Когда он очнулся, то увидел лицо отца — широко раскрытые глаза, необычно четко очерченные скулы, приоткрытый рот с желтыми неровными зубами, отвисшая нижняя губа, розовая и влажная.
— Отец! — Ироду показалось, что он произнес это громко.
Но странно, он не услышал собственного голоса. Зато хорошо расслышал голос отца, произнесший:
— Несите!
И сразу же тело Ирода оторвалось от земли — лицо отца исчезло, а далекие облака на бесцветном небе словно приблизились. Голова была тяжелой, Ирод приподнял ее с трудом, огляделся, поморщившись от боли в висках.
Четверо солдат, держась за концы куска плотной материи, несли его. Каждый их шаг отдавался болью в голове. Он хотел попросить, чтобы они ступали аккуратнее, но не успел — голос отца откуда-то сбоку строго проговорил:
— Осторожнее, ему больно.
Потом его уложили на устланное мягкими коврами дно повозки. Стало легче, и он заставил себя приподняться, опершись о локоть. Он думал увидеть поле недавней битвы, но увидел воинов впереди и вокруг, пеших и всадников. К нему подошел Фазаель, его правая рука была перевязана. Здоровой рукой он дотронулся до плеча Ирода, сказал с улыбкой:
— Мы думали, тебя убили. Ты настоящий герой.
Фазаель рассказал, как все произошло. Когда солдаты бросились преследовать противника, Ирод бежал впереди всех. Антипатр и командиры когорт пытались их остановить. Большая часть вернулась в лагерь, остальные были перебиты атаковавшей их конницей Аристовула. Сам Фазаель этого не видел, но ему передали потом, что Ирод почти добежал до первой шеренги вновь построившихся воинов противника. Наверное, если бы добежал, его ждала бы неминуемая смерть. Но один из атакующих, всадник, ударил его копьем в грудь. То ли всадник не рассчитал удара, то ли лошадь дернулась в сторону, но копье только отбросило Ирода, не пробив лат. Он мгновенно потерял сознание, и это его спасло. Антипатр было бросился на помощь сыну, но пехота противника снова пошла на приступ, и телохранители с трудом удержали его.
— А потом? Что было потом? — спросил Ирод, едва шевеля запекшимися губами. — Мы победили?
— Мы победили, — кивнул Фазаель и, пожевав губами, добавил словно бы нехотя: — Подошедшая конница царя Ареты ударила им во фланг. Семь тысяч всадников, они заполнили равнину до самого горизонта, визжали, как стадо диких кабанов. Их крик, наверное, слышали убитые.
— Я не слышал, — сказал Ирод.
— Но ведь ты был жив, — рассмеялся Фазаель, — а я говорю о мертвых.
Веселость брата не понравилась Ироду, он выговорил угрюмо:
— Значит, это Арета победил Аристовула, а не мы.
Прервав смех, Фазаель пожал плечами:
— Нет, мы тоже. Когда конница Ареты ударила им во фланг, отец повел нас в наступление.
— И вы опрокинули их? — с надеждой спросил Ирод.
— Вместе с подошедшей пехотой Ареты, — глядя мимо глаз Ирода, ответил Фазаель, — Но мы потеснили их еще до этого.
— А Аристовул? Его пленили?
— Ему удалось уйти. Его преследовали до самой темноты. — Сказав это, Фазаель добавил с деланной бодростью: — Теперь ему Не уйти. Он заперся в Иерусалиме, а мы с ходу возьмем город.
— Ты собираешься взять его с ходу, Фазаель? — послышался насмешливый голос Антипатра. Он подъехал к повозке, на которой везли Ирода.
— Я думал… — вяло проговорил Фазаель, посмотрев на отца. — Мне казалось…
Антипатр спрыгнул с коня, пошел рядом, держась за края повозки.
— Аристовул тоже думал, что сможет победить нас, — сказал он, обращаясь к старшему сыну уже без прежней насмешливости в тоне. — Это серьезный противник, и он не бежал, а отступил, сохранив армию.
— Отец, — возразил Фазаель, — ты говоришь о нем так, будто он наш союзник, а не враг.
Антипатр бросил на сына строгий взгляд:
— Он бесстрашный воин и умелый полководец, я хочу, чтобы ты понял это. Ладно, иди к своему легиону.
Фазаель отошел, недовольный. Ирод спросил отца:
— Значит, мы идем на Иерусалим? — И когда Антипатр кивнул, спросил опять: — Ты считаешь, мы не сможем взять его?
Некоторое время отец молчал, идя рядом. Когда ответил, голос его прозвучал глухо, без всякого выражения:
— Это будет непросто.
Ирод хотел спросить еще, но Антипатр, взявшись за луку седла, легко вскочил на лошадь и, коротко кивнув сыну, отъехал.
Вечером этого же дня Ирод попросил подвести лошадь и не без труда, морщась от боли, с помощью сопровождавших его солдат взобрался в седло.
