Формула «государь указал и бояре приговорили» менялась в таких случаях на «по указу великого государя бояре приговорили», т.е. фиксировала трансляцию полномочий сюзерена на высшее государственное учреждение. Еще дальше этот процесс зашел в области административной практики, к которой государь, как мы помним, прилежал с первых дней царствования. 4 августа 1676 г. Федор Алексеевич указал: «Из приказов судьям дела, которых им в приказе вершить невозможно, взносить к боярам для вершения поденно». Этим государь устанавливал обязанности и для себя, ибо, по заведенному обычаю, получал предварительное уведомление о всех текущих делах (традиционная помета на которых гласила: «государю ведомо и боярам чтено»).
В пятницу Думе докладывались дела из Разряда, Посольского и подчиненных ему приказов, в понедельник — из Большой казны, Иноземного, Рейтарского, Большого прихода и Ямского, во вторник — из Казанского дворца. Поместного, Сибирского и Челобитного, в среду — из Большого дворца, Судного дворцового, Оружейного, Костромской чети и Пушкарского, в четверг — из Владимирского и Московского судных, Земского, в новую пятницу — из Стрелецкого, Разбойного, Хлебного и Устюжской четверти. Поскольку число центральных ведомств не укладывалось в пятидневную рабочую неделю царя и Боярской думы, график вынужденно был сделан скользящим (№ 656).
Отъезды государя из Москвы не должны были нарушать ритм работы связки центральных ведомств и Думы. Для таких случаев (решения текущих дел как бы вместо государя — «в царево место») издавна в Москве оставлялась группа доверенных лиц. Сложность состояла в том, что назначение в Москву «для дел» было почетным и Федор Алексеевич не мог отказать в нем как представителям аристократии, ссылавшимся на «старину», так и своим приближенным. Сохранившиеся записи об этих назначениях в дворцовых разрядах с сентября по декабрь 1676 г. и с марта 1678 г. по октябрь 1680 г. показывают, что из 18 назначавшихся «в царево место» бояр 11 оставались координировать работу приказов от 1 до 3 раз, 5 бояр — по 6–7 раз. Последние (за исключением знатнейшего старого князя И. А. Воротынского) были пожалованы в бояре самим Федором Алексеевичем и (включая старика) состояли в ближней свите государя (это видно по их участию в выездах): Ф. г. Ромодановский, С. А. Хованский, И. Б. Троекуров, В. С. Волынский.
Не составляли стабильную часть комиссий также окольничие и думные дворяне: всего 17 лиц. Из окольничих трое назначались по разу, трое — по два, четверо — по три и всего двое (И. С. Хитрово и А. И. Чириков) — по четыре раза. Из думных дворян по одному разу попали в московскую административную комиссию двое, В. Я. Дашков — четыре раза, И. А. Желябужский (с которым мы встречались в Конюшенном приказе) и опытный г. С. Караулов — по шесть раз.
Конечно, стабильность управления в значительной степени обеспечивали приказные профессионалы, ведавшие делопроизводством: печатник Дементий Минич Башмаков (36 раз) и думный разрядный дьяк В. Г. Семенов (32 раза), — лишь трижды им в помощь назначались другие дьяки. Отказавшись от отцовской практики передачи государственных печатей «первому министру», как бы представлявшему царя в правительстве (к этому вернулась потом Софья), Федор Алексеевич вместе с тем склонен был подчеркнуть значение самих печатей: великой, малой и средней. 22 октября 1676 г. он распорядился даже сделать особую «свою государеву печать» для Земского приказа, судьям которого запретил скреплять документы личными печатями (№ 665). В 1680 г. государь настолько осерчал на дворян за несвоевременную выплату печатных пошлин, что чуть было не конфисковал у виновных дворы и вотчины для «продажи охочим людям», однако «на милость положил» и продлил срок выплат в Печатный приказ, чтобы «платили… не дожидаясь на себя… опалы» (№ 801).
Наличие постоянного представителя Разряда и канцлера (как называли печатника иноземцы) придавало московской комиссии черты государственного учреждения, которые Федор Алексеевич постарался усилить относительной стабильностью председательства. Старые (с 1660-х гг.) опытные бояре, знатнейших княжеских родов не загружались назначениями в приказы и оставлялись «в царево место» почти постоянно: Яков Никитич Одоевский 16 раз, Алексей Андреевич Голицын 12 раз.
