У «Адилаиды» есть основание для беспокойства. По-другому, нежели ее, но столь же сильно Гош любит Розу, невзирая на деньги, которых она ему стоит. Он увозит с собой Евгения в качестве добровольца и «адъютанта-ученика». Но любовница плохо выказывает свою признательность; она пишет ему слишком редко, и Лазар сетует на это в таких выражениях: «Я прихожу в отчаяние, не получая писем от женщины, которую люблю, вдовы, чьего сына привык считать своим собственным».
Он страдает от разлуки со «вдовой», но еще больше от мысли о том, что за ней ухаживают и ей льстят. Тщеславие, которое, по его словам, преисполняет теперь сердце Розы, ее «кокетство» бесконечно огорчает его:
«Для меня нет больше счастья на земле. Я не могу поехать в Париж и повидать женщину, ставшую причиной всех моих горестей».
Потребуй Роза теперь, чтобы он развелся, Гош бесспорно уступил бы, но вскоре для честного генерала об этом не может быть больше речи: Аделаида ждет ребенка — живое воспоминание о поездке маленькой г-жи Гош в Рен в марте 17 95.
* * *
В конце сентября 17 94 Роза снимает на имя г-жи де Крени, которая станет ее конфиденткой и помощницей во всех случаях жизни, квартиру в доме N 3 7 1 по Университетской улице, недалеко от улиц Пуатье и Бель-Шасс. Живет она, прежде всего, за счет Гоша, у которого беззастенчиво занимает деньги, хоть он и вздыхает. Она выпрашивает также 15 000 франков у деверя м-ль де Лануа и 500 ливров у гражданина Дере, адвоката, «который сегодня одолжил мне их и которому я возвращу долг по первому же требованию».
Как жить?
Вот первая проблема, вставшая перед хорошенькой вдовой. Благодаря Тальену, поддержавшему ее прошение как «акт справедливости», она вновь вступила во владение своим «бельем, гардеробом, мебелью, драгоценностями и прочим имуществом», опечатанным на «улице Доминик» и принадлежащим «гражданке вдове Богарне и ее детям». Но луидор стоит теперь 4000 франков, цифра, которую следует умножить по крайней мере на пять и которая в иные дни возрастает на 100 франков в час. Сажень дров дорожает за два дня на 2000 ливров. За пару обуви или индюшку платят 250 ливров, за баранью ногу — 1248, за щуку — 1000, за наем фиакра — 600, за стирку рубашки — одно экю, а доставка ведра воды обходится подчас дороже, чем бутылка вина. За пару чулок — «серый шелк с цветными носками» — Роза платит 700 ливров, за кусок муслина — 500, за шаль — 1200, Поэтому, чтобы одеться, молодая женщина получает у своего приятеля банкира Эмри аванс под проблематичные поступления с Мартиники. Щедрый человек, бывший депутат Законодательного собрания и мэр Дюнкерка, Эмри ведет дела с Антилами и оказывает эту услугу г-же де Богарне. После 20 ноября 1794 Роза уже может сообщить матери: «Один человек, отбывающий в Новую Англию[68], взялся передать вам это письмо, дорогая матушка. Буду счастлива, если вы узнаете из него, что ваша дочь и внучата чувствуют себя хорошо. Вам, конечно, уже известно, какое несчастье меня постигло: четыре месяца назад я овдовела. У меня осталось единственное утешение — мои дети и единственная опора — вы, дорогая матушка».
Это стыдливое обращение к «единственной опоре» не достигает цели. Поэтому несколько позднее Роза откровенно объясняет матери свое положение: «Не позаботься обо мне мой добрый друг Эмри вместе со своим компаньоном, я не знаю, что со мной стало бы. Я слишком хорошо знаю, как вы любите нас, чтобы хоть на минуту усомниться в том, что вы поспешите добыть для меня средства к существованию и помочь мне рассчитаться с г-ном Эмри».
Г-жа де Ла Пажри посылает, что может, но это почти что ничего. Тогда без лишней стеснительности Роза выписывает на мать векселя на тысячу фунтов стерлингов, С самого начала революции она живет, в основном, займами у услужливого банкира. «Вы можете заключить из этого, — пишет она матери, — что я задолжала ему значительную сумму». Позднее супруга первого консула Бонапарта авансирует Эмри и его компаньону 200 000 франков без процентов.
Вдова Богарне — опекунша своих детей, опекуном же выступает верный Кальмеле; в этом качестве она обращается к г-же де Реноден, и та приходит ей на помощь, одолжив 50 000 ливров ассигнатами, то есть 2 644 реальных франка, что тем не менее позволяет Розе уплатить свою долю принудительного займа, который выпущен правительством, находящимся в отчаянном положении.
У Розы есть свой маленький штат. Кроме гражданки Лануа, которая покинет ее, когда она поместит Гортензию в пансион, ей прислуживает горничная Агата и «сообитатель», иначе говоря, лакей гражданин Гонтье, Г-жа де Богарне платит им редко, а чаще сама занимает у них.
