Игнат посмотрел на него как на умалишенного:
— О какой ешо лавке ты мне тут впариваешь? — округлил он глаза. — Сам посуди, для чего мне тайно вкрадываться куда-то, ежели я и не спросясь, по долгу службы, в любую избу и в любой магазин войтить волен?
— Вот и я эдак же подумал, — кивнул Аверьян. — Однако ты почему-то тайно удумал.
— Ты што, меня видел? — побагровел Игнат.
— Нет, не я. Но видели, — честно признался Аверьян.
— Обозналися, значит, — ухмыльнулся негодяй. — Эдаких, как я, в городе много ходит!
Он схватил Аверьяна за руку, оглянулся, отвел его подальше и сказал, понизив голос до едва слышимого:
— Знаешь што, зятек мой любезный, я ведь сюды по делам службы заглянул. Усек?
— Што усек? — не понял Аверьян.
Игнат, надуваясь от важности, продолжил непрерывную цепочку замечаний и поучений.
Как только он замолчал, чтобы перевести дух, Аверьян, выждав момент, спросил:
— А какие могут быть у тебя дела в молельном доме? Грехи пришел замаливать или ешо по каким сурьезным вопросам?
— Да так, поглазеть на сборище вашенское заглянул, — уклонился от прямого ответа Игнат. — Определить вот хочу, пора вас гнать взашей али погодить малость?
— А я вот подумал, ты за пистолетом своим заявился?
— И за ним тожа. Не сумлеваюся, што ты мне его щас отдашь.
— А ежели нет? Што тогда?
— Тогда в другом месте разговаривать будем. Только после разговора тово смертной казни через расстрел тебе не избежать! — Игнашка говорил, подчеркивая каждое слово, как будто предъявлял ультиматум враждебной стороне.
— Энто ты моех мальцов сюды приваживаешь? — спросил Аверьян, хмуря брови. — И Стешу под Ивашку тожа ты подсовываешь, шкура продажная?
— Я? — Игнат нервно рассмеялся, видимо, вопрос попал в самую точку.
— Ты, хто ж ешо, — пронзил его грозным взглядом Аверьян. — Уж кому-кому, а мне доподлинно известно, што добродетели тебе неприемлемы. Ты к скопцам мою семью сбагрить хотишь, штоб зараз моею избою и пожитками завладеть.
— Вот уморил, кастрат несчастный! — хохотнул Игнат. — Да твоя изба давно уже моя, понял! Вот токо и в мыслях не держал, што ты живым возвернешься.
Калачев даже в темноте ночи почувствовал пристальный взгляд шурина. Он знал и помнил этот взгляд. Возможно, у Игната есть свои причины, чтобы быть здесь…
— Какова хрена ты возвернулся? — спросил Игнат, сплюнув под ноги.
Он был в ярости, и Аверьян чувствовал это.
— Так Хосподу было угодно, — ответил он.
— К скопцам в секту тебя тоже Хосподь твой послал?
Аверьян не ответил. Даже бровью не повел, услышав провокационный вопрос шурина.
— Чаво молчишь, бутто говна в рот набрал? — наседал Игнат, бросая пугливые взгляды в сторону дома. — Чем тя скопцы эдаким приманили, што ты от яиц и от семьи своей зараз отказался?
Калачев промолчал и на этот раз, но на глазах его выступили слезы сильной обиды.
— Ладно, не сердись, — ослабил натиск шуряк. — Жив остался — и то хорошо! Раз ты здеся, среди скопцов, значит, у меня есть дело к тебе.
— И тебе понадобится моя помощь? — проглотив ком в горле, поинтересовался Аверьян.
— Верно мыслишь, зятек… — кивнул Игнат.
Аверьян смахнул рукавом слезы. Он вдруг почувствовал себя достаточно сильным, чтобы настаивать:
— Так пошто ты семью мою к скопцам сманиваешь? Эдак избавиться от них замыслил?
Шурин нахмурился, пробормотал под нос какое-то ругательство и снова сплюнул.
— Не тваво ума дело, — процедил он сквозь зубы. — Подсобишь мне кое в чем, в покое твоих оставлю. Не подсобишь — локти кусать будешь, не обессудь.
Осознав, что скользит по тонкому льду, Калачев решил не сдаваться. Если Игнату понадобилась его помощь, то он, Аверьян, сможет потребовать что-либо взамен.
— Об чем я могу пожалеть, скажи на милость?
— Об том покуда умолчу, — ответил Игнат таинственно.
Аверьян недоверчиво хмыкнул, ему не понравился ответ.
— Тебе што и впрямь хочется знать большева? — насторожился Игнат.
— Я хочу знать, хде мои жена и дети? — сказал Аверьян, чеканя каждое слово.
Его глаза уже привыкли к темноте, и он старался разглядеть лицо шурина в окружающем мраке.
— Нет их нынче здесь, — ответил тот, и голос его, обычно ровный, с легкой бравадой, сейчас был искажен до неузнаваемости. — Но с ними все хорошо, не сумлевайся.
