и тихо соскальзывали с поднебесья и сгорали, не долетая до земли. Никакого шума или даже шороха, словно всё живое на свете замирало, любуясь ими. А ещё любил Родион тихие летние зарницы, разрезавшие дальний край неба во всех направлениях так часто, что, казалось, ночное чёрное небо вот-вот загорится огнём. Но зарницы гасли, небо темнело, а потом всё начиналось снова. Уже стали понемногу исчезать звёзды, когда Родион пошёл спать.
На другой день гуляние продолжилось. Поначалу пришёл Евсей с женой, чтобы прибраться после вчерашнего, а уж потом стали подтягиваться мужики, после того как управились с хозяйством. Сначала Евсей сидел на крыльце неприступной стеной, не пуская в дом никого, чтобы не разбудить брата, а когда тот сам открыл дверь, быстро поднялся и первым зашёл в комнату.
Мужики выпили понемногу и вскоре разговорились. Родион, слегка пригубивший за компанию, рассматривал своих сельчан, с кем был знаком так давно, что они все были словно одна семья. Только постарели мужики с тех пор, как приехали сюда искать своё место в жизни, седина покрыла некоторых обильно. Братья Никитины совсем белыми стали, у Евсея тоже седых волос на висках много, только Маркела ничего не берёт, разве что морщин немного добавилось.
«Так им уже всем на пятый десяток перевалило, — подумал Родька, — вот и берёт время своё. А мне-то тоже уже скоро тридцать. Неужели тридцать? Как время летит».
—
Расскажи нам, Родион, за что тебе «Георгия» дали, за какие такие заслуги? — спросил подвыпивший Маркел.
—
Какие там заслуги: всем давали, и мне досталось, — сказал Родька.
—
Ты мне уши не притирай, давай рассказывай, — настаивал Маркел.
—
Помнишь, как ты оглоблей туманшетских мужиков гонял, вот что-то подобное произошло со мною на войне, — отшутился Родион.
—
Слышали? Мне тоже крест нужно давать, а Настя моя меня черешком да вдоль хребта!
Раздался дружный смех. Только к вечеру пришли жёны и забрали своих подвыпивших суженых, правда, и сами немного посидели и поговорили с солдатом. Расспрашивали, как там наряжаются барышни в Рассее, какие города там большие, какие дома. Никто из женщин не спросил о войне, словно Родион ездил на отдых в дальнюю сторонушку, специально посмотреть, как там одеваются модницы. И он был доволен, что спрашивают именно это, а не о его подвигах, о чём он рассказывать стеснялся.
А когда все разошлись, Родион взял свою армейскую котомку, развязал её и достал пару наганов, завёрнутых в холстину.
