— И это им отлично удается, будьте покойны, — ухмыльнулся Динни. — Если б Пэдди знал, на что идут его денежки, его хватил бы удар.
Незадолго до этого Динни передал Биллу десять фунтов в фонд помощи испанским республиканцам, сказав, что это от лица, пожелавшего остаться неизвестным, и теперь Билл догадался, от кого эти деньги.
Как выяснилось, Динни встретил обеих сестер, блуждая как-то у подножия Маританы. Он показал им, где было впервые найдено золото, и рассказал немало историй о старых временах. С тех пор они часто виделись. Иногда — как не замедлил установить Билл, а вслед за ним и его бабушка — они даже заранее уславливались о встрече. Это особенно возмутило Салли. Но Динни заявил, что Пэт и Пэм — славные, неглупые девушки, ему давно не доводилось видеть таких, да и вообще не могут они отвечать за то, что их мать вышла замуж за Пэдди Кевана.
Пэм нарисовала портрет Динни. Мазня какая-то, да и только! — заявила Салли. Разве это Динни? С таким же успехом можно сказать, что это — расплывшийся блин. Да она сама нарисовала бы лучше. Но Динни чрезвычайно гордился портретом и утверждал, что миссис Салли ничего не понимает в современном искусстве.
Художница и не ставила себе целью снять с него копию, возражал ей Динни. Она просто хотела изобразить старого золотоискателя, освещенного ярким солнцем, а вокруг красную землю приисков, показать, какой демон вселяется в человека, когда он ищет золото.
— Пэм говорит, — добавил он с лукавой усмешкой, словно ему самому казалось чудным толковать о таких вещах, — что настоящее произведение искусства — это когда художник передает вещь так, как он сам ее видит, а не так, как ее видят другие.
Оглушительный хохот, которым Фриско встретил эти слова, нимало не смутил Динни, как не смутили его и подтрунивания Тэсси Ригана и Тупой Кирки над тем, что у него завелись такие приятельницы. Но, право же, Динни выглядел очень комично, когда, вырядившись в свой лучший костюм и заметно волнуясь, отправлялся на свидание к Пэт и Пэм. Иной раз он совершал с ними прогулку на рудники, а то заходил к ним в студию выпить чаю и поболтать.
Девушки давали ему книги с красочными репродукциями картин современных мастеров, и Динни усердно просвещал миссис Салли, стараясь преподать ей всякие ценные сведения об этом новом искусстве. А она только ахала, глядя на картины Кандинского, Леже, Брака и Пикассо.
— Да они, по-моему, просто ненормальные! — восклицала она, решительно отказываясь восхищаться.
Билл удивлялся, как это Динни сумел составить себе хотя бы смутное представление об исканиях современных художников — разобраться в новом восприятии формы и света, в неожиданном истолковании самого простого и заурядного, в попытках передать на холсте прихотливую игру памяти и подсознательных эмоций. Все это казалось Биллу таким непонятным и далеким от повседневной борьбы за существование. Но это не мешало ему с интересом относиться к некоторым теориям, в корне меняющим представление об изобразительном искусстве, ратующим за простоту и выразительность в живописи и скульптуре.
Биллу приходилось слышать, как спорили молодые художники в Сиднее, и он научился ценить то, что так восхищало их в работах Гогена, Пикассо и Ван-Гога. И если уж на то пошло, в этом портрете Динни, который написала Пэм, он усматривал некоторое сходство со «Стариком-крестьянином» Ван-Гога. Но Билл достаточно был осведомлен о полном равнодушии художников, да и многих других интеллигентов к борьбе рабочего класса и потому не был склонен придавать всему этому большое значение. Правда, он не без скрытого интереса прислушивался к рассуждениям Динни об искусстве и к его рассказам об этих девушках, но не допускал и мысли, чтобы подобная дружба с дочерьми Пэдди Кевана могла лично ему доставить удовольствие. Едва ли! Что у него может быть общего с ними!
Раза два или три, возвращаясь с работы, Билл видел Пэт и Пэм, прогуливающихся по шоссе. В первый раз, промчавшись мимо них на велосипеде, он даже подумал, не его ли они подстерегают, чтобы сообщить ему то, что кажется им, по-видимому, таким важным и секретным. Увидев их вторично, он уже не сомневался, что это так — они явно смотрели в его сторону, — но он быстро отвернулся и проехал мимо. Билл понимал, что ведет себя, как грубиян; ну зачем он обдал их пылью, да еще сделал каменное лицо и отвернулся — позор да и только!
