тебе что?
– Хм, к Полине… Глянь, где голуби ночевали. Только не расскажи никому, а то худо будет… – сказала, раззявив рот в ехидной улыбке, Еремеиха. От сарая, держась за руки, шли в их сторону молодые.
Агафья Кирилловна процедила:
– Запорю насмерть сучку!
– Лучше глянь, какая пара, – сказала, продолжая улыбаться, Еремеиха.
– Где была? – спросила у дочери Агафья Кирилловна.
–Задачки с ним решали… – отвечала Ксения. Василиса хмыкнула.
– Мы хоть сегодня поженимся…– взором ясным Виктор матерей озарил.
– Батюшки, поженятся, – всхлипнула Агафья Кирилловна. – Тебе восемнадцати нет, как жить-то будете?
– Как все, – ответил упрямо Виктор.
– Бесовы дети… – проговорила, смахнув слезу, Агафья Кирилловна. – Только до свадьбы по сеновалам не шаландайтесь.
– Ясно… – отвечала дочь, склонив голову. – Мам, а тятя дома?
– Не бойся, сказала, что ты у Поли ночевала.
Ксения к столу присела и открыла книгу. Громко стонал в комнате отец – старый Семён.
– Ксеня, как там Полечка?
– Нормально, привет передала.
– Спасибо ей, а я хвораю.
Ксения промолчала: склонив голову на книгу, она крепко спала.
5
Тишина в доме Рязанцевых: Семён опять лёг в больницу, Васька уехал в портовый город Одессу учиться на механика корабля, Агафья гостит у Полины, а Ксюшу после схваток отвезли в роддом; Анюта одна осталась за хозяйку.
Виктор бросил учёбу и на фабрике прошёл курсы электриков. Зарабатывал теперь собственный кусок. А вечерами постоянно вертелся у роддома. Фабричный комитет обещал молодожёнам квартиру. Узнав об этом, Агафья Кирилловна сказала: «Сынок, чаще бывай у неё, успокаивай, но если убежите на другую квартиру, я вам не мать».
Он снова у роддома. Женщина-медик из окна поманила его пальцем.
– С карапузом поздравляю! – торжественно объявила, когда вступил он в помещение больницы.
– Спасибо… – шепнул он, как будто боялся разбудить сына. Домой полетел, как на крыльях! Попутно купил в магазине две бутылки водки.
– Мам, сын! Забыл число? Надо бы в альбом записать!
– Двадцать второе, – глядя на водку, промурлыкала Еремеиха.
– Запишу число, год.
– Сколько весит, не узнал? – поинтересовалась Еремеиха.
– Не узнал, забыл, а, ничего, вырастит, тяжёлым станет.
Все думы его теперь были о ней и сыне. Из больницы прибыла она худая, бледная, как будто слеплена из воска. Однако с нежностью смотрела она на мужа.
Однако время не выносит однообразие, если новое что-то появится, норовит вмешаться. Вот и Ксения изменилась: к Виктору уже не льнула, стала грубить ему. Устроившись кассиром на фабрику, домой приходить стала поздно, отмалчивалась, думая о чём-то своём. Виктор забеспокоился.
– Терпи, сынок, – заметив настроение его, обронила Агафья Кирилловна, – со вторым ходит, потому такая. Как разродится, снова будете лизаться.
– Терплю, мам, но чую что-то плохое.
– Пойдём, – предложила старуха, вытерев руки о передник, – разбросаю карты.
Рассыпала карты по столу.
– Плохо легли… – сказала, качнув головой. – Ксюша с пиковым королём… Это будет, это было, это ждёт. Тебе казенный дом выпал. – Она нервно собрала карты. – Осторожней будь на работе.
– Ничего не случится, скорей бы родила…
Поднял сына на руки, подкинул его вверх.
– К сватье сходим? – предложила Агафья Кирилловна.
Неся сына, Виктор целовал ему щёки, лоб, видя в нём Ксюшу. «Влюбилась в пикового короля? Если так, жить не стану…» – ударила мысль. Остановился у родительского дома.
– Витя, – в форточку голос Василисы, – вноси внука, гостинчик я ему припасла.
6
По крышам домов стукнули капли дождя. И вскоре вода хлынула по улицам, а у водокачки появилась большая лужа. Она сразу собрала около себя босоногих мальчиков. Карапузик кривоногий прикатил выброшенную кем-то бочку. Мимо проходила почтальонка, в плаще, с сумкой. Покачав головой, крикнула малышу:
– Не лето, простудишься, иди домой!
– Не-е, на бочке поплаваю, – прогнусавил тот.
Почтальонка, махнув рукой, продолжила путь. Из сарая, с поленьями берёзовых дров, вышла Еремеиха.
– Авдотья, зайди – чайком попою, – увидела она почтальонку.
