Как-то, проснувшись с зарею, Владимир решил навестить Рогнеду и сына своего Изяслава. Желание возникло неожиданно, еще в полусне, а потому он, веривший в предзнаменования, тотчас же и собрался, оповестив лишь недавно приближенного им Тура. И они вдвоем выехали в пожалованную Рогнеде усадьбу на южной окраине Киева.
Владимир давно не навещал свою первую любовь. И дела мешали, и эта австрийская свадьба, и свойственная ему неукротимая плотская ярость. О ней осторожно судачили в Киеве, не решаясь, впрочем, обсуждать какие бы то ни было подробности, поскольку все хорошо знали, сколь быстр на расправу великий князь.
Рогнеда, изнасилованная Владимиром на глазах у родителей, прозванная киевлянами Гореславой и под этим прозвищем попавшая в летопись, потерявшая всех родных, кроме неизвестно куда увезенного Добрыней Рогдая, — Рогнеда-Гореслава отлично знала о любовных похождениях своего обидчика. Она люто ненавидела великого князя за причиненное зло, но при этом бешено ревновала его даже к слухам, которые до нее доносились. Ненавидела — и любила, и эта странная смесь любви и ненависти была ей особенно мучительна. Она всегда жаждала своего единственного мужчину, но в этот день ее жаждущая тоска стала невыносимой, и Рогнеда поняла, что ее возлюбленный мучитель приедет к ней сегодня.
— Значит, судьба…
Рогнеда произнесла эти два слова вслух, потому что твердо решила убить великого киевского князя. Такое упрощенное, варяжское решение мучительной проблемы было результатом внушенных ей с детства понятий варяжской чести и женского достоинства. Убить на глазах сына Изяслава, которого она и спрятала в дальних покоях, сказав:
— Выйдешь только тогда, когда я крикну: «Умри!» Ты все понял, сын мой?
— Все, матушка. Когда ты крикнешь «Умри», я должен выйти к тебе.
— Возьмешь в оружейной учебный меч.
— Да, матушка.
— Учебный, запомнил?
— Запомнил, матушка.
Вошла сенная девушка. Доложила, склонившись в низком поклоне:
— Великий князь пожаловал к нам, госпожа.
— Ступай и помни, — сказала Рогнеда сыну.
Сын молча вышел.
Девушка ожидала повелений.
— Проси пожаловать.
Девушка низко поклонилась, пошла к двери.
— Подай мне сначала кубок фряжского вина, а потом… Потом ступай.
Служанка принесла кубок.
— Проси пожаловать наших дорогих гостей. С низким поклоном великому князю.
Девушка вышла, а Рогнеда вдруг поняла, что чуточку засуетилась. И причиной тому было… Она даже в мыслях своих не допускала, что согласится признать ЭТО причиной собственной суетливости.
Вошли великий князь и его новый приближенный, имени которого она не знала. Рогнеда присела в низком поклоне.
— Я соскучится по тебе, Рогнеда, — сказал Владимир. — Как наш Изяслав?
— Здоров и бодр, — ответила она и протянула кубок великому князю. — Мы приветствуем тебя, великий князь. — Сердце вдруг громко застучало. И Рогнеда, боясь, что Владимир услышит этот ее сердечный грохот, поспешно добавила: — Мы рады, что ты посетил нас.
— Здравия тебе и благополучия дому сему, — сказал Владимир.
Выпил кубок до дна, вернул его Рогнеде и сказал приближенному младшему дружиннику:
— Останешься здесь, Тур. Я — в опочивальне госпожи. Никому не беспокоить.
Тур резко, как это было принято у дружинников, кивнул головой.
— За мной, Рогнеда, — сказал Владимир и первым широко зашагал вперед.
Она догнала его уже за занавесью опочивальни. Владимир начал было расстегивать многочисленные ремни, но Рогнеда мягко отвела его руки и усадила в кресло. Став перед великим князем на колени, она неторопливо сняла с него сапоги, неторопливо омыла ему ноги припасенной водой, старательно вытерла их и поцеловала.
«Не стану разувать сына рабыни…»
Он вдруг вспомнил ответ Рогнеды на предложение стать его женой. Вспомнил штурм города, как Рогнеда бросилась с мечом ему навстречу, свое насилие над нею на глазах связанных родителей, убийство ее родных, Рогдая, которого подхватил Добрыня и унес. Великий князь вдруг вспомнил все.
«И она ничего не забыла… И напомнила, что ничего не забыла. Какая женщина!.. Надо быть настороже…»
Неожиданно князь вскочил, схватил ее в объятья, повалил на ложе, рванул платье…
— Умри!..
