нам в справедливости…
– Я понял тебя. Сколько же, по-твоему, я вам должен? – сдержанно спросил Требаций.
– По десять тысяч сестерциев на человека – вот самая малая плата для тех, кого бросают здесь на произвол судьбы, – отчеканил Мемнон.
– Клянусь Юпитером Диктейским! – не выдержав, воскликнул один из навархов. – По десять тысяч на каждого из четырехсот двадцати человек? Да это же четыре миллиона двести тысяч сестерциев! Сто шестьдесят талантов! И ты хочешь их получить?
– У нас нет иного выхода! – возвысил голос Мемнон и враждебным взглядом обвел стоявших на причале навархов. – Или мы получим эти деньги, или возьмем их силой!
– Что такое?.. Ты нам угрожаешь, грекос?.. А не хочешь ли в мешок вместе с петухом и обезьяной? – загремели возмущенные голоса навархов.
– Я вижу, вы ничего не поняли! – вскричал Мемнон, закипая гневом, и, повернувшись к своим бойцам, скомандовал: – Фаланга! Стройся!
Триста воинов разбежались влево от причала четырьмя рядами, образовав тесно сомкнутый строй. Одни из них взяли копья наперевес, другие обнажили мечи.
– Стойте! – поднял руку Требаций. – Неужели мы будем проливать братскую кровь из-за презренного металла?
– Повторяю, у нас нет другого выхода! – крикнул Мемнон. – Или мы получим свои деньги, или будем сражаться до тех пор, пока все до одного не сложим головы на этом самом месте!..
Не только Требаций – многие навархи и сбежавшиеся на берег пираты знали, что александриец не из тех, кто бросает слова на ветер.
– Хорошо, – спокойно сказал Требаций. – Я согласен.
– Как? Ты с такой легкостью хочешь отдать четыре миллиона? – воскликнул кто-то из навархов, поперхнувшись от злобы.
– Молчи, Фульсциний! Мемнон прав, – продолжал Требаций. – Эти люди – наши товарищи по оружию. Они честно сражались. Мы не можем их взять с собой на свои корабли, которые и так переполнены. Я показал бы всем пример алчности, коварства и несправедливости, оставив этих доблестных воинов без средств к существованию. Четыре миллиона двести тысяч сестерциев из тридцати пяти миллионов нашей общей казны – это мы вполне можем себе позволить…
Никто больше не стал возражать. Устраивать из-за денег кровавое побоище, когда вот-вот должен был появиться весь римский флот, было в высшей степени неразумно. В глубине души почти все пираты с кораблей, покидающих Крит, были согласны со справедливым решением своего вождя.
По приказу Требация сто шестьдесят корзин, наполненных серебряными денариями, драхмами и сестерциями, были переданы Мемнону и его воинам.
Мемнон, когда все это было сделано, подозвал к себе Апрония и сказал ему:
– Наши где-то в пятнадцати милях отсюда. Отправляйся к ним навстречу, погрузи всех на корабль и возвращайся. Потом ты поведешь дикрот в Кидонию вокруг острова, но заберешь с собой только раненых. Мы же пешком дойдем туда раньше тебя примерно на два дня. За это время я надеюсь уладить дело с наймом кораблей, которые переправят нас в Сицилию…
Глава восьмая
Поход к Кидонии
Корабли Требация ушли за несколько часов до появления в Срединном заливе римского флота. В то же время дикрот Апрония совершил необыкновенно быстрый переход в пятнадцать или шестнадцать миль от Новой Юнонии навстречу медленно двигавшемуся вдоль берега отряду, возглавляемому Сиртом, Кератом и Амфиараем. Приняв на борт сто двадцать человек, в том числе раненых, Апроний повернул дикрот в обратный путь.
Незадолго до заката корабль бросил якорь близ устья Электры.
Из пятидесяти восьми раненых десять человек уже скончались в пути от потери крови. Астианакс тоже потерял много крови и был на грани жизни и смерти. Ювентина, Акте и Леена, покинув усадьбу Мамерка Волузия, прибежали на корабль и окружили молодого галла и других раненых своими заботами.
Ювентине не хотелось разлучаться с Мемноном. Она пыталась уговорить его взять ее с собой.
