— О великий царь, помощь пришла.
Арета резко обернулся на голос и, не давая Антипатру возможности продолжить, злобно процедил сквозь зубы:
— Проклятый идумей!
В глазах Антипатра мелькнул гнев, и он медленно, словно совершая над собой усилие, пригнул голову. Арета поднялся и, прожигая взглядом затылки низко склонившихся перед ним придворных, прошел в шатер. Бросился ничком на ложе, зарылся лицом в подушку и, впившись пальцами в атласное покрывало, прорычал:
— Проклятый идумей! Проклятый!..
Придворные, переговариваясь шепотом, столпились у входа в шатер, а Антипатр, кивнув своим телохранителям, быстро зашагал прочь.
Он вернулся в расположение своего войска, вызвал в палатку брата и старшего сына и, стоя к ним спиной, глухо проговорил:
— Мы уходим. Идите.
А когда Фазаель с недоумением в голосе начал было:
— Но, отец, как же… — Антипатр, не махнув, а скорее дернув правой рукой, выговорил дрожащим от ярости голосом:
— Я же сказал — уходим!
Ирод встретил Фазаеля и дядю, когда они выходили из палатки отца. Шагнув к Фазаелю, он схватил его за руку:
— Ну что, что там?
Фазаель резким движением вырвал руку, не остановился и ничего не ответил. Лишь отойдя на несколько шагов, бросил Ироду:
— Не входи!
Два часа спустя войско Ареты стало медленно отступать от стен Иерусалима. Сотня арабских всадников Ирода, подаренных ему аравийским царем, ушла с войском. Ирод не останавливал их. Он молча смотрел на облако пыли, поднятое множеством ног, копыт и колес, — ему казалось, что за этим облаком скрылись навсегда его надежды, мечты и чаянья. Облако поднималось все выше и выше, пока не закрыло собой солнце, погружая в серый сумрак легионы Антипатра. Но с другой стороны, на холме, солнце сияло с прежней силой. Ирод подумал, что высоко поднятые на древках золотые орлы римских легионов вобрали в себя столько солнечного света, что и с наступлением темноты, в течение всей ночи они могут освещать окрестности.
Переводя взгляд с облака пыли на яркий свет на вершине холма и обратно, Ирод не замечал происходящего вокруг и ничего не слышал. Он вздрогнул, когда тяжелая рука отца легла на его плечо.
— Это не конец, Ирод, — проговорил Антипатр, — это все еще только начало.
Голос отца звучал спокойно и уверенно. Но когда Ирод заглянул в его глаза, тот отвернулся. Чуть только облако пыли рассеялось, войска великого аравийского владыки уже не стало видно — оно ушло в сторону Петры.
Антипатр вел свои легионы к идумейской крепости Массада. Это было единственное место, где он мог надеяться укрыться. Гиркан ехал в закрытой повозке под охраной пятидесяти всадников, специально для этого отобранных Антипатром. То были его лучшие воины, ветераны, прошедшие со своим полководцем через многие походы и сражения. Даже во время привала они окружали Гиркана плотным кольцом.
Порой Ироду представлялось, что Гиркан не господин, а пленник отца. На него жалко было смотреть — за последний день он съежился настолько, что полы его хитона, когда он шел, волочились по земле, а из широких рукавов торчали лишь кончики пальцев, похожие на иссохшие веточки миртового дерева. Скулы заострились, казалось, что они вот-вот прорвут ломкую, как старый пергамент, кожу. А глаз первосвященника и вовсе не стало видно. Если Антипатр заговаривал с ним, Гиркан неизменно принимался плакать, сотрясаясь всем телом.
Ирод не слышал их разговоров, а видел лишь трясущиеся плечи первосвященника и брезгливое выражение на лице отца. Он не понимал, зачем отец везет с собой Гиркана, и считал первосвященника виноватым во всех приключившихся с ними бедах. Но говорить об этом с отцом Ирод не стал: казалось, отец с головы до ног оделся в какую-то невидимую броню. Холодный, чужой, неприступный, он молча выслушивал доклады подъезжавших к нему начальников. Выслушивал, кивал и отворачивался. Лишь однажды Ирод, все же решившись, спросил отца (не о Гиркане, а о матери и братьях):
— Ведь они, отец, остались в Петре, а мы идем в Массаду.
Мы идем в Массаду, — как эхо повторил Антипатр, то ли отвечая на вопрос сына, то ли невольно повторяя его последние слова и при этом думая о чем-то своем.
Некоторое время Ирод ехал рядом С отцом молча. Потом спросил опять:
— Но что же будет с ними? Ведь если царь Арета… — Он не сумел договорить и умоляюще посмотрел на отца.
Антипатр вздохнул и ответил:
— Неизвестно, что будет со всеми нами.