Постепенно Я. Н. Одоевский превращался как? бы в постоянного председателя московской комиссии, а А. А. Голицын в его заместителя. Характерна, например, такая запись в Дворцовых разрядах (9 августа 1680 г.): государь «указал на Москве на своем государеве дворе быть боярину князю Алексею Андреевичу Голицыну потому, что боярин князь Яков Никитич Одоевской по его государеву указу отпущен в деревню».[101] Логичным завершением этого процесса стало превращение комиссии Боярской думы по решению спорных приказных дел в постоянную Расправную палату (по месту заседаний она называлась также Золотой).
18 октября 1680 г. Федор Алексеевич издал именной указ: «Боярам, и окольничим, и думным людям сидеть в Палате, и слушать изо всех приказов спорных дел, и челобитные принимать, и его великого государя указ по тем делам и по челобитным чинить по его великого государя указу и по Уложению» (№ 838). Следующий указ о Расправной палате живо напоминает распоряжения Петра I Сенату. 12 августа 1681 г. государь повелел: «Боярам, и окольничим, и думным людям, которые сидят у расправных дел в Золотой палате с боярином со князем Никитою Ивановичем Одоевским в товарищах, как учнут дела чьи, или свойственников их слушать — и тем в то время из палаты выходить, а в палате в то время им не быть» (№ 885).
Расправная палата сняла с царя и Боярской думы огромное количество текущих частных дел и неудивительно, что с ее созданием процесс реформ заметно активизировался. Но забота Федора Алексеевича с самого начала распространялась не только на первый эшелон, а на всю структуру государственного управления, которая за шесть лет приобрела значительно более четкий и эффективный характер в соответствии с идеальными представлениями царя о «голове» государственного организма.
Прежде всего Федор упразднил приказ Тайных дел, подчеркнув тем самым, что отказывается использовать учреждение, стоящее вне единой административной системы.[102] Аналогично (но в конце 1677 г.) был упразднен Монастырский приказ, столь ненавистный некогда Никону. Его дела ушли вместе с последним судьей И. С. Хитрово в Большой дворец, денежные счета — в Новую четверть; церковное управление осталось, как и следовало ожидать, в патриарших приказах. В конце царствования «серьезная перестройка с целью упрощения и дальнейшей централизации» (по словам современного историка Н. Ф. Демидовой) затронула множество приказов.
Финансовые дела объединялись в приказе Большой казны, поместно-вотчинные последовательно концентрировались в Поместном приказе, служебные — в Разрядном, «с изъятием из их ведения территориальных приказов». Общее количество центральных ведомств сократилось в царствование Федора Алексеевича с 43 до 38, зато штаты их значительно пополнились подьячими. Н. Ф. Демидова подсчитала, что при Алексее Михайловиче (1664) на 43 приказа их приходилось 771, при Федоре (1677) на то же число учреждений — 1477, а к концу его царствования в 38 приказах было уже 1702 подьячих!
Более детальный подсчет по Поместному приказу подтверждает, что «резкое увеличение количества подьячих… приходится на вторую половину 70-х — начало 80-х годов». Крупнейшие ведомства насчитывают более 400 сотрудников, средние — 70–90 подьячих, мелкие — 30–50. При этом количество судей (из бояр и окольничих) падает с 43 до 31, а дьяков остается почти столько же (приказных — 128–129, думных в приказах — 6–4).[103]
Именные указы Федора Алексеевича от 26 ноября 1679 г. и 26 октября 1680 г. устанавливали единое время работы сотрудников центральных ведомств, от бояр-судей до подьячих: пять часов с утра и пять часов с вечера (час начала работы менялся при переходе с летнего на зимнее время) с традиционным перерывом на обед и послеобеденный отдых (№ 777, 839). Царский указ от 23 февраля 1677 г. повышал статус управлявшегося дьяками Разряда: отныне из этого приказа всем учреждениям (кроме возглавляемых боярами и окольничими) посылались не памяти (как равным) — а указы (№ 677).
