в своей экранизации «Морфия» Алексей Балабанов, сделав судьбу доктора Полякова входом в XX век.
В первые послереволюционные годы будущий поэт и прозаик Константин Вагинов (1899–1934) знакомится с секс-работницей Лидой, ставшей затем героиней одного из лучших его стихотворений. Постепенно Лида приучает молодого человека к кокаину, который они приобретают в общественном сортире на Невском, причем Вагинов не жалеет на это дело редких монет из своей коллекции: «Нерукотворный поэт я люблю длинные дворницкие, где кашу едят и кокаин нюхают», писал он в «Звезде Вифлеема», одном из первых своих произведений.
В конечном итоге Вагинов достаточно крепко присел на кокаин, и от верной гибели его спас срочный призыв в Красную армию и участие в гражданской войне в Сибири и на Урале.
После возвращения в Ленинград в 1921 году уже не вполне здоровым человеком (туберкулез) Вагинов горько иронизирует над стремлением персонажей — например, своего комического альтер-эго, Неизвестного Поэта из романа «Козлиная песнь» — отправляться «во ад бессмыслицы, во ад диких шумов и визгов, для нахождения новой мелодии мира». Причем средствами «изолировать себя и спуститься во ад» Вагинов называет более привычные «алкоголь, любовь, сумасшествие», но уже не наркотики. В 1934 году Константин Вагинов умирает, в этом же году в парижском эмигрантском журнале «Числа» был опубликован роман Марка Агеева (1898–1973) «Роман с кокаином», который так же, как и Булгаков, вывел наркотическое вещество в заголовок: хотя кокаин здесь играет второстепенную роль и, по сути, является лишь последней каплей в деле морального падения и физической деградации главного героя, юноши по имени Вадим Масленников, издевающегося над своей старой матерью и стремящемся передать кому-нибудь свое венерическое заболевание. Напоминающий сразу всех лишних людей русской классической литературы, Масленников рассчитывает с помощью кокаина заглушить боль от тяжелейшего разрыва с возлюбленной. Непосредственно кокаину в романе посвящены две последние главы: в одной из них Агеев со знанием дела описывает ритуал группового употребления наркотика, а также ощущения Масленникова от него, а в последней — представляет путаные и довольно примитивные мысли героя в состоянии «отходняка». https://knife.media/drug-poetry/
Наркотики в Российской империи в начале ХХ века
Рассказ о малоисследованном вопросе российской истории: наркомания в Российской империи и Российской Армии в начале ХХ века.
Это очень малоизученный и «непопулярный» вопрос, а между тем данная проблема уже тогда начала проявляться. Прежде всего, разумеется, наркомания развивалась среди тогдашней «золотой молодежи», «служителей мельпомены» и их близкого окружения: «дам полусвета», поклонников, друзей, прислуги, и т. п.
Вот что вспоминал об этом популярнейший артист России той эпохи Александр Вертинский:
«Продавался кокаин сперва открыто в аптеках, в запечатанных коричневых бочонках, по одному грамму. Самый лучший, немецкой фирмы 'Марк» стоил полтинник грамм. Потом его запретили продавать без рецепта, и доставать его становилось все труднее и труднее. Его уже продавали «с рук» — нечистый, пополам с зубным порошком, и стоил он в десять раз дороже…
Короче говоря, кокаин был проклятием нашей молодости. Им увлекались многие. Актеры носили в жилетном кармане пузырьки и «заряжались» перед каждым выходом на сцену. Актрисы носили кокаин в пудреницах.
Поэты, художники перебивались случайными понюшками, одолженными у других, ибо на свой кокаин чаще всего не было денег.
Помню, однажды я выглянул из окна мансарды, где мы жили (окно выходило на крышу), и увидел, что весь скат крыши под моим окном усеян коричневыми пустыми баночками из-под марковского кокаина. Сколько их было? Я начал в ужасе считать. Сколько же я вынюхал за этот год!'
В общем, в столичных психиатрических лечебницах избытка наркоманов тогда еще не было, хотя первые специализированные койкоместа, для богатых наркозависимых, в частных клиниках уже оборудовались.
Кто был победнее, и не мог оплачивать свое лечение в частных клиниках, тихо умирали дома от «передозов», или наркотической ломки. Это явление пока не вызывало особенного общественного беспокойства.
Дело в том, что русское крестьянство, в отличие от бедных слоев населения Китая, или Персии, до Первой мировой войны наркомании практически не знало. Веками выращивали наши предки и мак, и коноплю, и не догадывались, что их можно перерабатывать в различные дурманящие средства.