— Но, отец, у нас целых два легиона, мы могли бы попробовать освободить их.
Губы Антипатра сложились в улыбку, больше похожую на гримасу боли. Впервые за последние дни он повернулся и внимательно посмотрел в глаза сына.
— Если бы у нас было двадцать легионов, и не наших солдат, а настоящих римских пехотинцев, то и тогда мы ничего не смогли бы сделать.
— Но ведь двадцать легионов — это огромная армия! — вскричал Ирод так, будто эти легионы уже в самом деле находились под командой отца.
— Такие вопросы не решаются на полях сражений, — сказал Антипатр.
— Но тогда где же?!
Антипатр ответил, кивнув за спину:
— Там, на холме, где солнце.
На третий день пути, к вечеру, справа от дороги, вдалеке, почти у самого горизонта, показались несколько всадников. Показались и исчезли. Антипатр, резко развернув коня, поскакал назад, ко второму легиону. Ирод последовал за ним.
— Ты видел? — крикнул Антипатр, подъезжая к брату и указывая рукой в ту сторону, где недавно виделись всадники.
— Видел, — кивнул Фалион. — Но неужели ты думаешь…
— Я уверен, — перебил Антипатр. — Я хорошо знаю Аристовула, он должен был сделать это.
— Ты ошибаешься, брат, — мягко сказал Фалион, — он вряд ли решится на это. Кроме того, он не знает, что мы идем одни и, армии Ареты нет поблизости.
— Это он, и ему известно, что мы одни. Я бы на его месте поступил точно так же. Разбив нас и захватив Гиркана, он решит вопрос о престолонаследии в одном сражении.
Антипатр произнес это таким тоном, что Фалион не посмел возразить. Он лишь задумчиво кивнул и коротко бросил:
— Приказывай!
— Ты знаешь, Фалион, — начал Антипатр, вплотную подъехав к брату и взяв его за руку, — что наши жизни ничего не будут стоить, если мы потеряем Гиркана. Если мы потеряем Гиркана…
— Я знаю, — мягко перебил его Фалион, — не нужно слов. Я останусь и задержу Аристовула со своими людьми. — Фалион повернулся и посмотрел на багровый шар солнца, на четверть скрывшийся за горизонтом. — Сегодня им не успеть. Значит, завтра утром. Налегке ты сможешь за ночь уйти далеко. Не медли. Прощай.
— Буду ждать тебя в Массаде, — сказал Антипатр, подняв глаза на брата.
Фалион едва заметно кивнул:
— Хорошо, я прибуду туда во что бы то ни стало.
Потянувшись, Антипатр обнял брата:
— Береги себя.
Через плечо Антипатра Фалион посмотрел на Ирода. Ответил, словно обращаясь не к брату, а к племяннику:
— Воину не пристало беречь свою жизнь. Я обещаю тебе сберечь свою честь.
Взяв с собой ЛИШЬ пятьсот всадников и поручив всю свою маленькую армию брату, Антипатр с сыновьями и Гирканом быстрым маршем двинулся на Массаду. Они шли не останавливаясь всю ночь и весь следующий день. К вечеру другого дня на горизонте выросли стены крепости.
Массада встретила их угрюмым молчанием. Жители провожали взглядами въехавших в город запыленных всадников — одни смотрели исподлобья, другие прятали глаза. Не было обычных приветствий, которые всегда сопровождали Антипатра при возвращении в родной город. Как и всякий народ, идумеи почитали победителей и с настороженностью встречали побежденных.
В нескольких метрах от ворот под Антипатром пала лошадь. Он подвернул ногу и вступил во двор собственного дома, опираясь на плечи поддерживавших его солдат. Ирод и Фазаель переглянулись — и тому и другому случившееся с отцом показалось дурным предзнаменованием.
Оно оправдалось уже к полудню следующего дня. Трое всадников подъехали к дому Антипатра, аккуратно сняли перекинутое через спину лошади тело, обернутое плотной материей, и осторожно внесли его в ворота. Бережно уложив свою ношу на широкую скамью у дверей, они встали рядом, низко опустив головы. Антипатр вышел в сопровождении сыновей и, не доходя нескольких шагов до скамьи, остановился. Простояв так некоторое время, он с трудом, совершив над собой усилие и нетвердо ступая, приблизился к скамье. Протянул руку — пальцы его заметно дрожали, — взялся за край материи и потянул. Один из приехавших помог ему. Антипатр невольно вскрикнул, увидев обнажившуюся голову Фалиона. Лоб пересекал глубокий, с неровными краями рубец, правый глаз вытек, раздвинутые губы обнажали ровный ряд желтых зубов. Антипатр прикрыл ладонью глаза и медленно, словно ноги перестали держать его большое сильное тело, опустился на колени, уткнувшись лбом в мертвое тело брата.
