Ознакомительная версия.
Лишь редкие участники этой войны отличались человеколюбием и стремились действовать без пролития крови; Державин к ним не принадлежал. Офицер секретной комиссии, он для пресечения смуты готов был на любые, самые жестокие меры.
Весь вечер, меняя лошадей, гнал он повозку и остановился в десятом часу пополудни вёрстах в пяти от Симбирска. Надобно было выяснить, не заняли ли город пугачёвцы. Навстречу медленно катили праздные розвальни поселянина, возвращавшегося по продаже продуктов.
— Эй, парень! — позвал Державин малого, стоящего на запятках. — Как поравняемся с санями — хватай мужика за шиворот, да и тащи в повозку!
— Не сумею я, барин... Озяб дюже... — подал тот робкий голос.
— Эх, разгильдяй! Ну-ка ложись тогда на моё место!
Державин вскочил на запятки, притворился дремлющим и, когда сани оказались рядом — швырк мужика на снег. Ещё мгновение, и Серебряков уже крутил пленнику руки.
— Кто в городе?
— Военные! Военные, ваша милость! — лепетал обезумевший от страха обыватель.
— Да какие военные? Государыни или злодеи?
— Знать не знаю, ведать не ведаю! Видел лишь, что собирали они по городу шубы...
— Одеты как? В мундирах?
— Нет, в русском обыкновенном платье... Только ружья у всех со штыками.
Последняя подробность проясняла картину: у пугачёвцев ружья не имели штыков. Отпустив мужика, Державин смело въехал в Симбирск, Воевода объявил ему, что подполковник Гринев с командою часа с два как выступил из города по Самарской дороге для соединения с отрядом майора Муфеля. Гвардии прапорщик нагнал Гринева, а Самару они уже нашли занятой Муфелем.
Образ мыслей народа, городского совета, самого бургомистра, протопопа и первостатейных людей ужаснул его: все они участвовали в торжественной встрече Арапова безо всякого на то принуждения, а самарские священники служили в честь Пугачёва благодарственные молебны. Бибиков предписал важнейших преступников казнить, «а других пересечь, ибо всех казнить будет много».
Недолго пробыв в Самаре, Державин вслед за Гриневым отправился вниз по Волге.
Это была пора, о которой сам Державин вспоминал впоследствии как о «неприятной комиссии», — день и ночь испытывал он наедине преступников и безо всякого письмоводителя или писца собирал их показания, «в которых они многие непристойные речи изрыгали на высочайшую власть».
Между тем решительными усилиями Бибикова положение переменилось. Если вначале разъезды Пугачёва, забравшего одну за другой крепости на Общем Сырту от Яицкого городка до Оренбурга, появлялись по всей левой стороне Волги и правительственные войска не имели вовсе успеха, Карр бежал от страха, полковник Чернышов убит, Фрейман терпел неудачи, то теперь генерал-майор Мансуров твёрдо стоял на самарской линии, а генерал князь П. М. Голицын запирал дорогу от Казани к Оренбургу. Появилась возможность вернуться к тайному делу, которое так занимало Державина.
По его докладу ночью в кабинет Бибикова был приведён Иван Серебряков.
При виде вельможи в голубой кавалерии и звёздах плут с воплем пал перед ним на колена.
— Батюшка наш! Кормилец! Не оставь! — И по его рябому лицу потекла мутная слеза.
Бибиков сузил умные карие глаза:
— Хватит скоморошничать. Этого я, братец, право, не люблю.
Серебряков тут же просох лицом и деловито сказал:
— Ну так вот, ваше высокопревосходительство. Я к вам с собственным важным доношением и бумагою от малыковского помещика подпоручика Максимова...
Повторив всё, что он рассказал Державину, бродяга закончил:
— Прежде невода рыбы не ловят. Но как ныне войски для истребления сего изверга пришли, то толпа его будет разбита, а ему придётся искать себе убежища тайно. Где же ему лучше найтить можно, как не на Иргизе или Узенях? У его друзей раскольников! Тут-то мы, не хуже, его и сцапаем! Только для сего надобно будет немало средств. Да и людей, тот край знающих. И допреж всех Герасимова и подпоручика Максимова, которым очюнно хорошо ведомы народа тамошнего склонности...
Бибиков быстро пробежал поданные Серебряковым бумаги и коротко приказал:
— Обожди в соседней комнате.
Когда тот вышел, генерал-аншеф оборотился к молчавшему до тех пор Державину:
— Это птица залётная и говорит много дельного... Однако ты его представил, ты с ним и возись. А Максимову его я ни на грош не верю.
