Выступление префекта взорвало всех. Стали говорить один за другим, часто перебивая, споря и горячась. Всеволод слушал и никак не мог решить, кто из них прав, а кто ошибается. Порой ему казалось, что надо выступать немедленно, но тут же приводились такие аргументы, что он менял своё мнение и соглашался с теми, кто призывал тщательно подготовиться и не торопиться с выступлением. В конце концов ни к какому решению не пришли и перенесли обсуждение вопроса на следующее заседание.
Выходя из бани, Алексей спросил Всеволода:
— На вечер к Кантакузенам сегодня идёшь?
— А что они подготовили?
— Говорят, будут выступать мимы и певцы.
— Неплохо бы развеяться после военного похода...
— Значит, вечером встретимся?
Большой зал богатейшего и влиятельнейшего человека Византийской империи Аристарха Кантакузена наполовину был занят столами из бука, разукрашенными золотым орнаментом и искусной резьбой, все они были уставлены едой и питьём; на небольшой сцене суетились слуги, готовя её к представлению. Сам хозяин вместе с супругой встречал знатных гостей, одаривал их ласковыми словами, провожал к месту. На правах хозяйки Всеволода встретила Мария, дочь Аристарха. Она откровенно показывала свою симпатию к нему, надоедала приставаниями, но особенно его раздражала её способность точно угадывать состояние человека и бестактно высказывать своё мнение о нём. Вот и сейчас, завидев князя, она двинулась к нему вихляющей походкой и проговорила с насмешливой улыбкой:
— Наверно, князю в увеселениях не терпится забыть, как он зайцем бежал с поля боя?
Всеволод дёрнулся, но взял себя в руки.
— Я решил лично засвидетельствовать своё уважение к вашему семейству, — ответил он заученной фразой.
— Ловлю на слове. Будешь выказывать своё уважение за столом лично мне одной!
— Боюсь, надоем. Сражения и походы сделали из меня мужлана, не способного к ухаживанию и лести.
Мария изменилась в лице, но сохранила на лице улыбку:
— Как угодно, князь. Можешь расточать свои любезности другим дамам.
Проходя к столу, Всеволод вдали увидел Евстахию. Она с томным видом выслушивала горячие излияния своего давнего поклонника Аркадия. Когда-то ему удалось увести дочку императора у него из-под носа. И что ему тогда взбрело в голову? Теперь на такие подвиги его уже не тянуло.
Мария уселась за соседним столом таким образом, что они оказались лицом к лицу. Это значит, ему весь вечер придётся терпеть влюблённые взгляды избалованной аристократки.
— Мария снова съедает тебя глазами, — наклонился к нему Алексей.
— Я в который раз отказал ей во внимании, — ответил Всеволод. — Чего ей надо?
— Думаю, она принадлежит к однолюбам. Кто бы их ни окружал, но они продолжают любить только одного человека.
— Как она может любить меня, когда я её на дух не выношу?
— Но она не виновата, что родилась такой.
— Выходит, надо её пожалеть?
— А ещё лучше влюбиться. Тогда вы составите прекрасную пару и вам будет завидовать вся столица.
— Нет уж, лучше я женюсь на какой-нибудь бедной бесприданнице, чем свяжу жизнь с особой, которую не терплю. Она что, наблюдает за нами?
— Да, Мария продолжает упорно смотреть на тебя.
«Чёрт с ней, пусть пялится, — раздражённо подумал Всеволод. — Даже взглядом больше не удостою. Насильно мил не будешь!»
Так разговаривали между собой Всеволод и Алексей, перекусывали и следили за действием, которое развёртывалось на сцене. Там мимы смешили публику. Сначала они показали находчивого брадобрея, который неумелыми и неловкими движениями сначала ввёл в смущение клиента, потом обварил его кипятком, а под конец довёл до такого состояния, что тот сбежал из цирюльни. Затем была представлена сценка в кузнице, где два кузнеца вместо коня подковали самого хозяина... За мимами выступили певцы. Каждый из них получил в свой адрес похвалу зрителей. Алексей склонился к Всеволоду и сказал:
— Говорят, первый певец чуть ли не истязает себя, чтобы сохранить и укрепить голос: каждый день лежит на спине со свинцовым листом на груди, очищает желудок промываниями рвотой, воздерживается от плодов и других вредных для голоса кушаний.
— И что у него за жизнь?
— Да никакой жизни. А всё равно ему завидую: у него какая-никакая, а слава!
После представлений начались танцы, всё те же медлительные и тягучие. Вскоре партнёршей у Всеволода оказалась Мария. «Сейчас постарается уколоть и унизить, — подумал он. — Господи, пронеси!»
— Как тебе мимы? — спросила она.
— Обворожительные.
— А которые больше понравились?
— Я в восторге ото всех.
— И от певцов тоже?
— И от них.
— Однако ты сух со мной.
