Фридриха.
Мария искренне обрадовалась известию о детях. Хотя ей самой это лишний раз напомнило, что её малыш сейчас так далеко, в Англии, и трудно сказать, когда она сможет его увидеть. Правда, Эдгар получил сообщение от Элеоноры, в котором королева писала и о маленьком Анри. Он был здоровёхонек и жил, окружённый заботами не только кормилицы и самой Элеоноры, но и Беренгарии. Жена Ричарда тоже родила сына, и теперь оба малыша ползали и возились в покоях молодой королевы, вызывая всеобщий восторг. Однако разве это письмо могло быть утешением для юной матери? Она добровольно решилась на разлуку, понимая, что мужу будет сейчас нужна больше. Но сердце болело всё сильнее: как там Анри, хорошо ли ему? Узнает ли он отца и мать, когда вновь их увидит?
Прогнав эти мысли, Мария от души обняла Эльзу и принялась рассказывать ей о приготовлениях к отъезду. Дорога до Вормса не должна была занять более четырёх дней, но предусмотрительный Эдгар собирался выслать вперёд разъезды, чтобы предупредить возможные засады и нападения в пути.
— Завтра ждём герцога Леопольда с его отрядом, а через три дня уже отправимся. Его преосвященство епископ тоже хочет поехать на сейм, и мой муж очень этому обрадовался. Отец Доминик умён и речист, он уж скажет так скажет. Верно?
— Ещё бы! Но отчего мессир Эдгар не хочет, чтобы я тоже поехала? А, Мария?
Та покачала головой:
— Но вы же понимаете — Парсифаль и его люди не должны знать, что вы остались в живых. Пока колдун думает, будто вас разорвали волки, он чувствует себя спокойно. Если же проведает о вас, то надумает какие-то новые пакости.
Эльза невольно содрогнулась:
— Но ведь время, установленное для жертвоприношения, прошло! По крайней мере, Фридрих в этом уверен.
— Он уверен и в том, что есть второй срок — зеркальный, так это у них называется. Иначе Парсифаль не дал бы нам уйти от него так легко. И Эдгар считает, что они опять попытаются...
Герцогиня Брабантская вспомнила чёрный подвал башни, кровавую звезду в его середине и страшные очертания перевёрнутого креста. Ей стало холодно, будто она вновь стояла на том каменном полу в тонких кожаных чулках.
— Мария... — её голос охрип, и она вдруг перешла на шёпот, хотя в уютном монастырском садике, где они беседовали, перебирая собранные к обеду сливы, их никто не мог подслушать. — Отчего же им так непременно нужен для жертвы именно Ричард Львиное Сердце? Да, я помню: их этот... зверь должен получить на съедение сердце героя. Но разве мало других героев?
— Много, — кивнула Мария. — Может, я — хвастливая дурочка, но, по-моему, Эдгар — тоже герой. И Луи. Что сир Седрик — герой, уж никому не надо доказывать. А Фридрих?
— Ах! — Эльза всплеснула руками, и её побелевшее лицо выражало в это мгновение: «Нет, нет! Только не Фридрих!»
Мария засмеялась:
— Ага! Понимаю: кто угодно, но не он пускай станет жертвой, да?
— Я этого не говорила, но...
— Да полно, Эльза! Я ведь думаю то же самое: «Кто угодно, но не Эдгар! Пускай он лучше не будет героем!» Только нам нечего бояться, милая. Зверь требует в жертву не просто героя, а миропомазанного. Царя.
— Зачем?!
— Я не знаю. Но твой... Я хотела сказать — но Фридрих Тельрамунд говорил именно о таком жертвоприношении.
— Для чего им нужно именно такое жертвоприношение, могу объяснить я.
Раздавшийся почти рядом голос доказал молодым женщинам, что их беседу всё же возможно было услышать — открыв небольшую дверь, выходившую в садик из южного крыла длинной монастырской трапезной. Сейчас на её пороге показались двое: шедший первым епископ Доминик и за ним — старый рыцарь Седрик (которому пришлось не только сильно согнуться, но и развернуть плечи боком — дверь была ему отчаянно мала). Марию не удивила эта компания: с первых дней, едва они оказались в монастыре, Седой Волк привлёк внимание доброго епископа, они уже не раз и не два вели долгие беседы. Наблюдательному «малышу Ксавье» даже показалось, что, быть может, эти двое знали друг друга ещё раньше.
Епископ осенил благословением поднявшихся со скамьи и склонившихся ему навстречу женщин. Затем опустился на скамью, что стояла напротив, и жестом пригласил Седрика сесть рядом.
— Вы заговорили о том, чего женский ум не должен бы касаться, — мягко произнёс его преосвященство. — Но уж коль скоро вам пришлось вместе с мужчинами вступить в эту жестокую борьбу, я расскажу и вам о том, что мы уже обсуждали с королём Ричардом и храбрыми рыцарями. Чтобы понять, отчего братьям Святого грааля нужно принести в жертву героя, непременно облечённого царской властью, надобно уяснить — к чему они в конечном счёте стремятся. Вот сир Седрик кое-что знает о тамплиерах и о том, как они выстроили свой первый замок на месте храма царя Соломона в Иерусалиме.
— Куда более моего знает об этом королева Элеонора, — заметил Седой Волк. — Её величество в своё время беседовала о тамплиерах с самим святым Бернаром [113], очень много изучала историю. Ну а мне просто приходилось сталкиваться с этими людьми, и я понял, как они опасны.
— О да! — мягкое лицо старого епископа сделалось неожиданно суровым. — Я думаю, они ещё опаснее, чем вы себе представляете. Место для первого замка они избрали не случайно. В храме Соломона иудеи совершали жертвоприношения, и с его потерей они утратили возможность приносить жертвы. Ибо по иудейскому закону их допустимо совершать лишь на его алтаре, расположенном против Золотых Врат, ныне тоже разрушенных. Согласно вере иудейской, через эти врата и должен войти Мессия — тот, кого они ждут и по сей день, отринув и распяв явившегося в мир
