4
Российские солдаты дезертиры
Одной из особенностей Кавказской войны были многочисленные случаи дезертирства русских солдат и их переход на сторону горцев.
Одним из ближайших помощников и переводчиком имама Шамиля был беглый солдат Андрей Мартин, который принял ислам и стал Идрисом. История сохранила имена и других перебежчиков: прапорщика Залетова, солдата Родимцев, которого Шамиль отличил за храбрость, Якова Алпатов, возглавлявшего отряд чеченцев и руководившего разведкой в тылу русских.
Одной из причин дезертирства простых солдат были особые тяготы службы в этот период времени.
В 19 веке служба на Кавказе считалась непрестижной и приравнивалась к ссылке, которую называли «теплой Сибирью». Сюда направляли провинившихся офицеров и наиболее неблагонадежные части. Часто это были пропитанные духом свободолюбивые люди и авантюристы, которые не понимали, зачем Россия воюет с горцами.
Особое отношение у горцев было с местными казаками. Распространены случаи бегства казаков-раскольников целыми семьями и станицами в горы, откуда они вместе с горцами устраивали набеги и воровали скот. Перебежчики часто выполняли функции проводников и шпионов.
На территории подконтрольных имаму Шамилю территориях были целые слободы, населенные русскими дезертирами, и самая большая группа проживала в селении Дарго. Здесь 500 бывших солдат занимались обслуживанием пушек, литьем ядер и картечи, обучением горцев военному делу. Пленные чеченцы говорили, что 300 русских проживает в Ведено и еще 200 человек живет в аулах Чарской области.
У горцев даже появилось выражение «свои русские» и имам Шамиль особенно ценил перебежчиков, которых он использовал и для полицейских целей. В письме от 1844 года Шамиль писал, что он считает русских беглецов своими друзьями и просит создавать все условия для их перехода в ислам. Имам поощрял женитьбу русских на чеченках и дагестанках, после которой дезертиры принимали ислам и признавались полноправными членами общины.
При этом беглецам и пленным не запрещалось совершать православные обряды не только в аулах, но и в столице имамата. После Андийский съезд наибов было решено содержать всех русских перебежчиков за счет казны. Политика покровительства над дезертирами способствовала увеличению их количества и снижению боевого духа армии.
Помимо обучения и обслуживания артиллерии русские активно участвовали в боевых действиях против соотечественников. Они играли роль проводников, разведчиков и командиров конных отрядов горцев.
Во время последнего боя Шамиля в горном ауле Гуниб, его охраняло 400 последних сторонников-мюридов. Большинство горцев предало своего имама, и только русские и польские дезертиры до последнего отчаянно сопротивлялись и все погибли.
Русское командование пыталось решить проблему дезертирства и даже покупало беглецов у горцев, расплачиваясь за них солью. В 1845 году было составлено «Воззвание кавказского командования к русским солдатам, бежавшим в горы», в котором было объявлено, что все проступки им прощаются без взысканий. https://zen.yandex.ru/media/russian7/dezertiry-na-kavkazskoi-voine-kakie-russkie-voevali-za-shamilia-5e139273df944400b1212083
Особенности войны / русский взгляд
Унтер-офицер Рябов про поход 1836 г. «В 1836 году, под командою генерала Фези, полк наш направился в Чечню, где и занят был всю зиму усмирением взбунтовавшихся аулов. Я не буду распространяться о трудности этого похода, скажу только, что поход этот был зимою, по горам, где то снег по колено вверху, то дождь и слякоть в долинах, то двадцатиградусный мороз на высоте, то жар и духота в оврагах и ущельях по очереди менялись. Не столько погибло народу от сабель и пуль вражеских, сколько от холода и других невзгод. Выбьется человек из сил в походе, за ним ухаживать и заботиться некому: ружье, сумку и пуговицы долой — и оставайся как знаешь. Обозов с нами никаких не было: кое-что на вьюках, кое-что на себе — вот и все;… Многие отстававшие отдыхали и опять успевали нагонять свой отряд на ночевках и дневках, но большинство, конечно, совсем пропадало, погибая холодною и голодною смертью, или доставалось в руки неприятелю».
Генерал Вельяминов платил казакам и солдатам по червонцу за каждую отрубленную горскую голову.