В обществе знают о ее трудном положении в этом голодном 1795; поэтому, когда она отправляется обедать к кому-нибудь из друзей, скажем, к г-же де Мулен, ей разрешают не приносить с собой хлеб, что было тогда общепринято.
Париж стал гигантским толкучим рынком, и Розе тоже пришлось продавать все, с чем она могла расстаться без особого для себя ущерба. Ее встречают продающей чулки и белье женщинам из своего окружения. Выйдя из тюрьмы, ома была вынуждена, «как все», заняться коммерцией. Быть может, она хранила у себя в спальне бочонки с вином и куски мыла или сахара у себя в гостиной. Быть может, у нее дома имел место диалог вроде того, что мы находим в «Сансёр»[69].
«— Гражданин, — объявляет прачка своему клиенту, — предлагаю вам крупную сделку. У меня есть сто пар башмаков по восемьсот франков. Если вы купите их до вечера, я уступлю их вам по восемьсот десять.
Она приносит башмаки, клиент их осматривает, находит рваными, испачканными, скверными.
— Но эти же башмаки будут впитывать воду, как губка, — возражает он.
— Подумаешь! — парирует прачка. — Это же башмаки не для того, чтобы их носить, а для того, чтобы их толкать. Купив их, вы заработаете тысячу франков; до вечера я помогу вам продать их одному гражданину, который продаст их до ночи в Комедии и тоже заработает тысячу; тот, кто их купит, перепродаст их завтра утром кому-нибудь еще, тот перепродаст их на бирже и так далее.
— А как же последний покупатель?
— Последнего не будет, гражданин, потому что прежде чем башмаки, которые толкают, поднимутся до двух тысяч, башмаки, которые носят, подскочат до трех, так что рук для перепродажи не убудет».
Иногда товар вообще отсутствовал. Да и зачем он был нужен? Он же просто играл роль отмычки, «позволявшей вынуть из чужого бумажника десять тысяч франков».
Ближайшей подругой Розы является ослепительная Терезия, которая вскоре станет женой Тальена.
«Г-жа Тальен, — пишет Роза своей тетке Реноден, — бесконечно прекрасна и добра, она пользуется своим безграничным влиянием лишь для того, чтобы добиваться милостей для несчастных, которые прибегают к ее помощи, и сопровождает свои услуги таким выражением удовлетворенности, что, кажется, она вот-вот начнет вас же благодарить. Ее дружба ко мне изобретательна и нежна; уверяю вас, что мое чувство к ней походит на то, которое я испытываю к вам: это поможет вам представить себе, что я испытываю к г-же Тальен».
— Это Венера Капитолийская[70], — восклицает со своей стороны будущая герцогиня д'Абрантес[71], — только еще более прекрасная, чем творение Фидия.
Слава Терезии бросает отсвет и на ее подругу Розу. Публике известно, какую роль первая сыграла в Бордо, где спасла от гильотины многих аристократов[72]; известно, что благодаря ее знаменитой записке Тальен и свалил «тирана», положив конец террору, и неудержимый прилив всеобщей признательности подступает к ней, к тому, за кого она теперь просто не может не выйти замуж, и к Розе, лучшей подруге четы и крестной ребенка, которого г-жа Тальен произвела на свет, выходя из театра Федо, — девочки по имени Термидор Роза Терезиа, символизирующему чудесный поворот судьбы.
Г-жа Богарне часто бывает в «Хижине», которую чета приобрела на Аллее вдов — нашей авеню Монтень. Тогда это была почти деревня, поэтому дом увенчивает соломенная кровля и дикий виноград неудержимо подползает к резным деревянным балконам. Интерьер являет глазам разительный контраст. Роскошный декор в античном вкусе; вестибюль как в Помпеях, лампы в виде высоких треножников, многоцветные мраморные колонны. Перед постелью, задрапированной желтым испуганным «Фи!» — иными словами зеленовато-желтым, — возвышается изваяние Дианы-купальщицы, похожей на Терезию. Супруги Тальен принимают в «Хижине» новых хозяев Франции, которые в ночь наиглубочайшего страха нашли в себе мужество отчаяния свалить Робеспьера и во главе которых стал Баррас.
Терезия Тальен и Роза вспоминают теперь, что были прежде маркизой де Фонтене и виконтессой де Богарне; поэтому они привлекают в «Хижину» кое-каких женщин из бывшего света, как, например, очаровательную маленькую вакханку Эме де Куаньи[73], г-жу де Сталь[74], ничуть не смущенную разношерстностью окружавшего ее общества, г-жу Пермон, дочь которой станет позже герцогиней д'Абрантес и которая уверяла, будто происходит от Комнинов[75]. До Революции последняя вела широкий образ жизни, благодаря богатству мужа, армейского поставщика; теперь она связала Тальена кое с кем из былых своих знакомых. А девственную и тогда еще совсем молодую г-жу Рекамье[76] привела на Аллею вдов Роза.
