Постояв так четверть часа и, очевидно, удостоверившись, что на кладбище, кроме него самого, и, вероятно, призраков, никого больше нет, старик направился к своей убогой хижине, прилепившейся к монастырской ограде. Оттуда он вернулся с лопатой, закинул ее на плечо и бодро зашагал в дальний конец кладбища.
Педро Рамирес, кладбищенский сторож, а заодно и могильщик, был седым, сгорбленным, но еще крепким стариком. Он вполне справлялся с тяжелой работой. Его жилистые руки еще не ослабели, короткие кривые ноги не подгибались. Однако от долгого пребывания в одиночестве (или в компании мертвецов, что почти одно и то же) он приобрел привычку разговаривать вслух сам с собой.
— Вот здесь, — сказал он, остановившись около небольшой свежей могилки. — Здесь я закопал этого бедного мальчика. Он был совсем крошкой, и гробик такой маленький. Ну, теперь ему ни к чему его бедные, хрупкие косточки. Душа его на небесах, а трупу — ему все едино, — и старик, вместо того чтобы рыть новую могилу для очередного покойника, принялся раскапывать свежую могилу ребенка. Рыхлая, не успевшая слежаться земля легко поддавалась. Старик работал умело и быстро.
— Выдам его за некрещеного, — рассуждал Педро. — По размерам он вполне подходит — ему всего несколько дней от роду. Но умер он вполне по-христиански, иначе его не похоронили бы в освященной земле. Продам трупик колдуну. Он должен дать хорошую цену. А если он не возьмет, отнесу старой ведьме. Она, правда, скряга порядочная. И, к тому же, еще не расплатилась со мной за руку покойника, что я принес ей две недели назад. Правую… Нет, левую… И за трех жаб она тоже не заплатила. В следующий раз будет ловить их сама. Впрочем, жаб я ей готов даже простить. Мало их, что ли, в пруду прыгает… А вот за руку надо взять не меньше десяти эскудо[14]. Никак не меньше. Вот колдун — тот платит аккуратно. Сразу же. Медью, правда, ну да уж Бог с ним… Решено. Ему и отнесу бедного крошку. Только что-то колдун давно не давал о себе знать…
Лопата ударилась обо что-то твердое — это была крышка гробика. И тотчас же чья-то тяжелая рука легла на плечо старика. Педро вздрогнул, как человек, которого застигли на месте преступления. Вздрогнул, обернулся и обмер. Перед ним стоял дьявол. Огромный, рогатый.
— Господи, помилуй! — пролепетал Педро, поспешно перекрестился, рухнул на колени прямо на гроб и начал шептать слова молитвы.
Но дьявол только захохотал.
— Вот как — ты взываешь к Богу! Ты, Педро Рамирес, святотатец, гробокопатель, осквернитель могил! Бог давно отвернулся от тебя, проклял тебя и отдал тебя мне! Мне! Отдал и душу твою, и тело!
Дьявол сгреб Рамиреса за воротник и вытащил из наполовину раскопанной могилы.
— Ну, Педро Рамирес, расчленитель трупов, скажи, где твое место? В аду, в самой глубине преисподней, в кипящем котле! Неужели ты думал избежать расплаты?! Иди ко мне, иди! Ты мой, навеки мой! Куда же ты?
Дьявол протянул к старику когтистые, волосатые лапы. Педро вскрикнул и пустился бежать так быстро, как только позволяли его короткие, кривые ноги. Обезумевший гробокопатель петлял среди крестов и могил, а его большими прыжками настигал черт. Старик бежал в сторону монастыря. Там думал он найти спасение, надеясь, что дьявол не переступит порог святой обители.
Старик закричал — его никто не услышал. Но даже если бы кто-нибудь и услышал этот вопль ужаса и отчаянья, раздавшийся среди могил, разве он поспешил бы на помощь, а не бросился бы со всех ног прочь от проклятого места?
Старик задыхался. Далее из его груди вырывался уже не крик, а хриплое, прерывистое дыхание, похожее на всхлипы.
— Еще никто не ушел от судьбы! Еще никто не ушел от возмездия! — раздавался за его спиной хохот дьявола.
Старик споткнулся, рухнул на чью-то могилу и почувствовал, как тяжелая нога придавила его к земле.
— Я по праву беру то, что принадлежит мне! — сказал дьявол и вынул из-под плаща огромный кинжал, больше похожий на нож мясника.
* * *
Ранним утром брат Бенито, один из монахов обители св. Франциска, как обычно отправился на кладбище, чтобы помолиться за упокой души умерших. Этот святой брат считал, что кладбище, где все вокруг напоминает о бренности земного, где каждый камень, каждый куст словно говорит: memento mori[15] — самое подходящее место, чтобы мысленно обратиться к вечности. В течение десяти лет брат Бенито ежедневно приходил сюда, опускался на колени у первой же приглянувшейся могилы и погружался в молитву. И почти каждое утро его встречал кладбищенский сторож, тоже становился на колени и просил благословения.
