– Так то головы врагов, – улыбнулся Юрий снисходительно, – а перед нами не враги.
– Тебе виднее, брат. Ты – великий князь, ты и думай. Токмо ждать мочи нет: грязно, холодно, тоскливо.
К концу недельного противостояния от ростовского берега отплыла лодка.
Посланцев Константина незамедлительно привели к Юрию. Ими оказались бояре Иван Родилович и Еремий Глебович. Долго говорили братья с боярами и в конце концов сошлись в одном: Константин сидит в Ростове, Юрий во Владимире, а кому быть великим князем, решит время. С тем и разошлись по своим уделам, но ненадолго.
Владимир устал ждать лучших времен. Во главе своих бояр и дружины он пошел на Волок Ламский, а оттуда на Москву. Не встретив сопротивления, Владимир вошел в московский детинец.
– Думается мне, что здесь не обошлось без Константина, – в размышлении произнес Юрий, выслушав своего тайного доглядчика, прискакавшего из Москвы. – А что Святослав? Его нет с Владимиром?
– Нет, государь. Князь Владимир был один.
– Хорошо. Возвращайся. Я должен знать обо всем, что делается в Москве, – отпуская доглядчика, напутствовал его князь.
5
Кострома горела.
Ростовские дружинники налетели коршунами неожиданно, в полдень. Вначале занялись посады. Но сильный порывистый ветер погнал огонь по узким костромским улочкам от дома к дому, от тына к тыну, растекаясь и охватывая весь город. Спасения не было. Люди в страхе и ужасе метались в огне, задыхались в дыму, а ростовские всадники со взгорка наблюдали за гибнущим городом. Лица их были мрачны и растерянны.
Какая-то городская баба с обожженным лицом и в тлеющим на спине летнике, пятясь от пылающих изб, причитала:
– Да за что же ты, Господи, наказываешь нас? В чем наши прегрешения? – И, увидев ростовских дружинников, она завопила: – Будьте вы прокляты, душегубы! И князь ваш да не возвидит света белого! Пусть дети ваши высохнут от голода и жажды, а жены пойдут в полон!
Крайний от нее дружинник тронул поводья и, перегнувшись в седле, взмахнул мечом. Крик оборвался, и женщина ткнулась окровавленной головой под конские копыта.
– Более нам здесь делать нечего, – оглядев еще раз пылающую Кострому, угрюмо произнес воевода Иван Родилович. Ему, как и его дружинникам, не по душе было приказание князя Константина. Знал, что этот пожар обернется не одной бедой на земле ростовской. Воевода говорил об этом князю, да тот и слушать не захотел. Ноне у него в советчиках сам епископ Иоанн. – Путь нам на Солигалич, а потом на Нерехту. Князь Константин приказал разорить городки.
Возрадовавшись легкой победе над москвичами, прослышав, что Константин пожег Кострому, захватил Нерехту и Солигалич, Владимир вознамерился расширить свой новый удел. Жадные до чужих земель руки он простер к Дмитрову – городку малому, тихо жившему под рукой Ярослава Всеволодовича. Дмитровский воевода Афанасий Микулич, упрежденный о подходе дружины князя Владимира, своей страстной речью распалил в жителях города решимость отстоять Дмитров от грабежей самозванцев. По его приказу сами дмитровцы пожгли посады и затворились за стенами города. Когда же подошла дружина князя Владимира, то встречена она была тучей стрел. Такого поворота дел князь не ожидал. Его просьбы и угрозы отворить ворота не возымели должного действия на защитников города, и тогда Владимир приказал дружинникам взять Дмитров приступом. Однако мирные доселе дмитровцы показывали чудеса храбрости и стойкости. Раз за разом они отбивали приступы владимирских воинов, а когда до Дмитрова докатилась молва, что князь Ярослав идет с войском на помощь осажденному городу, Владимир отступился. Спешно он свернул лагерь и пошел к Москве. Но воевода Афанасий Микулич настолько расхрабрился, что, посадив сотню мужиков на лошадей, погнался за дружиной Владимира и, настигнув замыкавший отход отряд, перебил его до последнего воина.
Князь Владимир, затворившись в Москве, ждал вестей из Ростова. А вести от старшего брата приходили неутешительные.
Константин нервно расхаживал по горнице, бросая нетерпеливые взгляды в створы окон.
– Чего ты изводишь так себя? Поимей терпение. Приедет твой воевода Иван Родиславич. Приедет с победой, а то как же иначе, – склонясь над шитьем, успокаивала мужа Агафья.
– Как я могу быть спокойным, коли деревни в округе горят. Вон сколь дымов. Послушался на свою голову Иоанна, пожег Кострому, а ноне тот пожар во сто крат вернулся на землю ростовскую. А где он, Иоанн? Как токмо Юрий с Ярославом подступили к Ростову, так и след его простыл. Да и брат Владимир хорош. Уверял, что придет с дружиной, только позову, а где дружина, где он сам? Все бросили! – отчаянно выкрикнул Константин. – Бояре кричали: бери стол великокняжеский, а сами мужиков своих жалеют, в войско не дают.
