норме и готов выслушать что угодно и от кого угодно.
Бастард приступает к докладу о проделанной работе:
– Я у попов таких дел наворотил! В общем, сами оцените, когда подсчитаете, сколько денег я вам собрал. Но путешествуя по стране, я обратил внимание, что народ страшно возбужден. Повсюду какие-то дикие бредни и слухи, все чего-то боятся, а чего – сами не знают. Вот, я вам привел пророка, нашел его в Помфрете; там за ним люди толпами по улицам таскались, а он им вещал, что, мол, вы, государь, в праздник Вознесения еще до полудня потеряете корону.
– И зачем ты все это болтал, бездельник? – строго вопрошает Иоанн, обращаясь к Питеру-пророку.
– Я предвидел, что все именно так и будет, – сдержанно отвечает тот.
– Так, Хьюберт, давай этого умника в тюрьму, пусть посидит там, а в праздник Вознесения как раз его и повесить. Отдай его под стражу – и бегом назад, ты мне будешь нужен здесь.
Хьюберт уходит с Питером.
Питер из Помфрета – реальное историческое лицо. Он действительно предсказывал, что король Иоанн перестанет быть королем «в будущий праздник Вознесения». Правда, происходило это в 1213 году, а вовсе не в 1204, когда скончалась мать Иоанна, Алиенора Аквитанская (так написано у Холиншеда [8], а Шекспир, создавая свои исторические пьесы-хроники, опирался именно на его труды. Насколько Холиншед был точен – не мне судить). Правда и то, что король предал неосмотрительного пророка мучительной казни, причем не одного, а вместе с сыном, который вообще был ни при чем.
Внимание короля вновь обращается к Бастарду.
– Ну что, милый племянник, слыхал, кто пожаловал к нам в гости?
– Так все знают, что французы. Я по дороге встретил Бигота и Солсбери – они злые, глаза сверкают. А с ними вместе и другие бароны. Идут искать могилу Артура. Говорят, якобы сегодня ночью его убили по вашему приказу.
Стоп. В какой момент Уильям Маршал, граф Пембрук, превратился в Роджера Биго (эта фамилия иногда пишется «Бигот» или «Бигод»), 2-го графа Норфолка? Вроде из королевского дворца Солсбери в гневе уходил вместе с Пембруком, а теперь он, выходит, тусуется с неким Биго? Вообще-то все вполне могло быть и так. Мы же помним, что отцом Уильяма Длинного Меча, графа Солсбери, был король Генрих Второй, а матерью – юная графиня Ида де Тосни. Так вот, после рождения внебрачного ребенка эту Иду выпихнули замуж за Роджера Биго. Супруги прожили достаточно счастливую (по понятиям тех времен) жизнь. Уильям воспитывался и жил вдали от матери, впервые познакомился с ней уже подростком, но с мужем матери отношения у него вполне могли сложиться. Так что явной неправды в этом моменте не усматривается. Кроме того, у нас в запасе есть и Хьюго Биго (Бигот), старший сын Роджера и Иды, единоутробный брат Длинного Меча. Он всего на шесть лет младше Солсбери, к моменту событий уже стал взрослым молодым мужчиной и, как известно из истории, тоже был крайне недоволен правлением Иоанна и вместе с отцом примкнул к взбунтовавшимся баронам. Возможно, речь идет о нем? Ну да, в перечне действующих лиц обозначен некий «Роберт Бигот, граф Норфолк». Не Роджер и не Хьюго, а Роберт. Вот и поди пойми, из кого именно слепил Шекспир этого человека. Если он именуется графом Норфолком, значит, он отец, Роджер, поскольку пока отец жив, сын титула не получает, но ведь Шекспир у нас большой затейник, ему ничего не стоит сделать вид, что папаша уже отдал богу душу и титул перешел к сыну, Хьюго. Однако совершенно непонятно, почему вместо Пембрука вдруг рядом с Солсбери появился то ли отчим, то ли брат. С какого перепугу, да еще и без всяких объяснений и предпосылок? Возникает подозрение, что снова имеет место авторская невнимательность при переделке более раннего (своего или чужого) текста, где этот Роберт (либо Роджер, либо Хьюго) Биго фигурировал в качестве персонажа.
Иоанн, услышав о том, что бароны отправились искать могилу убитого принца, просит Бастарда их догнать.
– Уговори их возвратиться. Я знаю, что нужно сделать, чтобы вернуть их уважение и преданность, – говорит король.
Здесь не очень понятно, кого «их»: всех баронов или только Солсбери и Бигота? Ладно, посмотрим, что будет дальше.
– Я их найду, – обещает Бастард.
– И давай побыстрее, нужно торопиться. Нельзя, чтобы подданные становились моими врагами, когда страна напугана грядущим вторжением вражеской армии. Ноги в руки – и к лордам, а потом назад, ко мне.
– Само собой. Сейчас время такое, что медлить нельзя ни в чем, – с пониманием откликается Бастард и уходит.
Иоанн доволен реакцией племянника и тут же направляет следом за ним гонца.
– А ты беги за ним: вдруг ему во время переговоров с лордами понадобится посланец, чтобы мы могли своевременно обмениваться информацией.
Гонец, судя по всему, тоже уходит, но ремарки на этот счет никакой нет. Иоанн же горюет об умершей матери, но как-то невыразительно и до неприличия лаконично. «Скончалась мать моя!» И на этом всё. Никакого длинного монолога с цветистым описанием скорби смерть королевы не удостоилась. То ли Шекспиру эти страдания не были интересны, то ли он умышленно показывает нам сыновнюю бесчувственность Иоанна.
Возвращается Хьюберт, который, видимо, успел определить несчастного пророка Питера в застенок и отдать все распоряжения насчет повешения в праздник Вознесения (это сороковой день после Пасхи). Если учесть, что 1 апреля уже миновало (день смерти королевы Элеоноры), а Пасха бывает так или иначе всегда весной, то можно предполагать, что напророченный день «утраты короны», он же день казни Питера, наступит довольно скоро.
Хьюберт рассказывает Иоанну, что в народе неспокойно, обсуждают какие-то многозначительные небесные явления (в небе светили пять лун, при этом четыре стояли неподвижно, а пятая кружила вокруг них), люди болтают о каких-то злых судьбах, о смерти Артура, о чем-то перешептываются. И еще говорят, что тысячи французских солдат уже высадились в Кенте.
Иоанн раздражен:
– Слушай, сколько можно меня нервировать этими разговорами про смерть Артура?! Ты, между прочим, сам его убил. Да, я хотел, чтобы он умер, но убил-то его ты своими руками. Ты почто мальца погубил?
От такой наглости Хьюберт обалдевает.
– Что, государь? А как же ваш приказ? Вы же сами велели мне убить его.
– Знаешь, в чем проклятье королей? В том, что им служат рабы, которые готовы немедленно бежать и исполнять любую прихоть, если им вдруг ни с того ни с сего покажется, что государю этого хочется. Стоит нам моргнуть – они уже считают,