На этот раз брат Бенито едва не наступил на распростертое тело Рамиреса. Сначала он подумал, что старику стало плохо, хотел было помочь могильщику подняться, но его рука коснулась окоченевшего трупа. На крики монаха сбежалась братия.
Рамирес лежал, уткнувшись лицом в землю, а между лопаток у него торчала рукоять кинжала. Кроме того, у него был отрублен указательный палец левой руки. Палец валялся тут же, рядом с трупом своего бывшего владельца. Около покойника монахи нашли и еще более ужасную вещь — договор с дьяволом, составленный по всей форме и подписанный кровью.
Братья обнаружили также только что раскопанную могилу и брошенную лопату. По этому поводу мнения разошлись. Одни полагали, что черт решил выкопать чей-то труп, а могильщик ему помешал, другие же считали, что Педро Рамирес оказался гнусным святотатцем, и в доказательство своей правоты приводили наличие договора с дьяволом: чего же еще ждать от человека, продавшего душу сатане?
Происшествие взбудоражило монастырь. Само собой, нельзя было ожидать, что три десятка монахов будут держать язык за зубами, и по городу поползли странные слухи. Если первое убийство, которое молва приписала дьяволу, вызвало сплетни, пересуды и даже насмешки, потому что, по мнению жителей города, ростовщик и не заслуживал ничего, кроме геенны огненной, то второе происшествие всерьез напугало горожан. Молва утверждала: черти бродят по улицам, хватают всех грешников и тащат их прямиком в ад. Отныне никто не мог поручиться за собственную жизнь, ибо кто же без греха?
В полдень договор с дьяволом уже находился в руках Бартоломе. И по слогу, и по форме он ничем не отличался от предыдущего, только вместо подписи в конце документа стоял жирный, бурый, расплывшийся крест: Педро Рамирес не умел писать. Бартоломе отметил, что и Яго Перальта, и Педро Рамирес, очевидно, стали жертвами одного и того же черта, почерк, во всяком случае, был тот же самый.
Прихватив с собой полупьяного Федерико Руиса, инквизитор лично явился, чтобы осмотреть место преступления. Кладбище будто вымерло — ни один человек теперь не рискнул бы прийти сюда.
Бартоломе отправил Руиса осматривать место происшествия, а сам вошел в хижину могильщика.
На первый взгляд, Рамирес жил очень бедно. Даже постель ему заменяла охапка соломы. В нос ударял отвратительный, но уже знакомый запах — запах тления. И, к своему непередаваемому отвращению, но уже без особого удивления Бартоломе обнаружил в убогом домике те же предметы, что и в лаборатории колдуна — кости и черепа. С потолка свисала связка сушеных лягушек. «Да, да, я все это уже видел. Кажется, я понимаю, откуда де Гевара получал всю эту гадость. Как раз отсюда. Выходит, старик раскапывал могилы, а трупы сбывал колдуну. Отдадим справедливость дьяволу: он тащит в преисподнюю души, которым давно туда пора».
Скрипнула дверь. Бартоломе обернулся. Перед ним стоял чумазый, лохматый, оборванный мальчишка лет десяти-двенадцати.
— Что тебе здесь нужно, сын мой?
— А вам, святой отец? — последовал дерзкий ответ.
— Что может делать священник в доме недавно умершего человека? Молюсь за упокой его грешной души.
— А, так значит черт прибрал нашего Старика, — сказал оборванец. — Жаль. Правда жаль.
Мальчишка и не подозревает, до какой степени его слова соответствуют истине, отметил про себя Бартоломе.
— Ты знал его?
— Конечно! Да кто же из здешних его не знает? Всякому хоть разок доводилось бывать на кладбище. Люди мрут — дело обычное. Так ведь?
— Так, — едва заметно усмехнувшись, согласился Бартоломе. — Но, мне показалось, ты искал здесь Педро Рамиреса, или Старика, как ты его называешь?..
— Выходит, я его не нашел.
— Зачем же он тебе?
— Я ловил для него лягушек.
— Лягушек? Зачем?
— Я не спрашивал, — оборванец сплюнул сквозь зубы на земляной пол. — Он платил мне мараведи за десяток.
— Зачем ему лягушки?
— Может, он их ел? — пожав плечами, предположил мальчик. — А еще я иногда приносил ему мышей.
— Их он тоже ел?
— Нет, я думаю, их ела его кошка.
— Как тебя зовут, охотник?
— Херонимо.
— У тебя есть отец, мать, Херонимо?
— Нет, — покачал головой оборванец. — Хотя, наверно, были. Ведь человек не может появиться на свет так просто, без отца и без матери.
