Успеем. Сейчас будет.
Начальник кладет трубку, поворачивается к Татьяне:
— «Дед» просил передать, что за твоих «Капитанов Немо» больше биться не будет.
Татьяна не понимает.
— Каких Немо?
— Сама соображай.
— «Наутилуса Помпилиуса» название перепутал?
— Еще пара разборов полетов на десятом этаже, — выразительный жест Начальника пальцем вверх, — и мне, как «Деду», будет уже все равно, капитаны Немо или капитаны Гранты.
Закуривает.
— Еще «Дед» просил передать, чтобы через час была в студии. В гриме. Лаврентьева прямо из Шереметьево привезут. Позже он не может.
— Это какой Лаврентьев?! Олег?! — Видеоинженер от такой новости, похоже, проснулся. — Тот самый?! Наш первый в НХЛ?!
— Блин, Сапыч, монтируешь интервью Таньки с реальным гением, и ноль эмоций, — притворно строго бухтит Начальник. — А на энхаэловца такая реакция!
— Так то ж Лавр! — не может успокоиться Видеоинженер. — Ух, Танька!
Таня смотрит куда-то сквозь него.
— Без меня энхаэловца вашего оближете.
Таня включает электрический чайник в розетку, насыпает заварку из картонной коробки со слоном прямо в стакан.
— Интервью брать не буду.
— Что за капризы?!
Начальник смотрит на нее удивленно.
— Ты сам журналист. — Татьяна двумя пальцами приокрывает крышку чайника, проверить, не закипел ли. — Садись сам в кадр, если так приспичило.
— Звезду словила? Погасим!
Пока же Начальник гасит окурок.
— Не сходи с ума! Ты же сама чемпионка…
— Среди юниоров…
— Нам и юниоров достаточно. Все лучше в спорте разбираешься, чем я. Оставляй редактора на монтаже и на грим! Через час в студии! Как штык!
Начальник двигается к выходу из монтажки, но слышит голос Тани:
— Не буду!
— Будешь! Пока Лысенко с Сагалаевым про твои капризы не узнали! Демократию мы защищаем, но не практикуем!
Хлопнув тяжелой дверью монтажки, Начальник выходит.
Таня смотрит куда-то в пустоту.
— Не буду…
Все происходящее дальше мы видим глазами Видеоинженера, слушающего в наушниках «Наутилус» или Б.Г.
Видим, как Татьяна, уставившись в одну точку, наливает из только что закипевшего чайника крутой кипяток в стакан с заваркой, механически размешивает ложечкой, аккуратно вынимает ложку, кладет ложку рядом на стол, берет подстаканник и вдруг… резко выплескивает горячий чай из стакана на себя.
Музыка в наушниках обрывается.
Следующая сцена — натура.
Скорая помощь около 17-го подъезда телецентра «Останкино». Татьяну на носилках загружают в машину. На ее шее и подбородке сильный ожог. Перепуганные лица Видеоинженера и коллег.
— Танька! Как же так?!
— Как теперь эфир без тебя?!
— Она сама, — бормочет Видеоинженер, — плеснула сама!
— Не пизди! Как она могла сама перед эфиром!
Таня тихо, но твердо:
— Говорила же — не буду!
Скорая помощь отъезжает от телецентра.
Через полтора часа из студии на втором этаже телецентра выходят Начальник, его начальник Анатолий Григорьевич Лысенко и Олег, тот самый Лаврентьев, известный хоккеист, интервью с которым в отсутствие Татьяны пришлось вести самому Начальнику.
— Спасибо, Олег, что приехал, — благодарит Лысенко.
— О чем речь, Анатолий Григорьевич! Я же помню, как вы нас поддержали, когда нас из армии увольнять и отпускать за рубеж не хотели.
К выходу идут по коридору с фотографиями новых знаменитостей перестроечного телевидения. Фото Любимова, Листьева, Политковского Олега не интересуют, он новых звезд не знает, и вообще он спешит. Но вдруг резко останавливается около фотографии Татьяны.