Отсутствие серьезной наркомании в широких массах народа вызывало недальновидное благодушие правящих кругов страны, которые игнорировали ее постепенный рост.
Некоторые наши учёные даже писали «успокоительные» статьи. «К большому счастью для нас, русских, — убеждал проф. А. И. Ковалевский — болезненное состояние, известное под именем морфиомания… распространено очень мало. Во много раз сильнее морфиомания распространена во Франции, в Англии, в Италии и далее на Восток, особенно в Константинополе».
Тогдашнее спокойствие и благополучие, в этом вопросе, основывалось на огромной доле сельского населения России, незнакомого с наркотиками.
А вот среди тогдашней богемы, популярных артистов, и части «творческой интеллигенции» наркомания уже тогда расцветала.
Пошли и «первые звоночки» совершенствования различных видов преступлений, связанных с наркотиками. Так, в сводках полиции стали отмечаться случаи «угощения» проститутками своих клиентов «малинкой» — алкоголем с добавлением снотворных препаратов, к примеру, опиума с последующим их ограблением. Бывали при этом и летальные (для клиентов) случаи.
И все же, правоохранительные органы России на организованную преступность, связанную с торговлей и распространением наркотиков, внимания не обращали, — подумаешь, лекарствами торгуют.
Одной из причин того, что наркомания в то время не рассматривалась у нас как страшное социальное зло, было то, что в XIX и начале XX веков наркотические средства воспринимались, как на Западе, так и в России, в качестве всего лишь обычных (хотя и сильнодействующих) лекарств.
В то время и российские и зарубежные медики мало знали о страшном эффекте «привыкания» к наркотикам и не обращали на это особого внимания, считая за «меньшее из зол».
Различными наркотическими средствами в то время интенсивно лечили обеспеченных людей, страдающих пьянством и алкоголизмом, а также душевнобольных, незаметно порождая уже наркозависимых больных.
К другим источникам популяризации приема наркотиков среди образованных слоев населения в России можно отнести некоторые произведения иностранных и отечественных писателей. (Вспомним, как «стимулировал» себя наркотиками даже такой всемирно известнейший литературный персонаж, как Шерлок Холмс, к примеру).
В начале ХХ века на Европейскую часть Российской империи, после прокладки железнодорожных путей, которые соединили Санкт-Петербург и Москву с Туркестанским краем, а затем и Персией, стали интенсивно поступать азиатские наркотики.
Уже тогда возникли схемы эффективных транснациональных перебросок наркотиков по железнодорожным линиям Российской империи для переброски гашиша и опиума по направлениям «Азия-Россия-Западная Европа».
В годы Первой мировой войны эти каналы были переориентированы на линию «Персия — Россия — Манчжурия (КВЖД)».
https://mikhaelkatz.livejournal.com/56227.html
Глава 9
О паровых экскаваторах
Первые экскаваторы в дореволюционной России и СССР или Паровая лопата для диктатуры пролетариата
Без них эти стройки затянулись бы на десятилетия, и далеко не факт, что на них хватило бы рабочей силы. История сталинской индустриализации началась в 1882 году, в городке Бьюсайрус штата Огайо, где на местном заводе Bucyrus Foundry Manufacturing Company запустили в серийное производство рельсовый паровой экскаватор под названием Thompson’s Iron Steam Shovel — «Железная паровая лопата Томпсона».
Этот агрегат стал прообразом для первого и единственного российского дореволюционного парового экскаватора «Путиловец», выпуск которого начался в 1903 году на Путиловском машиностроительном заводе. В отличие от современных экскаваторов, работающих на гидравлике, у «Бьюсайруса» все рабочие механизмы приводились в действие цепными лебедками. Объем ковша составлял 1,4 кубических ярда, а команда экскаватора состояла из четырех человек: машиниста, он же «командир экипажа», кочегара, слесаря-смазчика и оператора ковша. Кроме того, каждому экскаватору придавалась бригада путейцев из семи человек, которые вручную укладывали перед ним рельсы. Масса машины составляла 75 тонн. Чуть позже появилась более мощная 85-тонная модификация с ковшом на два кубических ярда. Экскаватор Томпсона на момент его создания считался самым производительным в мире. За сутки он мог вынуть и переместить в вагонетки до 4000 кубометров грунта. Для сравнения, суточная норма выработки на одного землекопа составляла в зависимости от сложности грунта от 2,5 до 4 кубометров. Таким образом, одна паровая лопата заменяла до тысячи обычных. При этом она была относительно несложной в производстве и могла выпускаться на любом паровозном заводе.
Неудивительно, что, когда в России в связи с большими масштабами железнодорожного строительства возникла
