Жанна была нужна ему как орудие мести, и не более того; как орудие мести, чрез которое можно будет покончить с королевскою властью во Франции.
У графа, вероятнее всего, были самые разнообразные виды на мадам де ла Мотт, но только он ни при каких обстоятельствах никак не собирался возводить ее на трон.
Но покамест Жанна надеялась, она была более или менее послушна, не дозволяя проявляться особенно открыто бешеному своему норову.
Сие совершенно однозначно, господа.
* * *
В начале мая 1780-го года граф Калиостро неожиданно объявился в Варшаве, где мне и посчастливилось с ним познакомиться и даже попасть в число его ревностнейших адептов.
Калиостро бежал к нам из России, где он сотворил немало чудес, что как раз и подвело его (люди ведь так неблагодарны): у княгини Волконской вылечил больной жемчуг, у генерала Бибикова увеличил рубин в перстне на одиннадцать каратов, а заядлому игроку Костичу показал в пуншевой чаше знаменитую талию, и тот на другой же день выиграл свыше ста тысяч.
К величайшей горести моей, государыня Екатерина Алексеевна, при всем огромадном уме своем, не верила в чудодейственные способности графа и даже высмеяла их в комедии своей «Обманщик».
Герой сей комедии утверждает, например: «Я малые алмазы переделываю большими, иногда для своей забавы. Например, безделушка, которая у тебя на руке, перстень, буде мне отдашь, я тебе возвращу величиною в один камень, втрое противу того, как он теперь».
В одну ночь Калиостро скрылся и из Варшавы (недоброжелатели и завистники обвинили его в надувательстве), пробыв в ней менее двух месяцев. И у нас он творил чудеса, что подняло буквально ропот возмущения в варшавском обществе[14].
Потом граф стал писать мне из Страсбурга, зазывая для участия в своих магических сеансах, но сие оказалось возможным лишь через четыре года.
В Париж я прибыл по неотступному зову графа Калиостро в конце 1784-го года. Точнее говоря, прибыл я с первоначала в Лион, где находился тогда граф.
А в январе 1785-го года на шестерке лошадей, запряженных в раззолоченную карету, с лакеями на запятках, предшествуемый курьерами и скороходами, сопровождаемый многочисленной челядью, одетой в красочные ливреи, мой сиятельный учитель въехал в Париж. Представители семидесяти масонских лож встречали великого гостя.
В одной карете с Калиостро находились кардинал де Роган (он называл графа не иначе как божеством: бросался к ногам магика и целовал его руки) и я.
По прибытии мне довелось неотлучно находиться при великом моем учителе и всюду сопровождать его.
В частности, я присутствовал едва ли не при всех встречах Калиостро с графинею де ла Мотт.
Был я и очевидцем того, как эта отвратительная особа дрожащими своими ручками вывалила на громадный письменный стол графа, заваленный бумагами и уставленный всевозможными пробирками, заветное ожерелье из 629-ти бриллиантов.
Калиостро тут же отобрал для себя 17 самых крупных камней (все они были величиною с грецкий орех), успокоив графиню, что он нарастит их и превратит в бриллианты небывалой величины, и тогда их можно будет продать с особою выгодою.
Все остальное графиня унесла с собою.
Прощаясь, Калиостро заметил ей, что надобно не медля вызвать графа де ла Мотта и переправить его с остающимися бриллиантами чрез Ла Манш, графиня молча кивнула и выбежала вон.
Впоследствии о сих 17-ти бриллиантах не было ни слуху, ни духу. Несомненно, Калиостро (а он всегда был страстный — даже болезненно страстный — охотник до бриллиантов) переправил их в надежнейшее место, мне совсем не ведомое.
Впрочем, шевалье Рето де ла Вилетт, проходимец и один из любовников графини де ла Мотт, говорил мне потом, что 17 заветных бриллиантов Калиостро несомненно, хранил в шкатулке жены своей Лоренцы (кстати, она была дочерью старьевщика, хотя и величала порою себя принцессою Санта-Кроче), также страстной охотницы до сверкающих камушков.
Но достоверно я на сей счет ничего не ведаю. Ясно лишь то, что граф и не думал выпускать из своих рук бриллианты, бывшие украшением знаменитого редкостного ожерелья, которое Людовик Пятнадцатый предназначал в дар фаворитке своей, мадам дю Барри.
Когда великого моего учителя арестовали и его стал допрашивать королевский советник Жан Батист Титон де Виллотрен, то Калиостро ничтоже сумняшеся отвечал (знаю об этом с его же собственных слов), что все ожерелье осталось у графини де ла Мотт и что он вообще его в глаза не видывал.