Аверьян все понял: негодяй задумал какую-то аферу. Расчет прост. Он, тайком от Стеши, собирался «продать» ее и детишек скопцам. Сектанты бы их оскопили и тем самым лишили возможности возврата к прежней жизни. А Игнат, без особых хлопот, становился хозяином их имущества. Если скопцы попытались бы заявить о своих правах, то с маузером и мандатом чекиста Игнат быстро указал бы им на место!
— Ты кому служишь, иуда? — спросил Аверьян, глядя грозно на шурина. — Видать, ты и чекист, и разбойник заодно! Хороша власть советская, ежели ей вот эдакие проходимцы служат.
Игнат не обиделся, а рассмеялся. Ему даже польстил упрек зятя.
— Энто ты здорово щас сказанул! С таким нажимом, аж дух захватило! А я власти советской достойно служу, не сумлевайся. Я лояльность власти новой возымел. Меня за то обласкали и на службу приняли! Так што не лайся на меня, говнюк кастрированный, и маузер мой обратно возверни! Щас со мной шутки плохи!
— И кем же тебя приняли на службу? — спросил Аверьян. — Пошто здеся околачиваешься, а не дело свое делаешь?
— А энто как сказать… Када ты был казаком, я бы тебе ешо ответил по-мужицки, а щас…
Последняя фраза сразила Аверьяна. Он сжал кулаки и бросил мрачный взгляд в сторону шурина.
— Служба моя в том и заключается, штобы везде разом находиться, — ответил вдруг Игнат и покосился на дверь, из-за которой все еще слышались пение и пляски скопцов. — Мне было велено искать подходящева кандидата на службу Республики советской нашей!
— А я-то здесь с какова бока припека? — прошептал удивленно Аверьян, пытаясь понять, куда клонит шурин. — Ежели што, то к службам я ужо и не пригоден.
— Начальник мой человека велит найти, который одновременно по моему и по ево выбору будет достоин возможности вернуться в общество, имея за собою работу и должное самоуважение. Вот ты в самый раз и подходишь!
— Што, теперя честной народ вдвоем грабить предлагашь? — горько усмехнулся Аверьян.
— Ты сурьезно ответить не могешь? — рассердился Игнат.
— Но ведь оскопленный я, сам ведаешь.
— И што с тово? Не человек уже што ль? Без яиц и хрена ешо не значит што без совести, понял? Щас я не жду от тебя ответа. Помимо тебя я ешо с другими на сей щет калякать буду. Но ежели ты согласие дать надумаешь, то я им всем по задницам мешалкой!
Аверьян улыбнулся про себя.
— Ты уразумел, об чем я речь веду?
— Да вроде как.
— Мой начальник нуждается в том, кто будет верно служить Республике и разоблачать ееных скрытых врагов!
Лоб Аверьяна покрылся морщинами. Подобного ему никогда и никто не предлагал. Игнат быстро почувствовал смущение зятя и решил тут же дожать.
— Сызнова человеком себя почувствуешь, а не выродком церковным, — сказал он.
Аверьян пожал плечами:
— Не мыслил я как-то насчет жизни новой, што жить буду без себе подобных, — Аверьян попытался выразить спутанный комок своих ощущений, но, не найдя слов, резко заявил: — Я не мыслю, што снова с жаной и детьми жить буду. Не нужон я ей эдакий! И деткам тоже не нужон!
Игнат ощутил острую боль в голосе зятя.
— Не думай о том, башка садовая, — сказал он. — Ты даже эдакий нужон бабе будешь! Скоко мужиков на войне полегло… Тыщи! А у тя и руки, и ноги есть. Так што живи и радуйся!
— А я потому к скопцам и прилип, кады прознал о своем ранении, — вздохнул Аверьян. — Как я мог эдакий в семью возвращаться? Я заставил себя отречься от нее. Вот и все.
Выслушав это, Игнат дружелюбно улыбнулся.
— Я не хочу лезть в твою жизнь, Аверьян, — начал он. — Хочу вот токо упредить, што в ЧК я служу. А борюся я… Одним словом, мы с тобою вместе против влияния на людей церкви и сект сражаться будем!
— Вот значит как, — прошептал удрученно Аверьян. — А для чево с церковью воевать? Разве церковь враг государству?
— Враг! — твердо заявил Игнат. — И не просто враг, а што ни на есть кровный! Религия отравляет умы, а энто недопустимо в нашей рабоче-крестьянской республике.
— Скоко жил, не знал об этом, — изумился Аверьян. — Веруют в Христа люди, ну и пущай себе веруют. Разве батюшка с кадилом и крестом на пузе может быть врагом вооруженной до зубов власти?
— Тем-то религия и коварна, — усмехнулся Игнат. — Вот хто ты? Верующий? А в ково? Ты верил в Христа небеснова, а теперь веришь в Христа земного. А не грех ли это великий, зятек? Ты ведь хуже предателя…
