лишь накинут большой белый же тулуп. Остановившись на высоком крыльце храма, он дождался, пока все замолкнут, и снял со своей седой головы клобук, склонил голову перед собравшимися:
— Горе у нас великое, вольные граждане великого города. Требует великий князь, чтобы лишились мы своей вольности, чтобы стали его отчиной, чтобы подчинились ему так же, как и Москва, как и другие его подданные. Соглашаться ли на это условие — думайте сами.
Над собравшейся довольно внушительной толпой лучших людей города не пронёсся обычный в таких случаях возглас согласных с предложением или не согласных с ним, не раздались крики с требованиями и призывами. Народ тягостно молчал. Многие уж знали от послов о требованиях Иоанна. Иного выхода, как покориться, никто не видел.
Но как голосовать за это? Как отказаться от того, чем жили деды и прадеды, и их предки, чем гордились более пяти веков десятки поколений новгородцев. Как входить в жизнь новую, неизведанную? Каковы они, порядки, в низовых землях? Какие пошлины, каков суд? Не станет ли Иоанн наказывать, казнить виноватых, выгонять их из своих домов, отнимать земли, переселять? Где и как узнать всё это?
— Вы хотя бы просили великого князя, чтобы выводов нам не учинял, — раздался в тишине низкий голос богатого новгородского боярина Якова Короба. — Не переселял бы нас на чужие земли. А то ведь со зла разорит...
— Правильно, — поддержал его родной брат, тоже боярин с Неревского конца Василий Казимер. — Надо молить государя, чтобы суд нам по старине оставил, чтобы не ездили мы к нему в Москву судиться, мол, сами сможем разобраться...
— Хорошо бы узнать, какие он с нас пошлины брать станет!
— И чтобы торговые дворы не закрывал — пусть иноземцы к нам по-прежнему с товарами ездят.
Феофил поднял руку — и эти редкие голоса тоже стихли.
— Сами знаете, в каком положении мы находимся. Разве можем мы сейчас Москве условия ставить? До торговых ли нам дворов, если о себе не знаем, будем ли завтра живы? Ещё неделю-две продержат нас в осаде, и совсем некому будет город защищать.
— Знаем, — раздалось со всех концов на удивление тихого совета, состоящего в основном из солидных бородатых мужиков, чуть отощавших, но всё ещё осанистых, хорошо одетых.
— Надобно всё-таки поточнее узнать, чего хочет от нас государь Московский, — прогудел вновь своим низким голосом Яков Короб. — Хотя ты прав, владыка, нам теперь не до торгов...
Ещё день Феофил с посадниками и тысяцкими, с прочими боярами новгородскими судили-рядили, о чём просить злодея, какие условия принимать. 7 декабря, как и было оговорено, прибыли послы в Троицкий монастырь. Их приняли вновь бояре великокняжеские. Государь не пожелал с ними встречаться до тех пор, пока они не согласятся на его условия, пока не договорятся с его представителями.
Изложили новгородцы те минимальные свои требования, при соблюдении которых они готовы были отдаться на полную великокняжескую волю. Слёзно молили, чтобы оставили им суд по старине, чтобы выселений им из родных земель не учинили, чтобы дань бралась определённая со всех их волостей — по гривне с двух сох. Они молили не брать к себе на службу их людей, поручив им оберегать самостоятельно северо-западные пределы Руси.
Бояре московские выслушали их, переглянулись и ушли на совещание к государю. Тот сидел в это время на втором этаже игуменских приёмных палат, которые занимал со времени своего появления в обители. Он не был занят ничем особенным — просматривал на карте места расположения русских полков, рек, думал, что предпринять в том случае, если новгородцы начнут упираться, не примут его условий. Он уже дал задание Аристотелю проложить мост через плохо промерзшую реку Волхов под Городищем: и на случай атаки, и для устрашения сидящих в осаде. Псковичей со своими орудиями расположил поближе к крепости — в Троицком монастыре в Бискупицах, в селе Федотине. Ещё он просматривал подготовленную уже для новгородцев грамоту с условиями, на которых он готов был их простить и принять от них присягу. В соседней комнате сидели два его дьяка, готовые в любой момент подправить эту грамоту, внести приемлемые изменения.
К новгородским боярам он не вышел сам по нескольким причинам. Не хотел подвергать себя лишний раз опасности заразиться, ему донесли, что в городе начался мор. Хотел иметь возможность обдумать условия, которые могли поставить новгородцы, посоветоваться с боярами наедине, прежде чем принимать какие-то решения. И ещё ему казалось, что некоторая отстранённость от послов только возвысит его в их глазах. Пусть не думают они, что имеют дело с обычным князем!
Выслушав от бояр просьбы послов, вновь осерчал:
— Они только два дня назад признали меня своим государем, а сегодня мне снова условия выставляют, будто это я нахожусь в осаде и с голоду подыхаю, а не они! Может, Господь их разума лишил? Так и передайте им мой ответ.
Новгородцы сидели и терпеливо ждали. Патрикеев, вытерев лицо платком и жалостливо поглядев на усталого и враз постаревшего Феофила, передал ответ Иоанна. Ряполовский лишь сочувственно кивнул, когда владыка перевёл свой вопросительный взгляд на него, словно не веря ответу и не зная, что дальше предпринять.
— Мы вовсе не смеем указывать, — вымолвил, наконец, робко архиепископ. — Но мы лишь хотим знать, как государь наш собирается править в своей Новгородской отчине, мы ведь не знакомы с вашими московскими и вообще с низовскими порядками, не знаем, какие там пошлины...
Вновь бояре отправились к Иоанну. На сей раз он решил, что пришла уже пора объявить им свои условия, которые давно были подготовлены и даже оформлены грамотой. С ней и вернулись московские бояре к новгородцам. Патрикеев, тяжело вздохнув, сам принялся читать её бесстрастным голосом.
— Отныне вечевому колоколу в отчине нашей Новгороде не быть, посаднику городом не командовать — сам буду здесь управлять, как и в остальной отчине своей. Хочу иметь у вас свои села и волости. Земли, принадлежавшие прежде великим князьям, вы должны мне вернуть. Что касается вашей просьбы не переселять новгородцев на другие земли, вас тем пожалую, выселять не стану, не опасайтесь, на службу в низовские земли людей брать не буду, в отчины боярские обещаю не вступаться, суд пусть останется у вас по старине, как прежде был.
Молча выслушали делегаты ответ государя, молча откланялись. Не могли они на такие условия, не посоветовавшись с народом, дать сразу ответ. Снова ходили к братьям великокняжеским