— Кто это?!
— Отстал ты от нашей жизни за своим океаном. Прима перестроечного эфира. Танечка Малинина, — поясняет Лысенко.
Начальник добавляет:
— Она должна была интервью вести, да такая нелепость, скорая увезла. — Проводит по лбу, будто хочет стереть произошедшее. — Ожог глупейший.
Олег, который только что торопился, стоит и смотрит на фото Тани. И никак не может уйти.
Москва. Начало 2000-х
— Журналисты, понятно — герои десятилетия! Перестройка, гласность и все такое! — режиссер Кирилл обсуждает с ней идею сценария. — Но хоккеист нам зачем?! Они все какие-то…
— Тупые, хочешь сказать. Не все. Нужен хоккеист.
— Уверена?
— Да. Сейчас расскажу, что происходит в 1983-м, и сам поймешь почему.
Татьяна
Москва. 1983 год
Действие переносится в осень 1983 года.
Время Андропова. Последний всплеск КГБ, активизировавшегося против рок-музыки, ужесточившего контроль за теми немногими, кто в тот период выезжал за границу, в том числе за спортсменами.
Университетская аудитория. Лекция по истории КПСС. Вся эта байда про «решения XXVI съезда КПСС», «руководящую и направляющую» и так далее.
На задних партах шепчутся две подруги.
— Меня если бы на практику в Гостелерадио взяли, я бы на партах здесь скакала! Такой шанс!
Однокурсница, светленькая пухляшечка, шипит на темноволосую худенькую Таню.
— Ничего у меня не получится. Чтобы закрепиться в редакции, нужно сюжет из ряда вон принести.
— И в чем вопрос? Принесешь!
— Да меня от спорта до сих пор с души воротит. Я же в молодежную редакцию на практику пробилась, а не в спортивную. И на́ тебе — «Подготовьте сюжет о наших будущих победителях Олимпиады в Сараево»!
— Спасибо скажи, что не на свиноферму отправили. В спорте ты понимаешь, связи остались! Не дури. Езжай на свой стадион…
— На каток, а не на стадион…
— Один черт! Главное, чтобы там точно будущие чемпионы были. Сделаешь про них свой сюжет «из ряда вон», а дальше можешь снова не переступать порог, раз уж так противно.
Замечает, что на них с укором смотрит лектор.
— Тшш, давай конспектируй, а то на экзамене завалит. — И совсем шепотом: — Как пробьешься, подтянешь меня.
После занятий Таня едет на Ленинградский проспект. И еще на выходе из метро «Аэропорт» уже чувствует головную боль и тошноту.
Трамвай. Одна остановка, чтобы не идти вдоль проспекта пешком. И огромные красные буквы — «ЦСКА».
Теперь нужно пройти за ворота и заставить себя зайти на каток. Не повернуть обратно. Ни о чем не думать, только о Гостелерадио, о шансе найти работу на телевидении. Обо всем остальном забыть. Она сейчас не фигуристка. Она больше не фигуристка. Она не будет больше фигуристкой никогда. Она журналистка.
— Танька! Красотка! Сколько лет! Ну ты и зараза, ни разу не зашла! Растили тебя, растили, а с глаз долой, и пропала. Колобова, спину держи! Спина должна быть палка, а не коромысло!
Алла, тренер юниорок, обнимается с ней, одновременно гоняя своих подопечных. Все как всегда. Три слоя одежды. Шапка. Варежки. Хоть на улице такой теплый сентябрь. Невиданное для Москвы бабье лето.
У Аллы, как у всех тренеров, лед уже входит в состав крови. Проморожены насквозь. Не убежала бы она отсюда, не поступила бы на журфак, и так же стояла бы с 6:30 утра и до позднего вечера у бортика или сама на коньках между ученицами каталась.
— Выйдешь на лед? Твой размер принести? Китаева! Жрать на каникулах меньше надо было! Тогда бы жопа ото льда отрывалась!