Рогнеда выхватила из-под подушки нож — но Владимир был настороже и уже ожидал чего-то подобного. Перехватив ее руку, он вырвал нож, отбросил его в сторону, сдавив Рогнеде правой рукой горло…
— Оставь мою матушку! — внезапно прозвучал звонкий, дрожащий от волнения мальчишеский голос. — Иначе тебе придется убить и меня, отец!..
Владимир вскочил с ложа. У занавеса стоял его сын с учебным мечом в руке.
— Тур! — крикнул Владимир.
Вошел его новый телохранитель.
— По твоему повелению… — начал он и замолчал, увидев Рогнеду на ложе и мальчика с учебным мечом в руке.
— Смотри, какой у меня сын!.. Мой Изяслав защищает свою матушку. Он готов умереть за нее! Какого сына родила мне моя Рогнеда!..
Великий князь подошел к сыну, высоко поднял его и крепко прижал к груди.
— Повелишь Боярской думе изыскать городок неподалеку от Киева и назвать этот городок Изяславлем. Дать надежную охрану, поселить в нем Рогнеду с Изяславом и теми сынами, которых она мне еще нарожает!..
2
Александр Золотогривенный на заре выехал к ятвягам с небольшой конной охраной торков, скорее почетной, чем боевой.
Он ехал молча, тщательно обдумывая все, что узнал о ятвягах.
«Козы и сыр, даже хлеба либо нет, либо не вволю. Болота и вечная сырость. И — голод. Или постоянное недоедание. Больные дети? Возможно. Боятся кустов. Почему? Потому что не растут на болотах?.. Вряд ли эта причина. Ни с кем не встречаются. Верят в переселение душ, а потому смерти не боятся. Может, даже ищут ее. Особенно женщины. Наверно, одинокие, мужей на всех не хватает, жизнь теряет смысл. Женщины живут только ради семьи, и, если ее не случилось, лучше переселиться. Может, там повезет. И — верховный жрец, властитель подавленных женских и смущенных мужских душ… А почему вдруг — смущенных мужских?.. Просто так слово в голову не залетает. С языка — да, слетает, такое часто случается…»
Ровно в полдень великий киевский воевода вместе с толмачом вышел на поляну с белой кувшинкой в руках. Именно в руках — он почему-то держал ее двумя руками. Может, потому, что у нее сразу же поникла головка?..
И тут же появился жрец. Откуда он появился на поляне, Александр не заметил. Просто жрец вдруг оказался перед ним. Еще до приветственного поклона Золотогривенный успел оценить его рост, развернутые плечи воина, острый взгляд сквозь сплошь заросшее волосами лицо. И почтительно поклонился:
— Великий киевский князь Владимир и я, его воевода, приветствуем тебя, достопочтенный вождь ятвягов.
Жрец вежливо склонил голову.
— Ты будешь переводить слово в слово… — начал говорить Александр, но жрец перебил его:
— Нам не нужен толмач, великий воин.
— Ступай, — приказал воевода, и толмач ушел.
Некоторое время киевлянин и ятвяг молчали. Наконец Золотогривенный сказал:
— Великий князь Владимир повелел мне сурово наказать тебя и твой народ за сговор с поляками.
— Судя по Золотой гривне, ты доблестно исполняешь приказы своего повелителя.
— Я стараюсь. Но я не привык воевать с женщинами. Меч, обагренный кровью женщины, тяготит воина всю жизнь. Почему ты заставляешь воевать женщин?
Жрец пожал плечами:
— Потому что у меня нет мужчин.
— Совсем?..
— Остались только на развод, если нашему народу суждено когда-нибудь возродиться.
— А куда же мужчины подевались? — растерянно спросил Александр.
Вождь ятвягов тяжело вздохнул:
— Для того чтобы это хоть как-то объяснить моему маленькому народу, мне пришлось сочинить утешительную легенду о переселении душ.
— Но это сказка! А в чем же истина?
— Истина?.. Если у тебя есть время слушать мой невеселый рассказ…
— Поведай его.
Ятвяг помолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли колеблясь, стоит ли их высказывать.
— У нас жреческое правление и наследственные жрецы. Наследует старший сын, а я родился вторым. Моего брата готовили к власти и отправлению жреческой службы, а я должен был возглавить дружину, когда подрасту. Этому надобно хорошо обучиться, и я ушел к варягам. Поначалу прислуживал, мыл котлы, терпел насмешки и побои. Потом определили оруженосцем, я очень старался, выслужил в конце концов меч и стал младшим воином. Я не щадил себя в боях и стычках, был отмечен и допущен к личной клятве конунгу. Я дал клятву, что никогда мой меч не пронзит его спину, и он обучил меня всем приемам, как вести бой и как вести сражения. И как воина, и как начальника над воинами. Получив то, за чем я и покинул отчий кров, я с согласия конунга вернулся к нашему народу. И меня встретили в черных одеждах, которые мы не снимаем с той поры.
