Эмери рассказал про этот бой так, как это было на самом деле, опустив некоторые боевые подробности. Он сам удивлялся тому, что я его языка стекает словно сказка, а ведь это правда. Он устало замолчал, вновь пережив нечеловеческое напряжение той схватки. Его слушали, затаив дыхание. На рынке уже никто не торговал. Даже воришки не решались трогать оставленные без присмотра прилавки. На несколько мгновений над всей толпой воцарилась гробовая тишина. Потом кто-то спросил:
— Мы знаем, благородный рыцарь, что вы победили в Святой Земле множество драконов. Расскажите.
— Драконы. — Эмери тяжело вздохнул. — Драконы есть! Орден Храма ведёт с ними непрерывную войну, и я тоже не раз принимал участие в схватках с драконами. Но вы даже не догадываетесь, каковы эти драконы на самом деле. Ужас в том, что они — невидимые. Драконы незаметно вселяются в человеческие сердца и действуют через этих людей. Эти драконы — бесы, ненавидящие Христа. В сердце предводителя злодеев, которого мы обезвредили, жил страшный, могущественный дракон, полностью завладевший его душой. Вот с такими-то людьми-драконами и сражается Орден Храма — и молитвами обращёнными ко Господу, и мечами, которые мы поднимаем во имя Господа.
Слушатели Эмери ни сколько не были разочарованы таким пониманием драконов. В огромных звероящеров большинство из них не очень-то верило, не смотря на всю свою простоту, а то, что говорил Эмери звучало в полном согласии с тем, что они слышали от священников. Сердца арвильцев уже пылали пламенем веры, рассказ Эмери привёл их в состояние большого религиозного воодушевления. Слова палестинского паладина звучали очень искренне и прочувствовано. Такой вдохновенной проповеди Арвиль, кажется, не слышал со времён Петра Пустынника, в своё время посещавшего эти места. Люди хотели слушать Эмери ещё и ещё, а командор неожиданно изменил направление своей проповеди:
— Вы думаете, драконы вселяются только в сердца сарацин? Нет, дорогие мои! Христианские сердца тоже не в безопасности. Порою эти мерзкие создания пробираются в наши сердца, и тогда мы начинаем враждовать против Святой Церкви и её верных слуг. Не это ли случилось с вами, арвильцы, когда вы начали громить лавки Ордена Храма? Вы же добрые христиане, я вижу это совершенно ясно. Кто тогда завладел вашими сердцами? Что вы натворили? — голос Эмери задрожал, он готов был разрыдаться, но знал, что нельзя.
Несколько арвильцев рядом с ним встали на колени и вскоре большинство последовали их примеру. Из коленоприклонной толпы раздавались возгласы:
— Прости нас, грешных, прости!
— У меня ли вы должны просить прощенья? Просите прощения у Христа, против которого вы враждовали, подняв руку на имущество Ордена Храма. Тамплиеры в Святой Земле крови своей не щадят, охраняя Гроб Господень, отстаивая стены Святого Града. Рабочие-христиане, которые день и ночь трудятся над восстановлением поруганных святынь, не всегда имеют хлеб. Мы выращиваем хлеб здесь и посылаем туда, чтобы не умерли с голода славные труженики Христовы. Мы торгуем на рынке, чтобы потом купить коней, доспехи и мечи для славных рыцарей-храмовников, которые тоже порой голодают, но просят нас лишь об одном — дайте нам оружие. Не будет у тамплиеров здесь торговли — не будет у тамплиеров там мечей. Сколько славных рыцарей вы оставили безоружными перед лицом врага?
— Мы отдадим всё своё имущество во искупление своей вины! Мы готовы понести любое наказание! — покаянная экзальтация в толпе достигла высшей степени. Эмери, разрывавший своё сердце перед толпой, всё же не терял хладнокровия, так же как никогда не терял его в горячке боя. Он всем нутром почувствовал, что пора «понижать градус» кипения толпы.
— Господь видит искренность вашего раскаянья. Вы получили прощение. Наказания не будет. Не надо отдавать всё своё имущество. Но вы не позднее, чем завтра своими руками должны полностью восстановить разрушенные лавки тамплиеров. Если кто-то захочет сделать пожертвование Ордену — воля ваша, но это не обязательно. Главное — живите в мире с Господом, с Церковью, с Орденом. И Господь не оставит вас, и Орден всегда защитит.