Со двора послышался шум множества голосов, лошадиное ржание. Константин бросился к окну:
– Никак Иван Родиславич вернулся. С чем вот токмо пришел?
Константин отошел от окна, несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, и замер на лавке в ожидании воеводы. Но в горницу вошел не Иван Родиславич, а духовник игумен Пахомий. Перекрестясь на образа, он глухо произнес:
– Здрав будь, великий князь, и ты, княгиня! С недоброй вестью я. Побили дружинников твоих володимирцы, воеводу Ивана Родиславича принесли на руках израненного. Только до ворот и донесли, преставился. – Пахомий мелко перекрестился. – Царствие ему небесное. Меня бояре к тебе прислали, великий князь. Ждут разрешения войти.
– Чего хотят? – дрогнул голосом Константин.
– Просить станут, чтобы ты замирился с братьями.
Константин побледнел, сгорбился, нервно затеребил жиденькую бороденку.
– А что ты скажешь? – поднял он взгляд на духовного отца.
Пахомий подошел, сел рядом и, положив свою широкую ладонь на колено Константина, спокойно произнес:
– Помириться надобно. Под Ростов пришли не только твои братья, но и князь муромский Давид. Супротив такого войска Ростову не устоять. Выжди.
– А как? Как примириться? Коли у них сила, а я слаб. Захотят ли?
– Захотят, – уверенно произнес Пахомий. – Пошли к братьям боярина Андрея Станиславича. Умен, хитер, языкаст.
– Хорошо, – приободрился Константин. – Зови бояр, совет держать будем.
По только что построенному мосту через Которосль Юрий и Ярослав в сопровождении десятка гридей направились к починку, сиротливо прижавшемуся к начинающему одеваться зеленью лесу. Ехали молча, каждый думал о своем. Возле избы, перед которой развевался княжеский стяг, спешились. Склонив головы, шагнули в черный зев дверного проема.
Константин сидел возле окна. Долго в полной тишине смотрели друг на друга.
– Обнимемся, брат. Не виделись со дня похорон батюшки, – предложил Юрий и шагнул к Константину. Тот встал, прижался сухими губами к щеке брата, обнялся и с Ярославом.
– Присядем.
Братья расселись на лавки вкруг стола.
– Почто Ивана не привезли? – недовольно спросил Константин.
– Мал еще, – резко ответил Юрий. – Да и ты, как я посмотрю, ни Святослава, ни Владимира не взял с собой.
– Владимир в Москве, а Святослав в свой удел ушел, в Юрьев на Ополье. Обиделся на меня, не знаю за что, – развел руками Константин.
– Видно, была тому причина, – усмехнулся Ярослав. – Ты скажи, Константин, почто мой городок Нерехту разорил? Тебе что, своих городков мало?
– А зачем Кострому пожег? – подхватил Юрий. – Сколь безвинных в огне сгинуло.
– Не я свару начал, – возвысил голос Константин. – Ты сел неправдой на великокняжеский стол. Добром сойди, не то…
– Не то силой сдвинешь? – рассмеялся Ярослав. – А где она – сила-то? Ростовцы одни да немного ярославцев. Владимир и то свою дружину не привел.
– Своих воев мало, сторонних призову.
– Это кого сторонних? Мстислава Удалого – тестя моего призовешь или Всеволода Чермного? Так тот тоже вроде бы не твой родственник, а Юрия. Нет, брат. Один ты. И потому смирись!
– Не хотел говорить тебе, боясь тебя обидеть, да, видно, нельзя, – привстав со своего места, навис Юрий над столом. – Ноша великокняжеская тяжела. Тебе ли с твоим здоровьем ее взваливать на плечи свои? Посмотри на себя: высох, что лист осенний. Не бери грех на душу, уймись. Не то прольется крови немало, а ворогам нашим этого только и надобно.
Константин долго молчал, устремив взгляд в черный закоптелый угол, потом вздохнул и тихо произнес:
– Будь по-вашему.
Из-под Ростова Юрий повел дружину к Москве. Он не мог смириться со своеволием Владимира. Встав лагерем у посадов, Юрий послал воеводу Степана Здиловича с письмом, в котором звал младшего брата на ряды. Князь Владимир понимал, что со своей малой дружиной супротив владимирского войска он не устоит, вышел из детинца и смиренно предстал перед Юрием. Девятнадцатилетний молодец, несколько сутулый, с длинными, почти до колен руками, бросал недобрые взгляды на брата, словно жалил. Юрий пожурил князя мягко, по-братски, но вблизи себя не оставил.
