городским кварталам формировались вооруженные отряды, которыми руководили самые богатые и уважаемые в городе люди. Они снабжали горожан оружием, участников войн привлекали в качестве командиров, обещая им крупные денежные вознаграждения, а бедняков подкупали небольшим, но регулярным жалованьем. К прибытию Гомона милиция города насчитывала не менее пяти тысяч человек.
Когда Лабиен узнал, что в Гераклее собралась столь внушительная сила, у него возник план, как нанести мятежникам поражение или хотя бы серьезные потери, используя воинов Гомона и гераклейских ополченцев. Он договорился с мавретанским стратегом и командирами ополчения, что те нападут на врага со стороны города в тот момент, когда они ввяжутся в сражение на правом берегу реки с его солдатами. План, конечно, был рискованный. Особенно беспокоили его ополченцы из Гераклеи, плохо обученные и слабо вооруженные.
Лабиен отправил в Гераклею когорту латинян под командованием одного из трибунов. Тот перевел солдат по мосту на левый берег реки, и уже на закате гераклейцы радостно приветствовали римский отряд, вступавший в город через распахнутые въездные ворота.
В это время Мемнон со своим войском быстро шел на запад вдоль морского побережья, обходя Агригент. Повстанцы вышли к нему в канун ноябрьских календ (30 октября) по римскому календарю. Мемнон уже знал от своих разведчиков, что к Гераклее подошел римский отряд численностью до пяти тысяч солдат. Он не сомневался, что римляне попытаются задержать его у Гераклейского моста. О том, что Аквилий с основными силами уже идет на Триокалу прямым путем от Ассора, он пока еще мог только догадываться, но не исключал этого. Поэтому он решил подойти к реке выше Гераклеи и, найдя брод, переправить воинов на правый берег, постаравшись это сделать незаметно для врага. После этого он мог без задержки идти прямо к Триокале.
Передовые отряды вышли к реке, когда уже стемнело, но об отдыхе никто не думал. Все понимали, что необходимо переправиться через реку как можно скорее, чтобы успеть дойти раньше римлян до моста под Алларой. Разрушив за собой мост, восставшие могли беспрепятственно добраться до Триокалы и приготовиться к защите крепости.
Брода найти не удалось. Пришлось рубить деревья, которые росли вдоль берега, и наспех вязать плоты. Переправа прошла более или менее организованно. Пешие плыли, держась за плоты со сложенным на них оружием и доспехами. Никто не утонул и не потерял оружия. Всадники с лошадьми также переправились без потерь. Последние отряды выбрались на противоположный берег перед самым рассветом. Обоз пришлось оставить на левом берегу.
Как только взошло солнце, Мемнон повел войско по направлению к Алларе. Примерно на полпути к ней со стороны Анкиры показался большой отряд римлян. Мисаген со своими всадниками приблизился к растянувшейся по дороге вражеской колонне и выяснил, что отряд насчитывает около пяти тысяч пеших воинов. Мемнон решил не ввязываться в бой, хотя соблазн был велик: пяти тысячам римлянам (это, несомненно, был передовой отряд консульской армии) вряд ли удалось бы продержаться на открытом месте более часа, сражаясь против его четырнадцати тысяч отборных пехотинцев с тремя тысячами конницы. Александриец не стал рисковать, так как опасался, что римский отряд, стоявший лагерем под Гераклеей, уже идет ему наперерез удобной дорогой и может опередить его в своем движении к переправе через Аллару. Заняв или разрушив мост, римляне долго могли удерживать там свои позиции, а с тыла на восставших надвигалось все консульское войско. Как вскоре выяснилось, опасался Мемнон не зря.
Марк Лабиен еще ночью узнал о том, что мятежники изменили направление своего движения и, выйдя к Галику в четырех милях выше моста у Гераклеи, стали переправляться через реку на плотах и вплавь. Он понял, что задуманная им стратегема не удалась. Римлянам пришлось лишний раз убедиться в том, что беглый гладиатор был не из тех, кого можно легко поймать в ловушку.
На рассвете Лабиен повел от Гераклеи к Алларе все свои силы, включая присоединившихся к нему мавретанцев и гераклейских добровольцев. Таким образом, легат уже располагал почти одиннадцатью тысячами бойцов. Он повел их прямой дорогой к мосту, перекинутому через Аллару. Лабиен надеялся опередить противника, занять мост и удерживать его до подхода консульского войска.