Какая досада, что на нем не было шляпы, чтобы небрежным жестом приподнять ее в знак приветствия! Но Билл надевал шляпу только на похороны или на свадьбу или когда ехал на побережье. Отправляясь на работу, он натягивал на свои непокорные вихры засаленную белую кепку, чтобы уберечь волосы от пыли и грязи. Придется снять хоть кепку, когда он в следующий раз встретит этих проклятых девиц: надо же показать себя джентльменом.
Через несколько дней после разговора между молодыми шалопаями в баре Билл снова повстречал Пэт и Пэм. На этот раз он был в старой фетровой шляпе, которой вот уже два или три дня как заменил свою кепку, решив, что так оно будет сподручнее, если потребуется проявить галантность.
Когда Билл поравнялся с девушками, они стояли на дороге, глядя на серые, розоватые и темно-красные отвалы, возвышавшиеся у рудника Южной Калгурли. Он поднес руку к шляпе и хотел было проехать мимо, но Пэт окликнула его:
— Послушайте, Билл!
Билл машинально остановился. Сделать вид, будто он не слышал оклика, было невозможно. Оробев, он спрыгнул с велосипеда и подвел его к тому месту у обочины шоссе, где стояли девушки.
— Что это значит? Проезжаете мимо и даже остановиться не желаете? — сердито спросила его Пэт. — Я же сказала вам, что мне нужно с вами поговорить по очень важному и секретному делу… Мы с Пэм третий раз доходим чуть ли не до самых рудников в надежде вас встретить, а вы пулей проноситесь мимо.
— Неужели это дело так уж важно? — осведомился Билл, считавший, что с этими сиренами надо быть настороже.
— Для нас — очень.
В глазах у Билла вспыхнули искорки. Свирепый и высокомерный тон в сочетании с зелеными штанами, красной жакеткой и красным беретом казался ему до нелепости смешным, но он насупился, решив про себя, что ни за что не позволит этой красотке завлечь его в свои сети.
— Что ж, давайте поговорим, — сухо сказал он.
Пэм, словно в изнеможении, опустилась на большой камень, лежавший у дороги. Она глядела на молодого человека с выражением обиды в кротких глазах.
— Не надо быть таким резким с нами, Билл, — сказала она.
— Прошу прощения, — сказал Билл, и ему стало неловко за свой тон.
Ну зачем он так говорит, точно и не стыдится своей грубости? Что это с ним происходит, недоумевал Билл. Он никогда еще не держался с девушками так сухо и вместе с тем бесцеремонно. Ведь проводил же он каникулы на побережье с такими вот светскими барышнями и с удовольствием танцевал и резвился с ними в волнах прибоя. Но сейчас ему казалось, что это было очень давно, тогда он еще не относился так серьезно ни к жизни, ни к работе, а кроме того, он не мог простить Пэт и Пэм их родства с Пэдди Кеваном.
— У нас к вам письмо от Джека Стивенса, — сказала Пэт. — Джек сейчас в Испании, в Интернациональной бригаде. Шон Десмонд тоже там. Кстати, он жених Пэм, они помолвлены.
— Что? — Билл не верил своим ушам. Джек Стивенс, один из организаторов коммунистического движения на Западе, был его большим другом. Но Джек — англичанин, и, получив небольшое наследство от бабушки, он вернулся в Англию. Билл уже два года ничего не слыхал о нем.
— Вот письмо от Джека, — сказала Пэт. И добавила ехидно: — Вы бы все-таки прочли его.
Билл вскрыл конверт и пробежал глазами письмо.
— Ну, знаете ли! — воскликнул он и с застенчивой улыбкой взглянул на Пэт. Широким жестом он протянул руку и крепко пожал сначала пальчики Пэт, а потом Пэм.
— Рад видеть друзей Джека, — сказал Билл.
— Вот это уже лучше, — облегченно вздохнула Пэм.
— А Пэдди Кеван знает… о вашей дружбе с Джеком? — В глазах Билла, как и в его вопросе, снова промелькнуло недоверие.
— Конечно, не знает, — поспешила ответить Пэт. — С ним приходится держать ухо востро. Вот когда нам минет двадцать один и мы сможем распоряжаться своими деньгами, мы будем поступать, как нам заблагорассудится. А сейчас, если у отца появится хотя бы малейшее подозрение о том, каких взглядов мы придерживаемся, он откажет нам в карманных деньгах.
— Понятно. — Билл все еще сомневался.
— Конечно, пока от нас мало толку, — продолжала Пэт. — Но мы стараемся, как можем, участвовать в оказании помощи Испании.
— Ну и ну! — расхохотался Билл. — Давно не слышал ничего более забавного. Кто бы мог подумать? Дочери Пэдди Кевана…
— Если мы его дочери, так вы его сын, Билл, — съязвила Пэм. — Сначала он женился на нашей матери, а потом — на вашей.
