Родион медленно вошёл в комнату Лизаветы. Она сидела на кровати, а перед ней кучами лежали её наряды.
—
Всё забирать собралась? — спросил он. — Подвод пять-шесть нужно.
—
Проходи, только аккуратней.
Родион присел в кресло и стал разглядывать девичье богатство.
—
Может, и не брать ничего? — спросила Лиза и посмотрела внимательно на жениха.
—
Что ж не брать? Этим печку пару дней можно топить, — заметил он с иронией.
—
И то верно. — Она подошла к Родиону, внимательно взглянула ему в глаза и крепко поцеловала. — Вот тебе!
Затем она села ему на колени и стала целовать. Вдруг, остановившись, она сказала:
—
Мы ведь никогда не целовались раньше.
Это открытие стало откровением, которое смутило их обоих.
—
Ты почему меня никогда не целовал? — спросила Лиза.
Родион растерянно развёл руки в стороны.
—
Всё приходится делать самой, — сказала девушка.
Молодые долго сидели рядом. Говорили ни о чём, просто им хорошо было вот так сидеть и слушать друг друга. Затем разошлись на ночь по разным комнатам — завтра рано утром надо было выезжать в Тальники. Начиналась новая жизнь. Какой она будет — покажет время.
Утром раньше всех встал Евсей, разбудил остальных.
Зима сжалилась на один день, когда небольшой обоз из трёх подвод отправился в путь. С утра пошёл небольшой снег, отодвинув мороз на время, к обеду выглянуло солнце, правда, совсем ненадолго. Подоспевшие тучи сделали всё серым и сумрачным. Погода поторапливала. К вечеру проехали Камышлеевку и уже в темноте добрались до Тальников.
Темнота зимой относительна: едва выглянувший месяц или стайка звёзд, отражаясь от снега, расцвечивали округу, делая всё торжественным и безмолвным. Ровные белые дымы диковинными столбами, едва пошевеливаясь, ползли вверх. Кое-где в домах слабо светились окна.
Забрехали собаки, заливаясь всё сильнее. Обоз подошёл к воротам Евсеевой избы.
Открылась дверь, с шубейкой на плечах выскочила Ульяна, за ней выбежал сын Мишка и стал открывать ворота.
—
Принимай гостей! — крикнул Евсей жене.
Лиза, на которую поверх её шубки был надет ещё и тулуп, едва вылезла из кошёвки. Родион скинул тулуп, сказал:
—
Ты иди в дом, согрейся, а мы сейчас определимся с вещами.
Пока Ульяна раздевала гостью, братья часть вещей снесли в дом
Родиона, чтобы не таскаться с ними потом, другие сложили в сенцах у Евсея.
—
Лиза, ты в гости к нам? — Ульяна узнала девушку, хотя видела её совсем малышкой.
—
Вот, пришлось, — виновато ответила она, уставшая, но счастливая.
—
Как же ты решилась в такое время? Ладно Евсей с Родионом, им что ни хуже, то лучше, а ты-то как?
—
Так уж вышло.
—
Давай поближе к печке, Нюша, — сказала она дочке, — подай чаю горяченького, там, на загнетке стоит.
Нюша, девочка лет десяти, быстро побежала на кухню и принесла кружку ярко-бордового чая, заваренного ягодами шиповника.
—
Спасибо, — улыбнулась Лиза и сделала глоток, — горячий какой.
—
Пейте, ещё принесу, — сказала девочка.
Когда Лизавета согрелась, пришли мужчины, управившись с лошадьми.
—
Ульяна, сегодня они у нас переночуют, а завтра протопим печь у Родиона, и они будут жить там.
—
Как там? А у нас что — места мало?
—
Лиза — наша невестка, прошу любить и жаловать. Но пока только невеста: недели через две повенчаем их, как это положено по- христиански, и будет у нас ещё родственница, а в деревне появится новая семья.
—
Вот и хорошо, вот и ладно, — засуетилась Акулина. — Пора уже Родиону семью заводить, а то неприкаянный ходит, прислониться не к кому.
После ужина Акулина спросила Евсея:
—
Стелить им раздельно или уже вместе?
—
Раздельно, нечего греховодить, — строго ответил тот.
Лиза, я тебе на печке постелю с Нюшкой, а Родион на лавке поспит. Завтра у него приберёмся, и будет вам свой угол.
