в любом из них.
Как обычно, сотворив утреннюю молитву, Ричард принялся за свои воинские упражнения и с удовлетворением отметил, что уже почти безболезненно опирается на левую ногу. Завтрака ему здесь не приносили, а обед (миска капустной похлёбки или просяной болтушки с куском хлеба) будет много позже полудня, так что покуда придётся терпеть самый острый в течение дня голод. А раз так, надо занять себя как можно больше, чтобы не думать о еде. Это он умел и прежде, тем более что голодать случалось нередко. Правда, не по два месяца кряду, но в условиях боевого похода бывает всякое — опыт есть.
Упражняясь, Львиное Сердце вспомнил песню, которая в Дюренштейне позволила ему подать весть верному рыцарю-трубадуру Блонделю. И теперь, не переставая делать выпады воображаемым мечом, он запел эту песню, вовсе не надеясь, что её и здесь кто-нибудь услышит. Внешняя стена поднимается высоко над внутренней, а его склеп — под землёй, так что никакие звуки не выберутся отсюда на волю. Но пение тоже укрепляет, да и упражняться так легче.
Пропел первые два куплета. Умолк, переводя дыхание, потому что «меч» в руке показался вдруг слишком тяжёл — цепи были куда весомее самых тяжких доспехов и оружия. Поправил железное кольцо на правой руке, чтобы не съезжало с повязки и не растирало кожу (на эти повязки Ричард извёл уже рукава своей рубашки, но тряпки рвались, пропитывались кровью и сукровицей, и раны, оставленные кандалами, всё равно не заживали). Затем несколько мгновений вспоминал третий куплет. Король сочинил его именно тогда — услыхав донёсшийся издалека знакомый голос Блонделя. Сочинил, повинуясь какому-то нежданному вдохновению, и сам удивился словам и их смыслу.
— Рыцарь, страшись! Скоро погибнешь! В тесных сетях неведомо сгинешь, Если меня снова отринешь. Лучше смирись! — Что мне с того, бес-искуситель? Вечно со мной Ангел-хранитель, Силы мне даст Бог Мой Спаситель. Враг, отступись!
Почему тогда ему пришла мысль о гибели? Ричард знал, что находится в опасности, что герцог Леопольд мстит ему и просто так не отпустит из плена. Знал, что у него немало и других врагов. Леопольд, при всей своей злопамятности, вряд ли совершит откровенную гнусность — убьёт пленника, оказавшегося в полной его власти. Но мало ли, что изобретут друзья и вассалы герцога, проведай они о пленении короля? Но Ричард не думал тогда о скорой гибели. И вдруг — эти странные, так внезапно родившиеся в сознании слова... Теперь он пропел последний куплет и подумал: «Ну а если и в самом деле со мной собираются поступить так подло? Тем более нужно, чтобы до конца были силы. Только не сломаться, не дрогнуть. Устоять!»
В глубокой чёрной нише, где пряталась низкая, вся покрытая плесенью дверь, послышался скрежет и лязг засова. Ричард не перестал упражняться со своим воображаемым мечом, однако покосился в сторону двери с удивлением. Что бы это означало? Утро едва наступило, а в его темницу кто-то собирается войти? Или ему решили сделать подарок и накормить пораньше? Не похоже на строгих тюремщиков. Тогда в чём дело?
Дверь заскрипела и стала отворяться. Пригнувшись, вошли двое стражников, как обычно — в кольчугах и при полном вооружении. Они, как видно, боялись его и закованного в цепи. Но на этот раз позади виднелось ещё несколько фигур — их освещал факел.
Король опустил свой «меч» и спокойно повернулся к вошедшим, однако ничего не спросил. Он говорил только тогда, когда заговаривали с ним, а это случалось редко. Вероятно, безмолвие тоже было частью задуманной Генрихом пытки: скорее всего, он хотел, чтобы у пленника сдали нервы. Вопрос — для чего ему это нужно?
Несколько мгновений длилось молчание, потом один из стражников произнёс:
— Выходите и ступайте за мной.
Второй занял место за спиной Ричарда, умудрившись протиснуться в оставшееся позади узкое пространство.
Не проронив ни слова, Львиное Сердце шагнул к двери, в которую уже вышел первый стражник. За дверью был небольшой коридор, дальше начиналась лестница — короткая, но узкая и крутая. Когда его сюда привезли, Ричард ещё не мог как следует наступать на левую ногу и едва не скатился с этой лестницы вниз. На сей раз он её одолеет. Но до чего тяжёлое железо! Такое ощущение, что тащишь по ступеням самого себя. Ладно, бывало и хуже...
Впереди, перед стражником, двигались ещё четверо воинов — тот, что с факелом, и трое с обнажёнными мечами. О, Господи! Даже лестно.
Ричард шёл, подхватив рукой ножную цепь, чтобы не запутаться в ней, и ему приходилось делать очень небольшие шаги. Поэтому он не спешил, заставляя идти медленно и свою стражу.
Они миновали ещё один, уже верхний, коридор. Здесь к конвою примкнуло шесть каких-то фигур, без доспехов, но тоже с обнажёнными мечами. И вдруг распахнувшаяся дверь вывела их во двор замка.
Ричард пошатнулся, едва не лишившись сознания. Так подействовала волна ослепительного солнечного света, хлынувшего, как ему показалось, со всех сторон. Король зажмурился и подумал, что если не ослепнет, то уж наверняка задохнётся. Вдохнув полной грудью свежий, не настоянный на плесени воздух, он ощутил, что этот глоток до отказа переполнил лёгкие. На мгновение у него так закружилась голова, что понадобились все силы и вся воля, дабы не грохнуться навзничь.
— Дурно? — спросил рядом чей-то голос, не участливый и не насмешливый — ничего, кроме любопытства, в нём не слышалось.
Ричард открыл глаза, которые постепенно привыкали к яркому свету, и повернул голову к говорившему. То был тощий мужчина, одетый в чёрное,