Графиня, правда, кричала «Этот обманщик выманил у меня самые лучшие камни», но господин королевский советник, естественно, поверил не ей, истеричке и врунье, а магу и чародею, лгавшему вдохновенно и без меры.
В общем, по прибытии в Париж я неотступно сопровождал великого своего учителя, вплоть до того момента, когда в августе 1785-го года его поместили в Бастилию.
Но и тут связь между нами отнюдь не прерывалась: от Калиостро регулярно передавали мне записочки со всякого рода поручениями, которые я неукоснительно исполнял.
И в частности, граф пересылал мне письма для Жанны де ла Мотт. Я вкладывал сии письма в пакет, запечатывал его и пересылал уже от своего имени к Жанне де ла Мотт, в Бастилию.
По получении ответов, я опять же укладывал их в пакет и отправлял в Бастилию, но уже на имя графа Калиостро.
В записках своих к графине Калиостро делал ценнейшие указания, как ей надобно отвечать на расспросы королевского советника Жана Батиста Титона и прокурора Бразона.
Собственно, все де дикие сцены, о коих судачил весь Париж, когда сия пресловутая Жанна в кабинете мэтра Титона швыряла в Калиостро зажженным канделябром, были чистейшей комедией и, между прочим, комедией, заранее сочиненной.
Калиостро, в передававшихся чрез меня записках своих, объяснял графине де ла Мотт, что ежели она на грядущем процессе будет объявлена главною преступницею, то он, выйдя на свободу, не только освободит ее (Жанну), но и поможет ей взойти на французский престол.
Особенно мне запомнилась строчка: «Графиня, поймите: Вы должны быть непременно осуждены и клеймены — это-то как раз и заклеймит навсегда позором Луи и Марию-Антуанетту».
Оттого графиня де ла Мотт, при всем своем бешеном и коварном норове, и исполняла послушно все указания графа Калиостро, что ей взбрела на ум сумасшедшая идея стать французскою королевой.
И еще, как я понял, графине ужас как хотелось отомстить проклятой австриячке за то, что она французская королева, в то время как представительница дома Валуа прозябает в нищете.
И еще одно весьма немаловажное обстоятельство не могу не упомянуть сейчас.
Жанна де ла Мотт ведь она была «голубкою» Калиостро и непременною участницею знаменитых его магических сеансов.
И то, что граф Калиостро и графиня де ла Мотт устроили в Бастилии, было ведь на самом-то деле ничем иным, как грандиозным магическим сеансом, за коим последовало падение Бастилии и падение Бурбонов.
В центре зала — шар, наполненный хрустально чистой водой. После заклинаний Калиостро духи входили в шар и вода мутнела. Жанна, стоя на коленях, пристально вглядывалась в шар и затем сбивчиво начинала говорить, что ей видится внутри.
Как графиня неистовствовала, как извивалась в конвульсиях, в хриплых, бессвязных речах, на глазах у потрясенных зрителей описывая видения, кои на самом деле были детально подсказаны ей предварительно графом Калиостро!
Точно так же и ее несуразные в своей дикости как будто выходки на допросах в Бастилии были подробнейшим образом заранее продуманы графом.
Кому же сие знать, как не мне!
Да, великий магический сеанс прошел в высшей степени успешно: ни зрители, ни судьи даже не заметили, что разыгрывается спектакль.
Неистовые ссоры, столь ловко и тонко сочиненные графом Калиостро, были лишь прикрытием деятельности заговорщиков, которые вовсе и не думали порывать друг с другом.
В общем, записки, которые я пересылал в свое время в Бастилию, сыграли-таки свою роль в истории: французское королевство рухнуло, сполна напитав щедрые, благодатные земли людскою кровию.
Между прочим, у Калиостро был крест с буквами L.P.D. вокруг него. Это были начальные слова фразы: «Попирай лилии ногами».
Речь, разумеется, шла о королевских лилиях.
Ему приказано было топтать сии лилии, и он топтал.
Результат всем известен.
* * *
И еще в одном деле, отнюдь не пустячном, сумел оказать я содействию моему великому учителю.
Судом граф Калиостро и де Роган были оправданы, а вот Жанна де ла Мотт была осуждена, единственная изо всей шайки (ее супруг был приговорен к галерам заочно).
Однако, хотя граф Калиостро и был выпущен из Бастилии, указом короля Франции ему было велено в течение 24-часов оставить Париж, а в течение трех недель покинуть пределы Франции.