А еще через день он уже ездил свободно. Большое синее пятно на груди, в том месте, где вмялись латы от удара копья, стало лиловым, а боль только время от времени беспокоила его.
На последнем привале перед Иерусалимом отец прислал сказать, что Ирода хочет видеть царь Арета. Арета восседал в золоченом кресле, похожем на трон, шатер за его спиной был столь высок и просторен, что походил на дворец. Когда Ирод подошел и склонился перед аравийским царем как можно более почтительно и низко, Арета, выдержав долгую паузу (Ирод все не разгибал спины, а царь любил продолжительные изъявления почтительности), произнес наконец с особенной торжественностью:
— Мне передали, что ты в одиночку бросился на противника. Такая отвага — лучшее украшение воина. Я рад, что не ошибся в тебе. Мой друг, первосвященник Гиркан, — Арета медленно повернул голову и посмотрел на Гиркана, сидевшего чуть поодаль, тоже в золоченом кресле, но значительно меньших размеров, — согласен со мной.
Гиркан улыбнулся царю чуть болезненной улыбкой, отчего-то передернувшись всем телом, и, переведя взгляд на Ирода, закивал:
— Да, да, согласен.
Арета едва заметно, но презрительно усмехнулся и так же медленно повернул голову к Ироду.
— Воинский подвиг должен быть вознагражден. А если награждает царь, то награда будет царской. — Арета посмотрел в одну сторону, потом в другую, будто кто-нибудь мог усомниться в этих словах царя.
Окружавшие его кресло придворные и воинские начальники, среди которых ближе всех к царю стоял Антипатр, почтительно поклонились.
— Я дарю тебе сто моих лучших всадников и лошадь из моей конюшни, — сказал Арета, и указательный палец его правой руки, лежавшей на подлокотнике кресла, поднялся и опустился.
Повинуясь знаку, двое слуг вывели на площадку перед шатром вороного арабского скакуна. За ними шествовали еще двое: один нес богато украшенное седло, другой — дорогую сбрую.
Царь Арета не смотрел на них, он смотрел на Ирода. Он ждал. Ирод знал, чего он ждет, — повторение низкого поклона не было бы приличествующей случаю благодарностью. Ирод хотел взглянуть на отца, но в последний миг удержался. Да, взгляд отца сказал бы ему, что делать, но Арета не отводил от Ирода глаз…
Пауза оказалась короткой, очень короткой, ее можно было не считать промедлением. Ирод шагнул в сторону трона Ареты и… встал на колени. Потом он нагнулся и, приложив ладони к земле, воскликнул:
— О великий царь! Разве я, недостойнейший, могу…
Но он недоговорил — кто-то тронул его плечи. Он поднял голову, над ним стоял Арета. Арета улыбался довольной улыбкой.
— Встань, Ирод, — произнес он ласково, — встань. Я знаю, что ты любишь и почитаешь меня. Встань, — При этом Арета достаточно сильно давил на плечи Ирода. И Ирод сообразил, что нужно делать, и снова низко опустил голову, проговорив тихо, но достаточно четко, чтобы его услышали придворные, стоявшие за спиной царя:
— Не смею, о великий царь!
Арета распрямился и отнял руки. Повернувшись к придворным, он проговорил, указывая на все еще распростертого перед ним Ирода:
— Пусть знают все: отныне Ирод — мой любимый воин!
По толпе придворных прошел одобрительный гул, а Арета, широко шагая и невидяще глядя перед собой, прошел мимо них и скрылся в шатре.
Ирод встал и, поклонившись шатру, медленно отступил в тень. Антипатр догнал сына у входа в его палатку.
— Ирод! — позвал он. — Мне нужно говорить с тобой.
Ирод невольно вздрогнул и обернулся, а отец, обняв
его за плечи, увлек внутрь палатки. Когда они сели, Ирод проговорил, виновато глядя на отца:
— Прости, отец, но мне показалось…
Антипатр не дал ему договорить:
— Ты сделал то, что должен был сделать. Знай, я горжусь тобой. То, что ты сделал на поле сражения, есть поступок мальчишки, а не зрелого воина. То, что ты сделал сегодня, смирив свою гордость, есть поступок зрелого мужа и опытного царедворца. Арета нужен нам, — продолжил он шепотом, — и мы станем падать перед ним ниц столько, сколько будет необходимо. Мы не можем добыть власть одним лишь мечом: умение воевать — это такая малость перед умением жить. Прежде чем научиться стоять в полный рост, нужно научится преклонять колени. Я сомневался в тебе, Ирод, теперь я горжусь тобой.
Слова отца произвели на Ирода двоякое впечатление. С одной стороны, ему приятна была похвала, с другой — умение унижаться в его глазах не было уж таким достойным восхищения умением. Тогда же он сказал себе, что добьется мечом такого положения, когда другие будут унижаться перед ним, а ему самому не придется этого делать.