Бибиков подошёл к карте. Тонкий палец с блистающим бриллиантом заскользил по голубой змеящейся Волге:
— Казань... Симбирск... Самара... Сызрань... Малыковка... Саратов... Отсель на восток очаг мятежников. Иргиз... Малыковка... Узени... — гнездо раскольничьей сарыни. Здесь мы растянем сети. Итак, друг мой, готовься отъехать в Саратов и там стеречь Пугачёва!
Он положил прапорщику руку на плечо:
— В помощники себе возьмёшь Серебрякова и Герасимова, но рассуждение здравое и твой ум да будут тебе лучшим руководителем. Верю в твои способности, усердие и ловкость, но опасаюсь горячности и запальчивости твоей. Памятуй: для снискания и привлечения от тамошних людей доверенности ласковое и скромное с ними обращение всего более успеху нашего дела способствовать будет!..
7 марта 1774 года Державин выехал из Казани. С ним были слуга — гусар из польских конфедератов Андрей Карпицкий и Иван Серебряков. На подорожной стояла печать Бибикова с девизом: «Vigil et audax» — «Бдителен и смел».
Девиз этот подходил всего более самому гвардии прапорщику.
Постарел, обтрепался и рожею обрюзг недавний непоседа и искатель приключений Максимов. Ещё хорохорится, предлагает новые пустые прожекты, да кой в них прок?
Державин сам наметил последовательный план действий: перво-наперво наказал Серебрякову отыскать человека, годного для подсылки к Пугачёву. С этой целью отправлен был на Иргиз дворцовый крестьянин Дюпин, взявшийся привезти в Малыковку раскольничьего старца Иова, который знал Пугачёва в лицо по давней с ним встрече у игумена Мечетной слободы Филарета. На старца возлагалась важная миссия: отвезти в Яицкий городок одобрительное письмо коменданту Симонову, а затем остаться в толпе восставших. Державин научил его рассказать, что прислан он к Пугачёву Филаретом, схваченным и увезённым в Казань. Иову вместе с Дюпиным велено было разузнать, сколько у Пугачёва под Оренбургом людей, артиллерии, пороху, снарядов и провиянту; ежели его разобьют, куда он намерен бежать; какое у него согласие с башкирцами, киргизами, калмыками и нет ли переписки с какими ни то отечеству неприятелями? Затем разведать, нельзя ли его куда заманить с малым числом людей, дабы его живого схватить можно было? Ежели его живого достать не можно, то убить. Как народ его почитает — за действительного ли покойного государя или знает, что он подлинно Пугачёв? Какие действия производят её величества манифесты и победы на толпу?..
«В случае же их, лазутчиков, неверности, — писал Державин секретной цифирью донесение Бибикову, — чтоб и в этом виде были полезны, наказал я им, что приехал в Малыковку для встречи четырёх полков гусар, идущих из Астрахани... Сие велел разглашать с намерением, которого никому не открывал, чтоб в случае предприятия злодейского устремиться к Иргизу и Волге, где никаких войск не было, удержать их впадение во внутренность империи...»
Рыластый Максимов просунулся в горницу:
— Гаврило, душа моя! Тут до тебя Серебряков с Герасимовым...
— Зови, а сам нам не мешай!
За хмурым, точно невыспавшимся, рябым Серебряковым вскользнул Герасимов: мордочка лисья, умильная, глазки масляные, бородка красно-жёлтая.
Державин поднялся. Гвардейский рост мешал ему в низкой горнице.
— Будьте неотлучно на Иргизе и Узенях, чтоб предупреждать сообщение с Пугачёвым и ловить его лазутчиков. Выставьте особых надсмотрщиков на дорогах и перевозах. В случае же ожидаемого поражения Пугачёва примечайте, не появится ли он между жителями. Всё понятно?
— Премного благодарны, ваше благородие! — высунулся Герасимов. — Желательно только денег на дачу подлазчикам поболе...
— Денег дал, сколь казна отпустила. — Державин ещё раз оглядел своих подзираев: истинно — волк с лисою. Но всё равно надёжнее, чем старец Иов. Ох этот старец! Раскуси-ка его попробуй! Впрочем, и эти хороши. Предать не предадут, а карманы свои набить краденым да грабленым постараются... Нахмурившись, добавил строго: — Словом сказать, чтобы уши ваши и глаза были везде, дабы через нерадение не упустить того, чего смотреть должно. Исполнять же сие так, чтоб никаких на вас жалоб не было. Нигде ничего не брать, ибо должность ваша оказать своё усердие состоит токмо в пронырливых с ласкою поступках, и то весьма скрытных, а не явным образом.
Ознакомительная версия.
