маленькие озерки, заросшие камышами.
— Вот черт, здорово как!.. — передал, как умел, свое восхищение Сашка.
Вечер, точно желая окончательно очаровать юношей, вывел на середину реки белый пароход, стекла которого горели под алыми лучами заходящего солнца. Пароход шел вверх, видимо, поднимался в верховья, к Аю и Юрюзани. Он протяжно загудел, точно прощаясь с городом.
Саша, проводив жадным взглядом пароход до самого поворота, туда, где русло реки закрывалось выступом горы, глубоко вздохнул, словно не пароход, а его судьба проплывала мимо...
— Смотрю я на тебя и дивлюсь. Парень что надо — голова на месте, кулаки хорошие, а про дело не думаешь, — прошептал Рыжий.
— Про какое?
— Будто не понимаешь... Раскинь мозгами.
— Про то, чтобы смотать удочки?
— Угу...
Саша отмахнулся от него, как от надоедливой мухи:
— Э, нет! Начальник относится ко мне не худо, лучше отпрошусь в другую колонию, ближе к морю...
Рыжий расхохотался. Немного успокоившись, вытирая выступившие слезы, так было ему весело, произнес:
— Считай до миллиона, так тебя и переведут...
Матросов даже вытянулся на своем сучке и сердито воскликнул:
— Отпустят!
— А если нет?
— Убегу, как пить дать.
Рыжий, сразу посерьезнев, проворчал;
— Теперь дело говоришь. Тут и я тебе компанию сумею составить...
Как и следовало ожидать, руководство колонии не отпустило Сашу, Митька был прав... И с этого дня Матросова часто можно было видеть в компании Рыжего. Они начали осторожно собирать группу ребят. План полностью созрел, когда в ходе ремонта малярного цеха ребята натолкнулись на подземный ход, существовавший еще при монахах, но теперь местами заваленный. Подземный коридор вел на берег реки... В свободные часы часть заговорщиков осторожно пробиралась в подземелье и расчищала проход. Срок побега приближался...
...Матросов с трудом приподнял большую квадратную плиту, спрыгнул в яму и закрыл за собой ход в подземелье. Его охватила полная темнота, но скоро глаза привыкли, и Саша начал осторожно пробираться по ходу. Вот сейчас поворот, там светлее, сверху слабо пробивается дневной свет. Саша дошел до поворота, ускорил шаг. Метров двадцать он прошел в полной темноте и вынужден был зажечь спичку. При ее мигающем свете Саше бросились в глаза глиняные сосуды, в одной нише он заметил даже два скелета, но не задержался, ведь он не первый раз идет по этому коридору, кроме того, у него так мало времени...
Под ногами ползали скользкие насекомые. Саша торопился и не обращал на них внимания. Пройдя метров тридцать, он заметил огонек; у завала копошилось около десятка ребят. От них падали странные тени. При приближении Саши колонисты перестали работать и насторожились.
— Ох и напугал! — воскликнул Директор, заметив Матросова.
— Что тебе? — недовольно спросил Рыжий. — Зачем вызвали к начальнику? — подозрительно взглянув на Сашу, продолжал он.
— Потому и прибежал, — ответил Саша. — Начальство номер выкинуло: меня назначили помощником воспитателя.
— Надо полагать, при нашем корпусе?
— Да.
— Так, значится, ты день-деньской будешь знать все их планы. Это нам подойдет. А ты сейчас отсель давай деру, чтобы тебя ненароком из виду не потеряли.
Саша, однако, сразу не ушел.
— Чего еще?
— Кого-то черт попутал. Записку прислал. Стасюк мне показывал. Сообщает: так, мол, и так, готовится побег.
— Кто написал?
— Кабы знать! Почерк не признал.
Казалось, что Рыжий взбесился. Ругался последними словами, сулил всевозможные беды и кары доносчику.
— Ты того, обязательно узнай, кто фискалит. А мы тут будем спешить. Постараемся раньше срока улизнуть.
Тем же путем Саша прошел обратно, около выхода прислушался, не слышно ли чьих шагов или разговоров. Все было тихо. Он осторожно приподнял плиту, вылез и так же аккуратно заложил дыру. Стряхнул с одежды пыль и только потом юркнул в дверь.
После обеда Саша ходил по территории фабрики с красной нарукавной повязкой. Ему нравилась новая должность. Он точно исполнял приказания воспитателя, четко докладывая об исполнении.
Когда воспитанники вернулись из цехов и классов, Бурнашев объявил неожиданную поверку. Многих она застала врасплох, в том числе и Сашу.
Исмагил Ибрагимович взял в руки список колонистов первого корпуса.
— Абдуллин!
— Здесь, — ответил Абдуллин.
— Абрамов!
— Я Абрамов!
Но уже пятого по списку не оказалось в строю. Затем все чаще и чаще отвечали:
— Его нет.
— Отсутствует.
Не хватало одиннадцати ребят. Бурнашев, закончив поверку, повернулся к Матросову:
— Матросов, ты не знаешь, где они могут быть?
Саша запальчиво ответил:
— Откуда я должен знать? Я за ними не слежу.
Опытный педагог по глазам колониста видел, что он говорит неправду. Повысив голос так, чтобы его слышал весь строй, он огорченно заявил:
— Неужели не найдем их? Такого молодца своим помощником назначил... Неужели они провели тебя, Матросов?
Строй настороженно ждал, что ответит Саша. А он лихорадочно думал: как выпутаться из нелепого положения? Пошлют разыскивать кого не надо, обязательно обнаружат подземный ход. Как предотвратить провал?
— Конечно, попрятались ребята. И, наверное, курят или дуются в карты, — сказал Саша, желая отвести удар. — Но я доставлю их живыми и здоровыми, если даже они сидят где-нибудь под крышей или... провалились сквозь землю.
Вскоре стали подбегать колонисты. Испросив разрешение, они становились в строй. Однако никто из них правдиво не ответил, где пропадал. Каждый говорил то, что взбредет в голову:
— Был в туалете.
— Бегал в лазарет.
Однако не так-то легко провести Бурнашева. Напротив фамилий, опоздавших в строй, он незаметно проставил крестики.
Караульным начальником назначили красавца Еремеева. Сашку поставили под его началом. Рядом на скамейке сидит посторонний. Апуш-бабай, как он представился, пришел навестить непутевого внука. А между тем у непутевого внука мертвый час.
Старик даже испугался, когда он впервые услышал про «мертвый час». Черт знает что подумал! Но когда объяснили, что внук спит самым обыкновенным способом, на самой обыкновенной подушке, сразу успокоился.
Сейчас он занят делом. Старик ловко орудует самодельным перочинным ножом. Бабай чуть наклонил большую, после бритья блестевшую на солнце голову, макушка которой была закрыта каляпушем [ 1]; нависшие седые брови скрывали сосредоточенные черные, как смородина, глаза.
Саша давно уже хотел заговорить со стариком, но не отваживался. В хитро прищуренных глазах Саши внимательный наблюдатель прочитал бы особенное, счастливое выражение; только минутами в них мелькала тревожная мысль, но тотчас же улыбка снова появлялась на лице Матросова. Пусть красавчик Еремеев и впридачу этот «Пушка-бабай» сидят здесь у
