Жанна Мария сняла платья, лежавшие сверху, и показала их чиновнику.
— А ниже что лежит на дне корзины?
— Ниже? — воскликнула Жанна Мария с негодованием. — Ниже лежит мое грязное белье; я надеюсь, что Республика не сочтет нужным осматривать его; я этого не допущу и позову тогда на помощь всех своих товарок [28].
— О, тебе это не понадобится, гражданка, — ответил чиновник, спрыгивая с телеги, — я вовсе не хочу быть нескромным.
Жанна Мария с недовольным лицом стала закрывать корзину и укладывать вещи.
— Можно ехать? — спросила она, садясь рядом с корзиной.
— Если гражданин-чиновник ничего не имеет против, то можно, — ответил Симон, — вещи все на возу.
— Поезжайте, — сказал чиновник, — желаю тебе и твоей жене всего хорошего на новом месте.
Воз тронулся; рядом с косматой лошадью шел посыльный, помогая ей на поворотах. Симон шел около телеги, окидывая ее хозяйским оком и по временам поправляя то одну, то другую вещь, сдвинувшуюся от тряски. На возу около своей корзины восседала Жанна Мария, а в корзине под грязным бельем и платьем лежал Людовик Семнадцатый, сын Марии Антуанетты.
Это было 19 января 1794 г.
В этот день сестра Людовика Тереза, которая со своей теткой еще жила в верхнем этаже Тампля, записала в своем дневнике. [29]
«19 января мы слышали внизу, в помещении брата, большой шум, заставивший нас предположить, что мой брат покидает Тампль; посмотрев в замочную скважину, мы увидели людей, носивших вещи. На следующий день мы слышали шаги и хлопанье дверей в комнате, занимаемой братом, что подтверждало наши предположения».
Между тем воз медленно подвигался по улицам, не возбуждая ничьего внимания; только иногда к мнимому посыльному Тулану подходил какой-нибудь его товарищ по профессии, кланялся ему как знакомому и спрашивал, как он поживает, на что тот отвечал, что ему живется хорошо и что он теперь помогает Симону при переезде к заставе Макон.
Посыльные желали ему успеха и счастливого пути и шли своей дорогой, повторяя слова Тулана всем своим встречным приятелям. Таким образом известие быстро распространилось среди друзей Людовика.
Получив это известие, граф Фротгэ, богатый легитимист, которому было разрешено жить в Париже, тотчас же велел подать свой дорожный, запряженный прекрасными лошадьми, экипаж, который уже с полчаса ждал на дворе. Экипаж был подан и в нем поместились граф Фроттэ, закутанный в дорожную шубу, и хорошенький мальчик лет десяти с коротко остриженными белокурыми волосами, на которых красовалась бархатная шапочка, он был в длинном бархатном пальто, закрывавшем его ножки в красивых башмаках с пряжками.
Граф очень заботливо относился к мальчику и, поместившись в экипаже, стал тщательно укутывать его одеялом и пледами.
— По дороге в Пюи, — крикнул граф дворецкому, захлопывавшему дверцу экипажа.
— По дороге в Пюи, — громко повторил дворецкий кучеру, и экипаж, стуча колесами, выехал со двора.
Слуги смотрели ему вслед, пока он не исчез за поворотом.
— Я вам скажу кое-что, — с важным видом сказал дворецкий, обращаясь к слугам, — только дайте мне слово никому не болтать!
Слуги торжественно дали требуемое слово, и дворецкий продолжал:
— Господин граф уехал в путешествие, которое должно оставаться в тайне, а потому, если вас кто спросит, где граф, отвечайте, что не знаете. А главным образом не болтайте о том, что граф уехал не один, а с маленьким барином, имя которого мне так же мало известно, как и вам. Обещайте исполнить мои слова.
Слуги обещали и разошлись.
Дворецкий с особым вниманием посмотрел на одного из них и произнес:
— Это шпион комитета общественной безопасности, в этом я убежден, он, вероятно, сейчас же побежит докладывать об отъезде графа с каким-то мальчиком, а этого только нам и надо! Пусть эти проклятые ищейки бегут по ложным следам. Господин Морэн дал моему барину для этого своего единственного сына!
Между тем воз с пожитками Симона добрался до заставы Макон. Недалеко от заставы у здания таможни стояла женщина в опрятном костюме прачки из деревни Ванн, которая уже тогда (как и теперь) служила местопребыванием прачек Парижа.
— Эй, — воскликнула прачка, помогая Жанне Марии сойти с воза, — наконец-то ты приехала, гражданка! Ты велела мне прийти к одиннадцати часам, а теперь уже час. Мой муж и сын, наверно, совсем заждались меня!
— Прости, гражданка, — ответила Жанна Мария, — мы ехали очень тихо, чтобы не растерять вещей; не буду тебя больше задерживать, гражданка, и сейчас дам тебе белье. Его на этот раз очень много, и я уложила его в корзину. Эй, Симон, поставьте-ка с посыльным корзину на телегу прачки Марион, она там, за заставой.
Мужчины тотчас же взяли корзину и понесли к возу, нагруженному большими узлами с грязным бельем. У заставы стоял таможенный служащий, начальником которого был назначен Симон, а потому он и не подумал осматривать корзину. Несколько любопытных, остановившихся на улице, сосредоточили все свое внимание на возе с вещами нового чиновника, который в этой глухой части Парижа представлял собой очень важную персону.
Прачка открыла корзину и стала рыться в сложенных там платьях и белье.
— Слышите ли вы меня? — прошептала она при этом.
— Слышу, — ответил глухой
