Зная, чем занимались доблестные чекисты в советский период, Рома видел в Лубянке силу родственную, потенциально союзную, и это было весьма большой ошибкой. Вместе с исчезновением «железного Феликса» с Лубянской площади, некоторые направления деятельности этого ведомство поменялись на противоположные. Теперь Лубянка была склонна делать ставку на Православную Церковь, усматривая в ней стабилизирующую общественную силу, а сатанинскую сеть, тщательно Ромой созидаемую, понимала, напротив, как силу деструктивную, антигосударственную. За падением Союза практически одновременно последовали разгром Лубянки и расцвет российского сатанизма, но Лубянка быстро пришла в себя и, пусть в ослабленном варианте, но начала активно действовать, проявляя достаточную энергию и обнаружив способность к обновлению. Сатанистам это не сулило ничего хорошего, а Рома, не чувствуя тенденций, полагал, что его организация находится в самом начале своего космического взлёта.
Взлёт, впрочем, некоторое время продолжался и даже более того — Рома вывел свою деятельность на принципиально новый уровень. Этому способствовало то, что теперь, овладев некоторыми секретами магии крови, Рома почувствовал себя возрождённым человеком, перед которым пали последние преграды на пути к неземному величию. Рома готовился стать богом. Но для начала надо было войти в соприкосновение с людьми вполне земными, имеющими московскую прописку.
* * *
В тихом безлюдном парке около пяти часов утра сидел на скамейке старый господин и кормил голубей. Одет он был в допотопный, во всяком случае, довоенный костюм. Издали эта картина выглядела вполне идиллически: у одинокого старика бессонница, и он решил порадовать своих единственных друзей — голубочков, с тихой грустью вспоминая прожитую жизнь. Однако, любой, кому пришла бы охота получше разглядеть лицо старика, без труда почувствовал бы, что идиллией здесь и не пахнет. Это лицо выражало крайнюю степень закрытости и пустоты. Самое удивительное: у старика не было глаз, только мутные гляделки, ничего не выражающие. В уголках обвисшего рта так же невозможно было прочитать никаких чувств. Он походил на актёра, сыгравшего все роли на свете и вот теперь обнаружившего, что его-то самого давно уже не существует. Сам он — не герой и не злодей, а просто никто, ходячее воплощение пустоты. Даже завсегдатаи моргов не согласились бы слишком долго смотреть на это лицо.
Этот практически не существующий старик являл собой разительный контраст с голубями, которые у его ног решали свои насущные проблемы. Кажется, только пернатые могли выносить его общество больше нескольких секунд, и лишь поэтому он здесь. Удивительно было только, как он сам выносит пернатых. Было понятно, почему он вышел в парк в это мёртвое время, людей рядом с ним было решительно невозможно представить. Никто бы не поверил, что у старика здесь и сейчас деловая встреча. А это так и было.
Элегантный и, судя по всему, очень сильный мужчина лет 30-и, как-то очень незаметно появился в парке, молча сел рядом со стариком на скамейку. Они никак друг друга не поприветствовали. Старик и головы к мужчине не повернул, казалось, он просто не заметил, что рядом с ним кто-то появился, и мужчина так же смотрел строго перед собой. Его лицо, почти лишённое мимики, ничего не выражало. На губах играла лёгкая улыбка, но она словно не имела никакого отношения к лицу, выглядела надетой из приличия и ровным счётом ничего не значащей.
Наконец послышался скрипящий, механический голос старика:
— Рома, ты когда-нибудь изучал поведение голубей?
— Нет.
— Напрасно. Голубь — единственная птица, убивающая себе подобных. Не ради пропитания и даже не из конкуренции. Без видимых причин. Наша птица.
— Любопытно.
— Что тебе надо?
— Мне надо встретиться с красной виконтессой.
— А я думал, Рома, что ты умнее.
— Я, действительно, гораздо умнее, чем ты можешь предположить — неожиданно развязно сказал Рома. — Мне есть что сказать виконтессе.
— Ты не представляешь, голубь сизокрылый, как трудно чем-либо заинтересовать нашу госпожу. Если же ей покажется неинтересным твой глупый трёп, живым ты не уйдёшь. Ни один человек, из тех кто понапрасну потревожил красную виконтессу, не остался безнаказанным. На тебя, щенок, мне совершенно наплевать. Твоя кровь может оказаться очень интересной на вкус, — старик пошамкал своими губами-слизняками. — Но если я устрою вашу встречу, и результат этой встречи не понравится госпоже, мне тоже достанется. Меня, конечно, не убьют, но обязательно накажут. Итак, чем ты можешь заинтересовать меня?