– Тебе и девушкам нет никакой необходимости идти с нами через горы, перенося тяготы похода, – возразил Мемнон. – А на корабле вы будете полезны, ухаживая за ранеными. Не волнуйтесь, мы доберемся до Кидонии на два дня раньше вас. Там у меня есть несколько друзей и просто доброжелатели. Они помогут нам перебраться в Сицилию. Главное, у нас есть деньги. Кидонийские мореходы не откажутся заработать, если мы посулим им щедрую плату
– Сколько же времени потребуется кораблю, чтобы обогнуть кругом почти весь Крит? – спросила Ювентина.
– Четыре дня, не больше, если корабль будет идти полным ходом, делая по семьдесят миль в день, – уверенно ответил Мемнон, уже прикинувший примерно расстояние от Срединного залива в обход восточной оконечности острова до Кидонии.
Прощаясь с ним, Ювентина сказала:
– Обещай, что если мы выберемся отсюда, ты возьмешь меня с собой в Триокалу.
– Можешь не сомневаться. Отныне Триокала станет нашим домом, и мы навеки будем вместе… До скорой встречи, любимая!
Позднее Мемнон узнал от Ювентины, что раненого Мамерка Волузия, после того как римляне таранили и потопили его «Амфитриту», подобрал один из киликийских кораблей. По просьбе Мамерка киликийцы высадили его близ устья Электры. Добравшись до своей виллы, он сообщил Умбрене и всем домочадцам о поражении пиратов и велел им готовиться к переезду в Гортину. Как уже говорилось выше, там у него давно уже был куплен дом. Он предложил и Ювентине следовать за ним, но она отказалась.
Из четырехсот пятидесяти человек, покинувших Сицилию вместе с Мемноном, в живых осталось триста четыре человека, включая раненых. Остальные погибли в морском сражении у Холодного мыса.
Шестьдесят восемь пиратов (в их числе был и Гай Цестий) ответили отказом на предложение Мемнона отправиться вместе с ним в Сицилию, чтобы продолжить там борьбу с римлянами. Все они решили остаться на Крите, чтобы пережить здесь тяжелые времена. Мемнон не стал их переубеждать и выдал каждому из них по две с половиной тысячи денариев – всего около шестидесяти четырех аттических талантов. После этого они небольшими группами рассеялись в ближайших горах. Одни надеялись найти пристанище в Гортине и Рауке, другие решили добираться до городов, расположенных на севере острова. Там было много городов, среди них самые многолюдные – Элеутерны, Оакс и Кносс.
Своим людям, оставшимся на берегу, после того как дикрот Апрония, взяв на борт раненых (вместе с ними были Ювентина, Леена и Акте), покинул Срединный залив, Мемнон приказал готовиться к походу. Его отряд насчитывал сто восемьдесят семь человек. Нужно было идти налегке. Кроме оружия, каждый взял с собой только небольшой запас еды, а также деньги, которые были равномерно распределены между всеми участниками похода. Из восьмидесяти четырех талантов Мемнон рассчитывал одну треть потратить на найм кораблей в Кидонии. Остальная сумма должна была пойти на содержание и лечение раненых, которых он решил разместить у знакомых кидонийцев.
Отряд тронулся в путь, когда в Срединном заливе показался римский флот.
Сначала Мемнон повел людей вверх по течению Электры. Не доходя до развалин Феста, отряд перешел реку вброд и скорым шагом двинулся через горные ущелья на северо-запад острова. Дорога шла через поросшие лесом отроги гор, то поднимаясь на высокие склоны, то опускаясь в глубокие долины, где пастухи пасли свои стада.
Мемнон хорошо знал эту местность. В Кидонию он несколько раз ходил пешком и ездил верхом. Но чаще он бывал там по возвращении из морских походов. Пираты останавливались в городе, чтобы отдохнуть и поразвлечься. В критских городах на пиратство издавна установился взгляд более снисходительный, чем на разбои, совершаемые на суше. Критяне и сами нередко участвовали в грабительских походах к берегам Сицилии, Италии и Греции. В старинные времена Крит даже считался центром морского разбоя, который с течением времени переместился в Киликию. Мемнон полюбил Кидонию. Своей близостью к морю она напоминала ему родную Александрию. Но еще больше его привлекало в нем, как и во всех критских городах, отсутствие того гнусного деспотизма, который он привык видеть у себя на родине. Здесь еще соблюдались суровые древнедорийские порядки, во многом напоминавшие спартанские, но отличавшиеся от них большей демократичностью и социальной справедливостью. В отличие от Спарты, где членам «общины равных» за общественные обеды