Поручик Симановский (1837 г.) о горцах. «На второй версте отрезали мы одного черкеса, стоявшего на пикете, он, заметивши нас, побежал в балку и с балки к морю. Когда он окружен был нашею цепью со всех сторон, то переводчик (по-ихнему, толмач) кричал ему, чтобы он сдался, что ему решительно ничего не сделают, но он, добежав до берега, бросает на берегу свою шапку и чевяки и кидается в море вплавь, отплывши шагов сто, кидает в сторону пистолет и шашку (ружье закинул еще в балке) и кричит, что он лучше утонет, чем сдастся. Пули градом на него посыпались, и он пошел ко дну, кровавое пятно лишь означало место, где он тонул».
Он же про одну из атак. «Подавались вперед очень медленно, ибо каждую возвышенность должны были брать штурмом и выбивать черкес из завалов штыками; местность черкесам очень благоприятствовала, но они дрались очень дурно; артиллерия наша почти не могла действовать, кроме обстреливая дорогу, 5 раз или более кидались мы на штыки и выбивали черкес из выгодной для них позиции. Трудно остановить русских солдат; когда они кидаются на штыки, для них нет препон».
Куначество
Куначество — это крайне интересный и своеобразный феномен, имеющий огромный социальный и мировоззренческий подтекст. По большому слову, куначество представляет собой побратимство, ставящее дружбу на один ряд с родством.
На Кавказе в период Кавказской войны это явление имело широкое распространение, в том числе и между врагами. Вырисовывалась парадоксальная ситуация. Русские офицеры имели кунаков-побратимов среди горцев, носивших славу отъявленных головорезов, а подчас и разбойников. Такой дружбой было принято гордиться и завидовать этому. Даже в художественной литературе того времени русские писатели описывали эту традиция с особой восторженностью, видя в ней некий элемент народной демократии и братства. Кунаки были у Лермонтова, Толстого.
Кунак в переводе с тюркских языков означает гость. У вайнахских народов этот термин имеет и другое значение — достойный мужчина.
Когда двое мужчин решили стать кунаками, то, конечно, эта договорённость была устной. Однако само куначество скреплялось определённым обрядом, который у разных этнических групп имел некоторые собственные нюансы, но общая картина была схожей. Кунаки брали чашу молока, вина или пива, которое имело, к примеру, у осетин сакральное значение, и клялись перед Богом быть верными друзьями и братьями. Иногда в чашу бросали серебряную или золотую монету в знак того, что их братство никогда не покроется ржавчиной.
Куначество несло целый ряд серьезных обязанностей, в условиях Кавказа приобретающих особую, нередко жизненную, ценность. Кунаки до конца жизни обязаны были защищать друг друга и поддерживать. Если простой гость находился под защитой хозяина только у него дома, то кунак мог рассчитывать на помощь друга в любое время дня и ночи и в любом краю, в который его забросит судьба. Именно поэтому, если на кунака кто-либо охотился, то зарезать его было удобнее на горной дороге, потому что, будь тот в доме друга, врагу пришлось бы брать весь дом штурмом.
В вечно полыхающей на Кавказе войне и розни куначество было уникальным явлением межэтнической и даже торговой связи. Кунаки могли выступать своеобразными дипломатами, торговыми агентами и личной охраной. Ведь хороший ответственный кунак провожал друга не только до границ своего аула, но порой ввиду необходимости прямиком до следующего дружественного селения. А у зажиточных горцев было много кунаков. В тяжёлых условиях междоусобицы такие отношения представляли собой своеобразные пункты безопасности.
К примеру, почти до середины 19-го века, т. е. до официального окончания Кавказской войны, армянские купцы использовали во время дальних переходов через Кавказские горы с обозами своих товаров именно подобную кунацкую сеть. Кунаки встречали их ещё на подходе к аулу или селу и сопровождали до границ следующего дружественного селения. Пользовались такими связями и осетины, и вайнахи, и черкесы…
В этой связи интересным и характерным примером куначества в данный период выступает дружба сотника Андрея Леонтьевича Гречишкина и старшего князя темиргоевского племени Джембулата (Джамбулата). Андрей, выросший в семье линейного казака станицы Тифлисской, уже в молодом возрасте снискал уважение старших товарищей, его имя народная молва носила с пиететом. По другую сторону Кавказской кордонной линии гремела слава князя Джембулата, которого считали лучшим воином Северного Кавказа.
Когда до Джембулата дошли слухи о молодом и отважном сотнике Гречишкине, он решил