— Сколько тебе надо младенцев, старый хрыч? Сто? Двести? Триста?
— Куда мне их столько сразу? Я же не змей-горыныч. По одному раз в неделю до конца моих дней.
— Получишь.
— Обмануть не пытайся. Тогда о смерти попросишь, но не получишь смерти. И чтобы все младенцы были молочные, переростки для меня жестковаты. Ты встретишься с красной виконтессой. Она выслушает тебя. А что будет дальше — это ваши дела.
Старик резко встал со скамейки и неожиданно энергичной пружинящей походкой зашагал прочь.
* * *
О существовании в Москве группы чёрных сатанистов высших степеней посвящения знали не многие, а кто знал — информацией не делился, да и не много было информации о «высших» у тех, кто к ним не принадлежал. Эта группа и группой, собственно говоря, не была, скорее — сумма разрозненных особей, знавших друг друга и иногда имевших общие дела. Все они были потомственными сатанистами, принадлежали к чёрным родам и уже в силу одного только этого вербовкой в свои ряды не занимались. Обычным сатанистам доступ в чёрное братство был закрыт. Рома по крупицам собрал некоторую информацию об этой группе и теперь хотел войти в высший круг избранных — не по праву рождения.
Он знал, что среди представителей чёрных родов Москвы самым могущественным персонажем является красная виконтесса. Она не была лидером или руководителем в привычном смысле слова (какие тут могут быть лидеры?), но она была самой влиятельной и могущественной. Она никому не отдавала приказов, но если кто-то хоть раз не расслышал её просьбу, высказанную невнятным шёпотом, того уже больше никто не видел. Говорили, что красная виконтесса принадлежит к роду Цепешей, то есть является родственницей самого Дракулы. А «красная» — потому что владела высшими секретами магии крови. Или потому, что в молодости служила в НКВД. Или и потому, и по другому. Рому интересовали прежде всего международные связи красной виконтессы. И некоторые секреты магии крови его тоже интересовали. Он полагал, что имеет что предложить взамен, но понимал, что идёт на смертельный риск. Красная виконтесса могла велеть прикончить его из одного только каприза, даже не пытаясь взвесить, какую пользу он может ей принести. Уж кто-кто, а Рома-то хорошо знал, как трудно чем-либо заинтересовать настоящего сатаниста, всегда очень скудного желаниями. Но он шёл на этот риск, подчиняясь непреодолимой внутренней необходимости. У него просто не было иного выхода.
* * *
В маленькой душной комнате всё было различных оттенков красного цвета — и ковры, и шторы, и обивка антикварной мебели. В кресле сидела старушка в шёлковом платье цвета крови. Освещение в комнате было так устроено, что её лицо оставалось в тени, а под просторным платьем фигура вообще не угадывалась, она могла быть и толстой, и тощей. Её вообще могло не быть. Но голос у неё был. И этот голос напоминал шипение змеи, которая почему-то решила шипеть как можно более ласково:
— Ромочка пожаловал. А зачем пожаловал? На что сдалась старушка молодому красавцу?
— Я подарю вам Москву. А вы мне — Венгрию и Румынию.
— Венгрию с Румынией захотел. А Москва неужели до сих пор не моя?
— Я подарю вам Москву, которой до сих пор нет. Ту, которую я в ближайшее время создам.
— Вот как… разволновал старушку мальчик. Говори, только покороче.
— В ближайшее время я смогу объединить все разрозненные сатанинские группы Москвы в единую могучую и разветвлённую организацию. Подомнём под себя всех язычников, поставим под контроль всех неонацистов. Весь наркобизнес и торговля оружием будут наши. Купим столько политиков, сколько захотим. Купим прессу, телевидение, издательства. Купим Православную Церковь. Внешне, для стада, всё останется по-прежнему. Но это будет уже другой город. И этим городом будет править красная королева. Вы, ваше величество.
— Экий ты, Ромочка, Наполеон. Половину бы этого сделал, я бы удивилась.
— Я уже сделал не половину, а три четверти. Оставшуюся четверть без вас не сделать. Вы поможете мне, и я подарю вам этот город.
— Да, Ромочка. Знаю твои делишки. Всё знаю. Хорошо работаешь. Много сделал. Только скучно всё это. Какое мне дело до Москвы? Не нужна она мне. Конечно, в такой Москве старушка сможет хоть на улицу выйти, воздухом подышать. Хорошим чёрным воздухом. Но стоит ли ради этого трепыхаться? Всё надоело. С тобой вот пяти минут не говорю, а ты уже надоел.