— Не только с тобой, но со всеми. Войны и походы отучили от нежностей.
— Ах, ах, какие мы суровые и неприступные! — язвительно проговорил она и зло прищурила глаза. — А я знаю, о чём вы за столом говорили с Алексеем.
— И о чём же?
— Что я однолюбка, а потому несчастный человек.
Всеволод вспомнил, что она умеет читать по губам, но сделал непонимающее лицо:
— Это тебе Алексей успел пересказать нашу беседу?
Она — торжествующе:
— Ага, вот ты и попался! Значит, я правильно угадала!
— Ничего не понимаю, — продолжал стоять он на своём. — Когда же ты с Алексеем поговорить успела?
— А я с ним не встречалась. Мне и без него всё ясно!
И поплыла далее в танце.
В перерыве Всеволод сказал Алексею:
— Мария знает содержание нашей беседы за столом.
— Она что, пересказала всё, о чём мы говорили?
— Представь себе.
Алексей подумал, ответил:
— Нас слышать никто не мог, мы говорили шёпотом. Значит, всё-таки это правда, что она умеет читать по губам. Слышал, есть такие люди.
Особенно много их среди немых. Выходит, и она обладает таким дарованием.
— Вот чёрт! С ней надо быть настороже.
— А ты что-то дерзкое сказал?
— Почему спрашиваешь?
— Она мимо меня прошла, будто пламенем обдала. Вся кипела!
— Да так, пустяки...
— Я бы с ней шутить не стал. Она очень злопамятна и мстительна.
В это время к ним приблизилась Евстахия, спросила томным голосом:
— Ах, князь, ты совсем забыл про меня. Даже одним взглядом не удостоил!
— Я только о тебе и думаю, принцесса, — чуть поклонившись, галантно ответил Всеволод. — Но у тебя столько поклонников, что через них никак не пробиться.
— Ты как всегда преувеличиваешь. Я сегодня одинока, как никогда. Кто бы мог меня развлечь и развеселить?
— Алексей на этот счёт у нас мастер! — шутливо проговорил Всеволод.
Тот замахал руками, поспешно проговорив:
— Нет, нет, я скучный человек! И вообще я удаляюсь.
Когда он ушёл, Евстахия сказала, пристально глядя в глаза Всеволода:
— А что, князь, во время похода тебя не увлекла какая-нибудь восточная красавица?
— Все восточные женщины меркнут рядом с твоей красотой! — напыщенно ответил он. Ему вдруг понравилась эта игра с Евстахией, когда он выставлял себя безнадёжно влюблённым, а она старалась уверить его, будто влюблена в него. Ни к чему не обязывающие обещания, пустые разговоры, которые тут же забывались. К тому же Евстахия была не в пример Марии порядочна, добра и мягкосердечна; если с неё снять шелуху театральности, которую она напускала на себя, то была бы неплохим человеком.
Так подумал Всеволод, глядя на принцессу, впервые уловив себя на мысли, что она даже немного нравится ему.
И он сказал:
— Едва ли я смогу развлечь и развеселить здесь, в этом зале с притворными и двуличными людьми. Мне один вид их навевает скуку.
— Я согласна с тобой. Они тоже мне давно попретили. Я гляжу на них и вижу не лица, а маски, под которыми прячутся эгоистичные и чёрствые души, холодные сердца. Так бы и сбежала куда-нибудь!
«Удивительное дело! — подумал Всеволод. — Она повторяет те слова, которыми я награждаю людей высшего света. Вот бы никак не подумал!» И он вдруг почувствовал, что Евстахия стала ему ближе и родней.
— А что, ты подала хорошую мысль, принцесса, — проговорил он и тепло улыбнулся ей. — Я бы тоже с удовольствием покинул это общество.
— Зови меня просто Евстахией, — попросила она. — Мне надоело это обращение во дворце. Так куда бы нам смотаться?
Ему понравилось это слово «смотаться». Сказал:
— В Константинополе много мест, где свободно дышится. Ну, хотя бы в парках или на берегу моря.
— Пойдём к морю. Рядом живу, а давно не любовалась морскими просторами!
Они выскользнули из залы и направились к Мраморному морю. Остановились на крутом берегу. Вечерело. Внизу, под обрывом, шумел прибой, его нагонял свежий ветерок, оставшийся после прошедшего дождя. В воздухе была разлита приятная прохлада. Бесформенные облака, клубившиеся как туман, порой закрывали солнце, но где-то вдали, в просветы между ними, прорывались лучи, и на неподвижной глади моря дрожали светлые блики. По морю плыла триера. Она чётко выделялась на поверхности воды, длинная и тонкая, с острым хищным носом. Военное судно возвращалось в Константинополь. По-видимому, где-то с кем-то воевало — или с беспокойными арабами, или с полудикими турками-сельджуками, а может, гонялось за кораблями пиратов, разбойничавших среди бесчисленных островов Эгейского моря.