– Зайду, у меня повестка.
– Повестка?
– Пошли, распишешься, – почтальонка подтолкнула Еремееху к порогу.
Та, подставив табуретку почтальонке, подержала лист и возвратила.
– Прочти, очки долго искать.
Почтальонка прочла:
" Прибыть в военкомат Ерёмину Виктору Ефимовичу 23 мая 1939 года к 10 часам утра".
– Мань, угости Дуняшу, я к Рязанчихе, – наказала Еремеиха.
На голову платок кинув, засеменила она к соседке. Переступила порог:
– Сватья, дома?
– Дома. А ты как напугана чем-то?
– Так забирают в армию Витю, уже повестку принесли…
«Прибыть в военкомат…», – прочла Агафья Кирилловна у окна.
– Уедет…– застонала Василиса. – А где молодка? – голос хриплый.
– Прийти пора… Да вона идёт, легка на помине.
Стряхивая с зонтика капли дождя, вошла в дом Ксения. Глянув на матерей, ухмыльнулась:
– Вы как с похорон.
– Ксюша, ведь и впрямь неладно… – сказала, по бёдрам хлопнув себя, Василиса, – Витю в армию берут.
– Ничего особенного, – отвечала, зевая, Ксения. – Мужчина, если он здоров, отслужить обязан.
– Не волнуешься, гляжу? – возмутилась Агафья Кирилловна. – Ведь муж.
– Рыдать прикажете? – прошипела, ощетинившись, Ксения.
– Не хорохорься, касатка, неизвестно, возвратится, али нет, – высказала Василиса.
– Отстаньте!
С досадой глянув на старух, Ксения спряталась за шторой. Заплакал малый. Агафья Кирилловна подошла к постели.
– Сын орёт, а ты как глухая, – заворчала она на дочь.
Василиса ушла, хлопнув дверью. Агафья Кирилловна подошла к дочери:
– Ты не дитё, пора бы понимать – что плохо, а что хорошо. Зачем так при ней говорила? Она сыну передаст.
– Пусть передаст, – буркнула Ксения, сев перед зеркалом.
Стукнула дверь.
– Кто там? – спросила Агафья Кирилловна.
– Я, – отвечал Виктор. – Про повестку знаю… Я и расчёт получил… – Взял у старухи сына. – Милая, – подошёл к жене, сидевшей у зеркала, – скоро расстанемся…
Поцеловал её. Она, глаза прикрыв, на пальце покрутила золотое кольцо.
– Молчишь… Писать мне будешь?
– Странный вопрос, – забрав сына, буркнула она, – куда я денусь, буду, конечно.
В молчании поужинали. Виктор стал играть с сынишкой – то кидал в подушки, то вверх. Смеялся, но тяжёлая печаль застилала глаза ему.
– Уходишь? – спросила Агафья Кирилловна Ксению, которая примеряла шляпку перед зеркалом.
– К Надьке Артамоновой схожу, за чем-то звала.
– Ксюша, – Виктор вмешался, – хоть сегодня побудь с нами…
Она промолчала.
– Анюта, – обратился Виктор к девушке, – принеси гитару от наших? Она висит на стене в кухне.
– Принесу, – оживилась Анна.
– Убежала, ну и шалава, – прошипела Агафья Кирилловна, пальцем ткнув в сторону окна, где за Анютой мелькнула Ксения.
– Пусть идёт, ей нужно… – буркнул Виктор.
Улица вскоре услышала звуки гитарные, что полились из окна избы Рязанцевых:
"Не ругай меня, мамаша,
Очень я люблю его"…– подпела Агафья Кирилловна.
7
Солнце зноем иссушило растения. В огороде у Ерёминых склонили шляпы подсолнухи, листва их повяла. Василиса утомилась носить в огород воду вёдрами.
– Сватья! – крикнула она, ладонью лоб прикрыв. – Подойди к городьбе, о жизни потолкуем!
Устала от огорода и Агафья Кирилловна.
– Улетел сокол? – завела разговор Василиса.
– Улетел.
– А как попрощались? Она хотя бы прослезилась?
– Заставишь бессердечную…
– А проводила?
– Нет, – отвечала, покачав головою, Агафья Кирилловна. – Он облизал Вову, да и подался один с чемоданом… Что было делать?
– Понятно… А как бутус?
– Ползает. Шалава утягивала брюхо, я боялась, урода принесёт, но обошлось…
– Забегу, минута будет, поиграю с ним.
Поболтав, старухи разошлись по огородам.
– Здравствуй, Кирилловна! – втиснулась в калитку пышногрудая тётя Соня. – Продашь молока? Жарковато на базар идти.
– Посиди на крыльце, а бидон давай; молоко в погребе, как во льду, холодное.
Наполнив бидон, Агафья Кирилловна подошла к крыльцу, где уже
