двинула по шлему, там, где должен был находиться висок.
Голова стражника мотанулась в сторону, он, тихо охнув, запрокинулся и пошатнулся на скамье, будто собираясь упасть. Мария взглянула на скважину в массивном бронзовом замке, стараясь по её форме угадать ключ. Выхватила первый попавшийся:
— Дева Мария, Матерь Божия, помоги мне!!!
Ключ вошёл в скважину, повернулся, заскрежетал и... толстая, обитая медью створка подалась!
— Ты что делаешь, а!!? Ведьма!
Крепкая рука очнувшегося от мгновенного обморока стражника больно стиснула ей локоть. Мария рванулась, отчаянно пытаясь освободиться. Это казалось бесполезным, но у неё не оставалось иного выхода: только рваться из этих крепких лап, рваться до последних сил.
— Гляди, Марк, тут к нам птичка залетела! И смотри-ка, чуть мне мозги не отшибла, даром что мала...
Эти слова были обращены ко второму стражнику, который как раз поднялся на площадку и уже спешил на подмогу первому. Правда, тот и один отлично справился бы с юной преступницей — оставалось только вывернуть ей кисть и вырвать связку ключей.
Но тут дверная створка резко отворилась внутрь, на пороге, занимая весь дверной проём, показалась могучая фигура. Затем две железные руки разом схватили обоих воинов за кольчужные складки капюшонов и, разведя в стороны, столкнули лбами с такой силой, что железные козырьки их шлемов погнулись.
Стражники рухнули на каменный пол, даже не вскрикнув.
А в следующий миг те же сильные руки обхватили Марию — не грубо, а с удивительной нежностью, и хорошо знакомый голос воскликнул:
— Вот наваждение! Или я спятил, или это ты — малыш Ксавье? Ну здравствуй!
Глава 10
Вспышка молнии
Мария, наверное, ещё ни разу в жизни так не ревела. Она просто зашлась рыданиями, забившись в истерике, да так, что удержать её стоило труда даже Ричарду Львиное Сердце.
Ему случалось видеть женские истерики, и он знал, что лучшее средство от них — хорошая пощёчина. Но никакие силы на земле не заставили бы его ударить Марию.
Поэтому он просто подхватил её на руки, внёс в свою темницу и осторожно опустил на постель, с которой сам только что поднялся, услыхав шум за дверью. Затем, разорвав на несколько кусков грубую холщовую простыню, король вернулся на площадку и тщательно связал бесчувственных стражников, не позабыв воткнуть им кляпы, чтобы, очнувшись, те не вздумали поднять крик.
— Ну вот! — произнёс он, вновь входя в комнату и с радостью убеждаясь, что «гостья» уже почти пришла в себя, хотя и продолжала ещё всхлипывать, ладонью размазывая по щекам слёзы. — По крайней мере, на первых порах нам не помешают. Ты что же, одна?
Этот спокойно и деловито заданный вопрос заставил Марию окончательно взять себя в руки. Переведя дыхание, она в нескольких словах рассказала Ричарду об их поисках, и о том, что предшествовало её безумному поступку.
— Честное слово! — воскликнул король, нахмурившись. — А ещё говорят, что у меня нелады с головой! По-моему, с головой неладно у твоего Эдгара — да не в обиду это будь тебе сказано, малыш, — и у его приятелей тоже... Я бы ни за что не позволил тебе всё это проделать!
— Но ведь получилось же! — прошептала она и опять всхлипнула.
Всё это время молодая женщина осматривала помещение башенной темницы, но куда внимательней смотрела на короля, которого не видела больше года и которого уже почти потеряла надежду увидать.
Комната была под стать всей башне — небольшая, почти круглая, со стенами из плохо обтёсанного камня и с очень низкими сводами, которых высоченный Ричард почти касался головой. В стене оказалось узкое окошко, забранное толстой решёткой. Из мебели имелась дощатая лежанка, покрытая тонким тюфяком, с простой и грубой постелью, да столь же простая лавка, придвинутая к окну.
Что до короля, то в нём не было заметно слишком больших перемен (пылкое воображение Марии до того рисовало облик измученного заточением узника). Львиное Сердце и прежде вёл жизнь, почти начисто лишённую отдыха, покоя и удобств, поэтому новое испытание не могло сломить его.
Правда, он осунулся. Но от этого тонкие, правильные черты короля сделались ещё чётче — лицо будто обрело законченность. Тёмные глаза, которые казались то карими, то тёмно-серыми, то почти чёрными, смотрели теперь пристальнее и строже, в них реже вспыхивало пламя, но глубже тлел упрямый огонь, и взгляд, который прежде так пугал робкие души, сейчас мог устрашить и самое отважное сердце. То был взор человека, до конца осознавшего свою колоссальную духовную силу и научившегося ею владеть.
Точней и ещё стремительней сделались движения Ричарда. Хотя, казалось бы, вынужденное бездействие должно было притупить его реакцию, но он словно весь собрался, скрутив свою волю и свои мышцы в мощную стальную пружину.
И наконец, последним изменением стала седина, лёгкая, как пух весеннего тополя, случайно застрявший в нескольких завитках его густых каштановых волос.
— Надо идти, Мария! — с непривычной лаской в голосе проговорил король, взяв руку женщины. — Ты говоришь, прошлой ночью решётка ворот была поднята?
— Да. Император и магистр Парсифаль вышли и затем вошли обратно, не вызывая стражу. Значит, здесь не всегда опускают решётку.
Ричард покачал головой:
— Думаю, что всегда. И готов поспорить, что она опущена и сейчас. Вчера её наверняка оставили поднятой именно по просьбе то ли императора, то ли этого вашего колдуна. Но проверить нужно.
— У нас ведь есть ключи! — Мария указала глазами на тяжёлую связку, которую Ричард высвободил из её отчаянно стиснутых пальцев и
