Сердце заныло от жалости. Дана, его родная Дана…
Алан, всё ещё тонущий в тенях, многозначительно перевёл взгляд с неё на Эндрю. Чуть приподнял бровь. Прощайся, мол, я обещал позволить тебе попрощаться… Чтобы потом убить. Положить рядом, четвёртой, на свободное место, даже не прикрыв глаза. Стереть, отнять, уничтожить…
Нет. Хотя бы не Дану, только не Дану!
И Эндрю загородил её собой.
— Беги отсюда! — крикнул и бросил в Алана «сонной бомбой».
Но Дана не побежала. Дана, его спокойная милая Дана, ощетинилась и прищурилась, будто дворовая кошка, высматривая опасность, а пластиковый шарик, распавшись надвое и обдав Алана зеленоватым дымом, вызвал только хриплый смешок.
Бабушка говорила, на возвратышей почти не действует чужая магия. Чёрт!
— Беги! — повторил Эндрю, срывая голос и встряхивая девушку за плечи. Попытался сам утянуть её прочь, но Дана раздражённо оттолкнула его — не мешайся, мол, пустышка, — и забормотала слова заклинания, вскинула руки в магическом пассе… Алан скривился: белёсая дымка заклинания спокойно стекла по чёрной коже плаща и смешалась с туманом.
Внутри что-то оборвалось. А в зелёных глазах лишь мелькнуло непонимание и разгорелась злоба.
— Он охотник, он возвратыш, не убьёшь! Беги! — пытался Эндрю достучаться, хватая за запястье.
Но Дана вновь лишь смахнула его руку, качнула головой и упрямо принялась за новое колдовство.
Эндрю встал на пути Алана в надежде хотя бы задержать, но был легко отброшен прочь.
Удар о чей-то могильный камень пронзил грудь тупой болью и выбил из лёгких воздух. Он пытался подняться, но не мог. И мучительно, будто в замедленной съёмке наблюдал, как Алан приближается вплотную, раздувая ноздри подобно загнавшему зверя псу, как Дана пинает его и бьёт по лицу, а он ожесточённо, до вмятин, вжимает уже в её лицо и шею сильные пальцы.
Миг, хруст позвонков, взметённое облако чёрных волос — и тело Даны потонуло в тумане.
Всё было кончено.
Алан облегчённо выдохнул, задрал голову к небу. Улыбнулся.
Всё было кончено. Вся жизнь Эндрю разрушилась всего за одну ночь, а Алан просто стоял и улыбался.
— Что они тебе сделали?.. — голос почти не слушался.
Алан перевёл на него взгляд, не спеша сбрасывать эту свою мерзкую, мёртвую улыбку.
— Ничего. Мне нужны их непрожитые годы, — сказал.
— Всегда можно найти другой выход…
Алан сдвинул с пути ещё тёплое тело Даны тяжёлым ботинком, будто какой-то мешок. Подошёл ближе к Эндрю, присел на корточки. Тёмные глаза наполнились сытым довольством и даже счастьем, которых никогда за всё время их знакомства там прежде не бывало.
Чудовище. Как можно было не понять, что он, жёсткий, отчуждённый, со своим вечным пренебрежением и грубым лицом в непонятных рубцах — чудовище?
— Считаешь, я чудовище? Думаешь, это я так от Ада бегу, просто боюсь счёта за грехи? — хмыкнул Алан, будто прочитав всё по одному только взгляду. — Веришь, что я могу получить искупление, если хорошенько постараюсь, — и в Рай, а ты туда, как откинешься, сразу, без очереди пролезешь?.. Так вот для нас посмертия вообще не предусмотрено, мы на той стороне не удерживаемся. Выхода тут всего два. Полное небытие, шаг за Врата, прямо в Бездну, или всё-таки паршивая, но жизнь. Сыграем в напёрстки, а, солнечный мальчик? Что выберешь? Ты как я, тебе это тоже предстоит, так чего тянуть?
Эндрю сжал губы.
— Я бы выбрал небытие… Каждый человек что угодно бы выбрал, но не убивать!
Алан вздохнул. Лицо его приобрело прежнее равнодушие.
— Громкие слова. Проверим? — сказал.
Миг — и он притянул Эндрю к себе, а лезвие играючи вошло под рёбра в районе сердца. Миг — и мир исчез за ослепительной вспышкой боли.
Гляди, как надо, триста восьмой!
***
Алан резко сел со рваным, болезненным вдохом.
Над головой, едва заметно искажая небо, колыхался купол скрывающего заклинания. Перед ним в широкой и глубокой яме с гладкими стенами лежала лишь свежая тушка ягнёнка.
Госпожа просто решила посмеяться, наслав видение. Он этого не делал. Он ничего из этого пока не сделал… С ними не сделал, а сколько было других? И чем они лучше, чем заслужили жизни, пока сам он уже столетия как мёртв и уже стольких утянул за собой в могилу? Зачем останавливаться сейчас? Какая разница?!..
Раз, раз, раз.
С раздражением, щёлкая вразнобой и тихо ругаясь.
Механическая зажигалка никак не хотела высекать заветную искру… Да и чёрт с ней.
Алан, оставив попытки, лёг обратно, на дно подготовленной, но всё ещё пустой братской могилы. Лёг с незажжённой сигаретой во рту, с обнажённым торсом и лицом, расчерченными нелепыми символами, что стягивали кожу, и уставился на небо. Звёзды, сегодня особенно яркие, издевательски подмигивали ему со своей высоты.
Возможно, сейчас он был кем-то другим. И лежал, не здесь, а на дне кристально-чистой Леты, помнящий и испуганный. А оттуда, с недосягаемой высоты за толщами ледяной воды, глядели на него не миллиарды мёртвых звёзд, а лишь один немёртвый — уродливый циничный незнакомец. Незнакомец, что стоял и с руками по локоть в крови важно рассуждал о любви, которой никогда не знал.
Глупо…
Дана сегодня исполняла «Stairway to Heaven» Led Zeppelin. И если бы не дрожал так тоскливо, то и дело срываясь, девичий голос, Алан готов был поклясться, что и ведьма над ним насмехается.
Лестница на небеса… Ха.
«И когда мы идём по дороге, наши тени выше нашей души», — напевала Дана. А он, сглатывая несуществующую кровь, зачем-то всё ещё борясь с судорогой в мышцах и стремлением всей своей сути свернуть девчонке шею, думал, что это, наверное, неплохо, когда у тебя в принципе осталось что-то помимо собственной тени.
— Но тот и раб, и нищ, и одинок,
Кто в жизни выбрал спутником порок*, — произнёс Алан бесцветно, даже не сожалея.
Замер, будто вслушиваясь в эхо сказанных слов. Усмехнулся.
Это написал, кажется, де Вега. Теперь он был почти на все сто процентов уверен, что в прошлом никакой не Алан, а всё-таки чёртов испанец с чёртовой кучей имён.
Видение было понято, решение — принято.
Он точно знал, как разорвать замкнутый круг.
