Забава пришлась Идоменею по вкусу. И через краткое время владыка опять воспарил духом и воспрял телом.
Добросовестная прелестница мягко, но решительно предложила смирить похвальный пыл и расточить его на брачной постели.
Дама, конечно же, не знала, что мальчик почти не уступает силой пятнадцатилетнему юноше и владеет основными приемами борьбы.
Услыхавшая подозрительные звуки Алькандра метнулась в купальню и поспела к победоносной развязке. Дама стояла на коленях посреди просторного ложа, прижимаясь к покрывалу раскрасневшимся лицом. Заломив женщине руки за спину, Идоменей самостоятельно и чисто случайно постиг Аписову позу, а теперь вершил весьма глубокое впрыскивание.
— Ну и ну! — брякнула потрясенная Алькандра.
Государь повернул голову, нахмурился, помедлил.
Наконец, удовлетворясь полностью, выдернул блистающий влагой жезл, отпустил добычу, отстранился.
Дама со стоном рухнула на живот.
— Ведь просили же, — процедила жрица. — Просили, Аспазия!
— Растолкуй это господину, — всхлипнула дама, — Господин вырастет богатырем...
— В качестве младшей советницы, — отчеканила Алькандра, созерцая Идоменея с немалым любопытством, — наставляю и требую: отдыхать. Беседовать. Подкрепляться. И никаких новых глупостей! Аспазия, сию минуту оденься.
Приблизившись к повелителю, она укоризненно шепнула:
— Позор и стыд! Жене-то хоть капельку оставь.
Идоменей самодовольно явил тридцать два превосходных зуба.
— Наведывайся туда каждые пять минут, — распорядалась Элеана. — Или в решительный миг застигнешь царя свежевыжатым.
На иной лад Арсиноя причинила те же хлопоты.
Ифтима возлегла рядом с юной царицей, бережно сжала ее в объятиях и преподала искусство целоваться в уста. Нимало не смущенная Арсиноя льнула ко взрослой подруге, изрядно радуя стоявшую поблизости Элеану столь примерным поведением.
Как выяснилось чуть погодя, избыточно примерным.
Ифтима шаловливо чмокнула точеный девичий носик, немного соскользнула и завладела незрелыми, но довольно крупными сосками. Поглаживая и лаская, заставила обе розовые ягоды набухнуть. Поочередно потрогала кончиком языка.
Арсиноя вздрогнула, взвизгнула, выгнулась, крепко сжала пухлые ляжки, затрепетала с головы до ног. Отпрянув и обернувшись к Элеане, пораженная молодая аристократка увидела: верховная жрица тоже изумлена.
И недаром.
Ибо Арсиноя нырнула в наслаждение неоправданно рано и неожиданно глубоко.
А всплывать медлила.
Ифтиме оставалось лишь вернуться к Начатому и всячески ласкать бьющуюся и вьющуюся на постели девочку. Мало-помалу повелительница кидонов успокоилась, утихла, подняла веки.
Сладко потянулась и наградила Ифтиму очаровательной улыбкой.
— Теперь надо выждать, — со вздохом промолвила Элеана по-египетски, — и браться за нее сызнова. По крайности, первую горячку ты уже сняла. Но какова девка!
Дверь бесшумно повернулась на бронзовых петлях. Услыхав египетскую скороговорку Элеаны, Алькандра округлила глаза.
— Не беда, повременим, — сказала она.
Лежавшая в обнимку с Арсиноей Ифтима нежно ворковала и гладила воспитанницу по волосам. Когда воды в клепсидре убавилось на полпальца, Элеана распорядилась продолжать.
Учитывая неудержимую страстность Арсинои, хитрая Ифтима велела ей широко раздвинуть ноги, улеглась на девочку по-мужски, наградила единственным — правда весьма продолжительным — поцелуем и застыла, дабы возбуждение приливало понемногу, постепенно и само собой. Алькандра обменялась взглядами с Элеаной и приготовилась бежать в купальню.
Однако венценосная бесстыдница, будто разгадав коварную уловку Ифтимы, крепко обняла ее за шею, охватила осиную талию придворной поднятыми ногами, потерлась о прижатый к чуть выпуклому, еще безволосому лону живот и через минуту опять закричала от восторга.
— Присматривай за Идоменеем, — устало шепнула Элеана.
Алькандра умчалась.
Элеане чудилось, будто она спит и видит скверный сон. Творилось нечто несусветное. На собственный страх и риск Ифтима вновь атаковала государыню безо всякой передышки. В этот раз молодая советница уже не церемонилась и укрощала девчонку, точно взрослую.
— Пускай хоть немного поостынет! — почти невнятно бросила Ифтима.
Именно так и вышло.
Арсиноя поостыла, но только самую малость.