Уже в пути Лабиена догнали виаторы Аквилия с сообщением о том, что консул со всеми своими легионами уже идет от Анкиры, послав вперед пятитысячный отряд во главе с квестором Тубероном. Это придало молодому легату больше уверенности. Он приказал солдатам прибавить шагу, и в три часа пополудни колонна воинов, растянувшаяся по дороге почти на две мили, приблизилась к реке Алларе и одноименному городу, стоявшему на левом его берегу. Город был покинут жителями еще в начале года, после того как беглые рабы взяли его приступом и разграбили.
Солдаты передовой когорты уже подходили к мосту, когда хвост колонны подвергся нападению конницы мятежников. Было ясно, что основные силы противника уже на подходе, и Лабиен приказал командирам выстраивать солдат для битвы.
У самого моста заняли позиции когорты латинян. На правом фланге, вдоль по берегу реки, выстроились все гераклейцы и мавретанцы во главе с Гомоном.
Восставшие пошли в наступление прямо с похода, быстро перестраиваясь в боевой порядок. Они мощной лавиной обрушились на стоящий перед мостом латинский легион. Им необходима была быстрая победа, поскольку они знали, что в тылу у них очень скоро должен был появиться передовой отряд консульского войска.
На предмостном пространстве сразу началась беспощадная резня. Хотя в легионе Лабиена многие солдаты были участниками битвы при Аквах Секстиевых, они едва сдерживали бешеный натиск мятежников. На правом фланге гераклейцы и мавретанцы поначалу бились отважно, но они не могли сравниться в силе и умении владеть оружием с повстанцами, закаленными в горниле жестокой трехлетней войны. Очень скоро все гераклейцы и мавретанцы во главе с Гомоном были отброшены к реке, и здесь уже шла не битва, а избиение людей, не подготовленных к страшному напряжению битвы не на жизнь, а на смерть. Только мавретанцы дрались, недешево отдавая свои жизни. В их числе был убит Гомон. Из гераклейцев спаслось несколько сот человек, бросившихся вплавь через реку.
Покончив с Гомоном и гераклейскими добровольцами, левое крыло восставших обратилось против врагов, сражавшихся у моста. Марк Лабиен, бившийся в одном ряду с антесигнанами латинской когорты, понял, что недолго еще продержится, если не подоспеет Туберон со своим отрядом. Он еще больше пал духом, когда солдаты, сражавшиеся слева от моста, закричали, что на противоположном берегу появилась вражеская конница.
Это были всадники во главе с Эвгенеем, примчавшиеся из Триокалы. Трехтысячный отряд пеших воинов сирийца почти бегом двигался следом за всадниками, но он еще находился в двух милях от места сражения. Мемнон сразу после переправы через Галик послал к Эвгенею гонца, чтобы уведомить его, что во второй половине дня он подойдет к Триокале. Но Эвгеней уже знал от своих разведчиков и о том, что большой отряд римлян приближается к Алларе, и о том, что от Анкиры туда же двигается все консульское войско. Сириец понял, что враг опередил Мемнона, который вынужден будет с боем прорываться к мосту, и поспешил к нему на помощь с тремя тысячами пеших бойцов и четырьмя сотнями всадников.
Но как ни спешили Эвгеней и его бойцы, передовой отряд консула под командованием квестора Туберона подошел к реке на четверть часа раньше них. Туберон с ходу атаковал восставших с тыла. Мемнон едва успел развернуть против римлян часть своих сил и сам повел их в бой. В это время Сатир, Думнориг и Алгальс отбросили римлян от моста, но видя, что Мемнон, Багиен и Мисаген попали в трудное положение, отказались от немедленной переправы через реку и продолжили бой на левом берегу.
С появлением отряда Туберона положение восставших резко ухудшилось, так как теперь они сражались на два фронта. Прибывшему к месту битвы Эвгенею и его отряду удалось только оказать помощь раненым, переходившим по мосту на правый берег реки. Немного позднее со стороны Анкиры показались легионы римлян во главе с консулом. Но в это время сражение
