смерть. И мы увезем труп, а участковый потом опечатает дом, – пояснил Вишневскому разговаривавший с ним до этого врач.
– Я могу идти? Родственникам можно сообщить? – спросил Олег.
– Конечно, можете идти, и быстрее, чтобы не было к вам лишних вопросов, родственникам обязательно сообщите! – ответили почти в один голос врачи.
– До свиданья! – Олег взял портфель Погодина и вышел из дома.
Олег почти в обморочном состоянии с тяжелым портфелем в руках прошел пешком практически весь город, было темно и неуютно, с моря дул прохладный и сильный ветер. Недалеко от дома, где находилась явочная квартира, Олег еще в первый день приезда заметил таксофон и тогда же проверил его работоспособность. А сейчас он дрожащими от холода и волнения руками набрал на его диске только ему известный номер:
– Алло. Слушаю, – в трубке был слышен сонный голос Медунова.
– Дело сделано, – устало сообщил Вишневский.
– Принял! – положил трубку Медунов.
Вишневский несколько минут держал в руках трубку таксофона, в голове, как метроном, односложно звучало и думалось с сильной обидой:
«Принял! Принял! Принял! Больше ни слова и ни звука. Я людей убил ради него, а он… Даже спасибо не сказал. Я был и есть для него пустое место! А как он придумал с деньгами… Как все мерзко…»
Олег поднялся в квартиру, лег на казенную кровать прямо в одежде и мгновенно заснул. Проспал он до одиннадцати дня вторника. Стояло прекрасное утро, удивительно, но значительно улучшилось настроение, в народе не случайно говорят: «Утро вечера мудренее!». «Все хорошо. Дело сделано. Деньги при мне. Погодин и Смирнов получили по заслугам, ни у кого не получится доказать мое участие в их убийствах. А шеф сам пригласит и поблагодарит лично при встрече. А сейчас срочно в Краснодар!» – спешно умываясь, думал Олег.
Заехав на почту, Вишневский дал телеграмму дочерям Смирнова: «Дмитрий Петрович Смирнов вчера скончался. Подробности телефоном» – и дал номер телефона хозяйственного отдела управления КГБ по Краснодарскому краю.
На выезде из залитого солнцем Геленджика с машиной Вишневского поравнялась небольшая колонна из трех «Волг» в сопровождении ГАИ, машины ехали со стороны Краснодара.
– Погодина едут арестовывать. А где он? А нету! – улыбаясь, сам себе сказал Олег.
Действительно, это была большая следственная группа с ордером на арест первого секретаря горкома партии. Но вот только самого первого секретаря на рабочем месте не было, не было его и дома, как, впрочем, его нигде не было!
Через несколько дней обыскали весь город, пляжи, горы, водолазы обследовали всю бухту – и все безрезультатно. Опросили всех сотрудников горкома, и по несколько раз, все, кто его видел в понедельник, отмечали лишь его бледный цвет лица, и кроме показаний дежурного, который видел Погодина в последний раз выходящим из горкома в сторону набережной без трех минут шесть 14 июня, – ничего.
В городе были искусно распущены две версии исчезновения Погодина: первая – что он после жесткого разговора с Медуновым, не выдержав душевных переживаний, покончил с собой, вторая – что после все того же разговора с первым секретарем крайкома партии Погодин принял решение бежать за границу и что за большие деньги был спрятан на одном из иностранных кораблей.
Олег Вишневский мчался из Геленджика в сторону Краснодара на своей светло-бежевой «шестерке» по раскаленной от жары дороге, вдоль которой простирались сначала горы, затем засеянные поля, виноградники, фруктовые сады, деревни и хутора. Настроение у него было великолепным, на переднем сиденье стоял пузатый кожаный портфель с пятьюдесятью тысячами, будущее казалось прекрасным. Но Олег и подумать не мог, что покидал Геленджик навсегда и ехал по этой дороге последний раз…
Вместо заключения
Так как скоропостижная смерть Смирнова застала обеих его дочерей, что называется, врасплох, на похороны они не смогли приехать. Смирнова похоронили на кладбище Геленджика силами хозяйственного отдела управления КГБ по Краснодарскому краю. Было несколько дежурных речей и ни одной слезы. Хотя родным Дмитрия Петровича была выслана подробная информация о месте его захоронении, однако никогда и никто из дочерей, зятьев, внуков на могиле так и не побывал. В первый приезд в опустевший дом в середине лета было не до могилы некогда так любившего всех своих родных Петровича. Приехали делить наследство.
Однако дочерям Смирнова не удалось разделить геленджикское наследство отца. Поделили поровну только пять тысяч, лежащих на сберегательной книжке, которую нашли в тумбочке у кровати. Что касается всего остального, долго спорили и ругались. В итоге разругались раз и навсегда и решили приезжать на отдых в отцовский дом с семьями – по отдельности…
В один из таких приездов старшая дочь небрежно сложила в большую сумку парадный китель Петровича с наградами, фуражку, фотоальбомы, несколько папок с документами и отнесла в лодочный сарай, который затем сгорел. Сгорел в этом сарае тот самый давно гниющий белый катер. Память о полковнике Смирнове не оставила следа…
Берта Бородкина начала сотрудничать со следствием. Следователи объяснили – хищения в таком размере тянут на исключительную меру наказания. Не дождавшись помощи, Берта Бородкина дала показания на более чем два десятка высокопоставленных чиновников. Однако Медунова среди них не было, зато был Николай Погодин, которому было уже все равно – его тело покоилось глубоко в морской пучине. Берте Наумовне признания не помогли. Суд приговорил ее к расстрелу, и в 1983 году Железную Беллу казнили в тюрьме города Новочеркасска, но документальных подтверждений тому нет, из чего можно сделать робкое предположение, что устранение Бородкиной случилось гораздо раньше официальной даты ее расстрела.
Сергея Медунова чуть более чем через месяц после его последнего разговора с Погодиным сняли с поста первого секретаря Краснодарского крайкома КПСС и перевели на малозначительную должность заместителя министра плодоовощного хозяйства СССР. Однако позже его вывели из состава ЦК КПСС (с убийственной тогда для номенклатурного работника его уровня формулировкой «За допущенные ошибки в работе») публично, по сути выгнав из зала пленумов ЦК, отомстив таким образом за дружбу с Леонидом Брежневым. Предъявили обвинение в злоупотреблении служебным положением, которое позже было снято. Медунов прожил потом еще долгую жизнь, пережив всех своих преследователей и завистников, но это была уже другая жизнь и другая страна.
Кстати, до и после своей отставки с должности первого секретаря Медунов больше не разу не встретился, не созвонился и даже не переговорил со своим «спасителем» от тюрьмы и, возможно, от высшей меры – Вишневским. Может быть, не мог, а может быть, не хотел. Но номер спецтелефона после ночного звонка Вишневского из автомата в Геленджике был сразу сменен.
Олега от работы
