имеется, и у меня нет повода на него жаловаться, — заметил герцог.
— Нет повода, так найди! — резко проговорил Парсифаль. — Мне кажется, этому тебя уже не нужно учить, сам справишься. — И тут же обернулся к своему шпиону: — Так ты придумал себе новое имя, Шмуль? Только не вздумай изображать немца: произношение выдаст тебя в два счёта.
— Я буду греком, — с усмешкой сказал бен-Рувим. — Это избавит меня от подозрений. Никто не станет ломать себе голову, отчего это я не хожу в здешнюю церковь. Греков я изображал не раз, и получалось просто отлично. Имя... Ну, пускай будет Паулос Аристарх. Люблю звучные имена!
— Запомнил? — Парсифаль кинул быстрый взгляд на сына. — Ну вот, теперь ты завтракай, а мы побродим по твоим владениям — нужно ведь всё как следует осмотреть.
По одной из внутренних лестниц магистр и новоявленный грек поднялись на стену замка. Отсюда открывалась изумрудная гуща леса, вплотную подступающего к широченному размаху Рейна. Вода огромной реки сияла тысячами искр, её стремительное движение было почти незаметно. Казалось — она не течёт, а, согревшись на солнце, замерла в задумчивости.
— По-моему, вы рискуете, господин магистр! — проговорил Шмуль, рассматривая раскинувшееся перед ними великолепие. — Ваш сын слишком долго прожил без вашего мудрого влияния.
— Ты думаешь, он может встать на сторону наших врагов? — резко спросил Парсифаль.
— И вы так думаете, — вздохнул шпион. — Иначе сказали бы ему, кто именно пытался освободить короля Ричарда. Вы опасаетесь, что, услыхав имя своего друга, Лоэнгрин не пойдёт против него.
— Они давно уже не дружны с Фридрихом Тельрамундом! — ровный голос колдуна задрожал, выдавая бешеную ярость. — Да, тот оказал ему огромную услугу. Но именно за это Лоэнгрин его ненавидит. Разве можно любить человека, который унизил тебя таким идиотским великодушием?
Бен-Рувим вздохнул ещё тяжелее:
— Право, господин магистр, я начинаю сомневаться: кто из нас двоих еврей? Все считают (и отчасти так оно и есть), что евреи не всегда добиваются своего, потому что обо всех судят по себе. Вы уверены, что ваш сын ненавидит бывшего друга за то, за что его ненавидели бы вы сами. Но разве вы, к примеру, любили бы одну и ту же женщину целых десять лет? Это же только представить — одна и та же женщина около вас так долго! тут полезешь на стенку!
— Да ну! — фыркнул Парсифаль. — То-то евреи живут с одной женой всю жизнь, равно, как и христиане. А если поглядеть, какие красавицы ваши жёны, так и подавно позавидуешь такой терпеливости...
— Опять же, бывают всякие! — вкрадчиво возразил шпион. — Встречаются и очень даже красивые. Но дело ведь не в том, что живёшь в одном доме. Можно жить и каждый день пользоваться, но не придавать этому значения. Вы же не думаете о том, что много лет спускаетесь по одной и той же лестнице, открываете одну и ту же дверь. Но любить десять лет одну женщину — это не у каждого получится. Поэтому Лоэнгрин может и к тому самому Тельрамунду относиться иначе. Вы так не думаете?
— Думаю, — магистр пожал плечами. — Я никогда не забываю просчитать все возможные ходы. Но для чего же я тебя-то здесь оставляю?
— Ну, это уж понятно! Раз понадобился старый Муталиб, то есть, простите, старый Шмуль... Видите, ведь и сам путаюсь! Словом, раз я понадобился, значит, нужен глаз да глаз!
— Вот-вот, — кивнул магистр. — И не только за герцогом. За герцогиней — прежде всего. Я назвал её дурой, и она действительно дура, раз таскается в церковь, да ещё в Гент, когда тут поблизости есть церквуха, поменьше только, в которой нагородят точно такой же ерунды. Но при этом Эльза может оказаться наблюдательной, вдруг да заметит перемены в муже. Да и замок она знает неплохо, и это может оказаться опасным. С неё ты должен глаз не спускать в первую очередь!
— И если что, то у неё тоже должна заболеть лошадка? — блестящая физиономия шпиона расползлась в улыбке. — Ну да, ну да! Лошадка понесёт, слуг рядом не окажется...
— Э, нет! — сердито одёрнул бен-Рувима Парсифаль. — Такие фокусы Лоэнгрин тоже знает. Во всяком случае, о них слышал. Нет, тут лучше будут твои травки или что-нибудь в этом роде. Ну, за остальными, кто здесь живёт, — за слугами, охранниками — ты тоже станешь приглядывать. В этом случае я пожалуй что буду спокоен.
— Я сумею угодить вашей милости! Но что делать, если опасен станет сам герцог?
Магистр бросил через плечо короткий жёсткий взгляд.
— В этом случае решать буду я.
И, отвернувшись, он зашагал по стене к лестнице.
Глава 3
Помыслы и поступки
— С ума она сошла, что хочет видеть меня в такую рань? Конечно, ей и пора бы уже выжить из ума, но вроде раньше заметно не было! А вы всё что же — не могли сказать, что я ещё сплю?
Его величество Филипп-Август, король Франции, в гневе едва не позабыл, что сидит в своей ванне нагишом, и хотел уже вскочить во весь рост, но заметил смятение, появившееся на лицах двух молодых придворных дам. Они только что внесли в комнату одна — королевское платье, другая — поднос с кувшином вина и кубком: его величество любил, принимая ванну, выпить несколько глотков, это его освежало. Уйти дамы не успели, а теперь уже побоялись — вдруг Филипп сочтёт это оскорблением? Надо же было королевскому пажу войти с неожиданным