—
Ничего, — Лиза кивнула в знак согласия.
Она присела рядом с Ульяной, пока та мыла посуду.
—
Родька хороший, ты не думай. У меня на глазах вырос. Я другой раз думаю, что таких парней и не бывает. Возьми вон моего Мишку, сына, что-нибудь да набедокурит: пацаны — всё им надо, а Родион серьёзный был всегда. И с мужиками на промысел сколько раз ходил, никто слова плохого не скажет, любую посильную работу делал. Охотился, добывал провизию для мужиков, но он с характером. Если что не по нему — делать не станет, молча поднимется и уйдёт. Потом слова от него не добьёшься, пока Евсей с ним не поговорит. Тот хоть и брат ему, а за отца всю жизнь, примером всегда служил и защитой. Только секрет я тебе скажу маленький: скупые они на ласку, Евсей — мужик добрый, ладный мужик, подарки привозит всегда, не забывает, а бабе, может, важней всех подарков, когда мужик просто обнимет да пожалеет. Этого не дождешься, не обучены. Родион такой же. Ты его приучай сразу по-своему, иначе не увидишь бабьей радости, да и сама не стесняйся приголубить, ведь на ласку быстрей откликаются. Меня никто не научил этому, а когда дошло, то и дети уже были, времечко упорхнуло. Сейчас, бывает, сяду рядышком, подвинусь поближе, но, чтобы Евсей сам обнял — никогда. А ведь вижу — приятна ему ласка. Да, бабка моя научила, чтобы в баню вместе ходили. Поначалу я стеснялась, просто даже дыхание перехватывало, а потом ничего. Но примечать стала, что муж-то мой по-другому относиться ко мне стал — поглядывать начал чаще в мою сторону. Другой раз делаю чего, чую, что кто-то смотрит на меня, обернусь, а он взгляд отведёт, значит, всё ж нужна я ему. Они же часто уезжают по своим делам. Подолгу не бывают дома; поначалу я вся изводилась, хоть и понимала, что не с кем ему там, в тайге, миловаться, а сердце всё ныло. Но потом немного успокоилась: пусть не шибко приветлив он, но мой — и другого не нужно. Он и на других не заглядывается, я чувствую это. Нет, Лиза, что хочешь думай, а Родион — достойный мужик. Пусть не богач какой, но и не нищий. А то среди богатых ещё такие есть, что не приведи господи, к примеру, сын лавочника, Нестор в Конторке. Хорошо тогда батюшка его вовремя подоспел, не знаю, чем бы закончилось всё. Погибла бы я.
Тут до Ульяны дошло, что Лиза — это сестра Нестора, она словно поперхнулась на слове.
—
Я его сама терпеть не могу, — рассмеялась Лиза.
—
Ничего, девонька, у нас хорошо, тихо. Мы попривыкли здесь — другого места и не надо. В церковь по праздникам ездим в Туманшет, неподалёку тут, там и лавка есть, и в Камышлеевке, вы, должно быть, проезжали её, тоже лавка есть. А я ж тебя помню совсем маленькой, на кухню прибегала всё, высматривала кого-то да от няньки своей пряталась за печкой.
—
Присмотрюсь здесь, может, и её перевезём сюда, у неё никого из родных не осталось, она в Тайшете у батюшки в доме живёт.
—
И привези, здесь летом особенно хорошо: цветы да травы силу возьмут, дух блаженный стоит, так бы и пил его, да и самое главное, здесь в деревне никакого зла нету, ни разу никто не поругался. Дивно даже. Только Настя своего Маркела иногда поколачивает, так и то полюбовно — больше для смеху.
Лиза слушала хозяйку и смущалась всё больше и больше. Приходила растерянность от того, что оказывается, чтобы семьёй жить, надо ещё учиться этому, а не ждать, пока всё само придёт. Нужно уметь всё делать по хозяйству: варить, стряпать хлеб, стирать и корову доить, и ещё много других дел. Растерянность и смущение вскоре прошли, и появилось огромное желание приобрести всё умение сразу, как в сказке. Лиза улыбнулась своему желанию и спросила:
—
Ульяна, я ничего не умею делать по дому, ты меня научишь, а то выгонит муж. Потерпит немного неумёху, да и укажет на дверь, а мне без него не жить.