Эмери хотел уже заканчивать, но услышал дикий смех. Посмотрев в ту сторону, откуда он раздавался, командор увидел наглую, самодовольную морду, не усомнившись в том, что это и есть сеньор Мондубло — главный подстрекатель. Мондубло, похоже, был очень глупым, если не понял, что сегодня — не его день и ему лучше не соваться на рынок. И всё же его появление создало большую проблему. Эмери испугался, что толпа сейчас разорвёт на части бесноватого сеньора, после чего тамплиеры никак не смогут предотвратить репрессий против арвильцев и вся ответственность за это падёт на Орден. Эмери без труда мог заткнуть зловонную пасть Мондубло, но к чему это приведёт?
Сеньор де Мондубло, между тем, почувствовал себя хозяином положения:
— Ну и дураки же вы все, если верите вракам этого проходимца. Тамплиеры сами — враги Церкви. Все знают, что командорство укрывает колдуна.
К этому выпаду Эмери был готов:
— Ты кто такой, чтобы судить об этом? Думаю, ты сам продал душу дьяволу. Кто нас рассудит? Лекаря мы не укрывали в командорстве, а задержали для суда инквизиции. Я сам отвезу его в Париж, где он даст объяснения инквизиторам, и если лекарь окажется виновным, я своей рукой подожгу костёр, на который он взойдёт. А вот что делать с тобой, шакал, поднявший руку на церковное имущество? Может быть, Господь рассудит нас при помощи стали?
— Как ты будешь сражаться со мной, несчастный калека? — опять расхохотался Мондубло, совершив ещё одну ошибку.
Эмери поднял вверх покалеченную руку, пальцы которой были неестественно скрючены:
— Смотрите, люди Арвиля! Страшный разбойник покалечил мою руку в том бою. Но я, с помощью Божьей, прикончил его одной левой. Бог поможет мне одолеть и этого злодея. Да свершится правосудие Божие!
Эмери соскочил с бочки и выхватил кинжал, меча при нём не было. В сердце своём он взмолился: «Господи, помоги мне повергнуть его, не убив и даже не поранив». Мондубло выхватил двуручный меч, предвкушая лёгкую победу. Все расступились.
Задача Эмери оказалась не очень сложной. Он легко уходил от неуклюжих и совершенно дурацких ударов жирного и неповоротливого Мондубло. Улучив момент, Эмери что было сил пнул его в грудь. Туша противника завалилась на спину. С проворством пантеры командор вскочил на него, одну ногу поставив на грудь, а другую — на кисть правой руки. Кажется, под ногой хрустнуло несколько рёбер. «Не беда, — подумал Эмери, — крови не будет».
Со всех сторон неслись восторженные возгласы:
— Правосудие Божие свершилось! Слава Ордену Храма! Слава доблестному тамплиеру! Слава герою Святой Земли!
Эмери восстановил дыхание и громко, на весь рынок, воскликнул:
— Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу!
* * *
Эсташ встречал Эмери, с распростёртыми объятьями:
— В Тампле только и горят, что про битву под Арвилем.
— Должно быть, преувеличивают. Мондубло оказался очень слабым противником, и опрокинуть его не составило никакого труда.
— Я не про эту битву. Мондубло — пустяк. Любой наш сержант без труда завалил бы его в случае официально назначенного Божьего суда. Но не известно, как восприняли бы арвильцы такой поединок. Про нас и так уже поговаривают, что тамплиеры склонны все свои финансовые проблемы решать с помощью меча. Мы проигрываем войну на сердца христиан. Отношение к Ордену становится всё более напряжённым. А ты завоевал сердца арвильцев, и это была победа воистину славная. В этом высший смысл существования Ордена — завоёвывать сердца для Христа.
— И в Святой Земле — тоже?
— Конечно.
— Там мы просто пронзаем сердца острой сталью. Про тамплиеров говорят, что мы чаще моемся в крови, чем другие — в воде. Я вспоминаю убитого мной предводителя бандитов — Ходжу. Это был великий человек. Хотел бы иметь такого друга. Но как, интересно, я мог завоевать его сердце? Был только один вариант — убить.
— Битва за сердце Ходжи была проиграна задолго до того, как ты с ним встретился. Я знаю про этого человека достаточно. В детстве он был рабом у христиан в Триполи. Его били и морили голодом, обращались хуже, чем со скотиной. Как, по-твоему, он должен был после этого относиться ко всем христианам?
— Он отказывался принять христианство?
— А ты думаешь, ему предлагали? Если бы раб принял христианство, его пришлось бы освободить. Выбор между имуществом и Христом хозяева мальчика сделали в пользу имущества. Кто-то когда-то проиграл битву за их сердца, а, вероятнее всего, никто за них и не сражался. Ты понимаешь теперь суть и смысл той работы, которую тебе предстоит делать? Либо Орден приобретает сердца, либо теряет всё.