Промежутки между сладострастными вскриками постепенно увеличивались, однако же не настолько, чтобы запыхавшаяся Алькандра успела отнести весточку Аспазии, доставить повелителя в опочивальню и предоставить ему свободу супружеских действий.
Элеана пребывала в смятении.
Младшая жрица, белая как мел, обреталась в ужасе.
Она бегала по коридору, едва не падая с ног, исполняла порученное дело наилучшим возможным образом — и все-таки неугомонный лавагет[14] исхитрился вновь обуздать Аспазию, пригрозив узким бронзовым клинком, с которым не расставался даже укладываясь почивать. Об этом Алькандра предусмотрительно промолчала, но тревога буквально снедала ее.
Девочка разметалась, распахнула ноги и полностью отдалась на волю Ифтимы, чьи уста и руки трудились без устали.
Внезапно Элеана почуяла неуловимую перемену. Что-то почти неосязаемое нарушилось в окружающей обстановке. Что-то исчезло. Вслушавшись, оглянувшись, верховная жрица поняла.
Перестала звякать клепсидра.
Верхний сосуд опустел начисто.
Элеана машинально приблизилась к малахитовому столику, осторожно подняла увесистые водяные часы, перевернула. Равномерная капель посыпалась вновь:
— Динь... Динь... Динь...
На мгновение сжав кудрявую голову Ифтимы ляжками, Арсиноя приподнялась, уперлась в покрывало маленьким локтем и мягко отстранила женщину. Уселась в позе та-кеметских писцов, раздвинув колени, скрестив ступни у самих ягодиц. Слегка откинулась, оперлась на выпрямленные руки.
— Пока довольно, Ифти... Эй, послушайте, что с вами такое?
Царица полюбопытствовала не без причины.
Обе женщины приоткрыли рты и замерли.
Арсиноя обращалась к ним по-египетски. Бегло и с довольно чистым произношением.
Ифтима сглотнула.
Элеана похолодела.
Ибо два часа назад, возведя обнаженную девочку на ложе, они совершенно спокойно учинили в ее присутствии последний беглый совет. И, разумеется, говорили безо всяких обиняков и околичностей.
— Ты знаешь язык роме? — бесцветным голосом вопросила верховная жрица.
— Ну, конечно!
— Откуда?! — произнесла Элеана, чувствуя, как противно слабеют и подгибаются ноги.
— Флейтистка Нофрет... — выдавила ошарашенная Ифтима.
Арсиноя весело расхохоталась:
— Хитрюги эдакие! Вы же всегда говорите на египетском при детях и слугах, чтобы никто не понял, чего им не положено. А Нофи со мной дружила, вот и научила потихоньку... Это был наш большой-большой секрет!
Кемтское просторечие служило, разумеется, едва ли не вторым языком острова, где постоянно сновали купцы и корабельщики, приплывшие из Черной Земли. Однако народный диалект, во-первых, разительно отличался от правильного, «фараоновского» языка, а во-вторых, использовался лишь незнатными горожанами да моряками. Во дворце, обитателям коего не предвиделось нужды якшаться со всякой сволочью, наставляли только правильной, изысканной речи, употребляемой вельможными послами, писцами, врачевателями.
И только начиная с пятнадцати лет, ибо несозревшие умы, предназначенные распоряжаться народными судьбами, надлежало всячески оберегать от соприкосновения с культурой, процветавшей в буквальном смысле на человеческих костях.
— Она владела чистым роме? — недоверчиво подняла брови Элеана.
— Выросла при дворе гелиопольского номарха, — с горечью обронила Ифтима. — Какая же я дура...
— Не смею спорить, — сухо сказала жрица.
Карать Нофрет было бы несправедливо, и уже не представлялось возможным: неделю назад искусница, затосковавшая по родине и потрясенная судьбой царской четы, покинула Крит.
Впорхнула Алькандра. Недоуменно и выжидающе остановилась посреди спальни.
Арсиноя с любопытством созерцала всеобщее замешательство.
— Да вы не бойтесь, — молвила девочка, встряхивая кудрями и улыбаясь. — Мне ужасно понравилось... Позовите Идоменея. Только потом непременно выдворите, как собирались, а Ифти пускай остается...
* * *
Мастер Эпей пробудился во мраке ночи. Отнюдь не от холода — лето и впрямь стояло исключительно теплое, — а от изрядной жажды и премерзкой сухости во рту.
Приподнялся на локте.
Повертел головою.
Припомнил, куда и почему забрел.
Сознание работало вполне отчетливо, тело повиновалось беспрекословно, хотя остаткам Дионисовых даров еще предстояло некоторое время кружить и гудеть по каждой жилке. Эпей зажмурился, крепко растер лоб тыльной стороной левой кисти, вновь открыл глаза.
