приходу поезда помчался на вокзал. Низкое небо нависло над городом, дул порывистый ветер. Он надел свою неизменную вельветовую черную куртку, сшитую матерью, и отправился к метро. На Казанском вокзале, когда объявили прибытие поезда, он с нетерпением ждал встречи с сестрой. Конечно, он не мог предположить даже, какие изменения могли произойти с ней за три года. Он высматривал молоденькую, тощую, низкорослую девочку, которая бросится с визгом ему навстречу, заплачет, и будет долго висеть у него на плечах. Но из вагона вышла высокая, элегантная, в черной юбочке и белой кофточке, с чемоданом, с вязаным джемпером на руке, в черных туфлях красивая девушка с озабоченным лицом. Посмотрела направо-налево, увидев брата, улыбнувшись, манерно протянула ему руку, потом только спохватилась, поцеловала его в щеку.
— Надюлька, ты ли это? — спросил он. — Не узнаю. Где косы?
— Мама сказала, отрежешь косу, можешь домой не приходить. Пришлось старушку уважить.
— Как вы там? — спрашивал он, привыкая к необычному облику сестренки. — Мама жива, здорова? Как теперь она одна?
— Мама здорова, а вот Маня Рогова прихворнула, — отвечала Надюлька.
— Что так?
— Так получилось, что выкупалась в реке еще весной. Один мужик ее туда сбросил, паразит.
— Что так? — спросил он.
— Ехала из района на попутке, весной. Водитель к ней приставать стал. Знаешь, все мужики помешаны на этом. Она его по руке, а он ее ударил, вот Маня и выкупалась, когда стала от него бежать. Она сказала, что хотела топиться.
— Хочешь на столицу посмотреть сразу или потом?
— Что на нее смотреть, никуда не денется наша столица, я так плохо спала. Спать не могла. Все гудел подо мной один старик своим носом.
— Надо было сказать ему.
— Да говорила старому козлу, — сказала она и засмеялась. — А он мне — не нравится мой храп, не слушай. Ну что ему скажешь?
В последние дни в комнате общежития Волгин был один. Сосед уехал на заработки в геологическую партию. Лишь он сидел за диссертацией и ждал сестру. Порой налетал к нему Борис Горянский, на ходу читал лекцию о пользе общения с красивыми девушками и столь же стремительно отправлялся по своим делам. Порой в коридоре он встречал Аллу. Она все так же тихо, с улыбочкой, ласково с ним здоровалась.
Когда он вскипятил чай, сварил сардельки, которые любила сестра, и они принялись за еду, раздался стук в дверь. На пороге стояла дежурившая на вахте женщина и взволнованно сказала, что Волгина срочно вызывают к телефону из Академии наук. Волгин спустился вниз, соображая, кто ж это может ему звонить, взял трубку и услышал знакомый голос Бориса:
— Слушай, Володь, тут такое дело, извини, что по срочному, иначе эти крысы не позовут, вот тут звонил я снова этой Лене, так ты еще не позвонил ей.
— Какой Елене?
— Помнишь, которая в Ленинке? Я тогда умышленно зашел туда, чтобы посмотреть, какие у нас кадры и продемонстрировать тебе человеческие возможности на высшем уровне.
— Боря, понимаешь, у меня тут сестра приехала, некогда, так что извини, что не получилось. Звони сам.
— Какая сестра? — поразился тот.
— Моя родная, это тебе говорит о чем-то.
— Тогда я к тебе — немедленно! — воскликнул он и, не дождавшись возражения, положил трубку и на самом деле через полчаса уже стучал в дверь. Волгин отворил и познакомил сестру с Борисом. Сестра однако же проявила незаурядный интерес к товарищу своего брата, много говорила, часто наливала ему чая, подкладывала печенье, на что Борис, после того как сестра вышла по своим делам, сказал:
— Слушай, хорошенькая у тебя сестренка, вот на таких и надо жениться. Не сестра, а секретарь!
— Какой там жениться, ей нет еще семнадцати.
— Подождем, потерпим. Но, главное, какая заботливая, искренняя, чистая.
Надя и впрямь была очень даже мила, точнее сказать, обворожительна и в том прелестном возрасте, когда наивность, которая зовется детством, еще не ушла, а зрелость уже обозначила свои пространства — высокие груди, округлые бедра и серьезный взгляд.
Борис явно преображался на глазах, и его крутая грудь топорщила вязаный модный джемпер. Он привскочил и снял с себя болоньевый итальянский плащ, явно старался понравиться Наде. Волгин поглядывал то на него, то на сестру. В нем зрело явное недовольство их столь активным общением.
— Если честно, то, Надюля, тебе, пожалуй, стоило бы отдохнуть с дороги, — сказал он, наблюдая за сестрой и желая, чтобы Борис поскорее ушел.
— Что ты, братик, думаешь, я устала? Нисколечко я не устала, просто мне противный храп немного мешал в поезде, а так я не устала нисколечко. А где вы учитесь?
— Я вот учусь в Московском инженерно-физическом, самом престижном, — отвечал за него Борис с гордостью. — И не безуспешно. Прошу любить и жаловать. Приходи, Надя, к нам на вечера. Кстати, куда думаете поступать?
— В медицинский, — отвечала она и поглядела на брата.
— Поступай лучше к нам. Конкурс всегда приличный, но можно при большом желании поступить, — сказал хмуро Волгин и подумал, что опять этот Борис выскочил со своим институтом.
— Я подумаю, — отвечала тихо Надюля.
Борис рассмеялся и привстал, как бы давая понять, что ему стало ясно, что это милое, прелестное создание все же еще ребенок.
— Поступают, Надя. Не чтобы лечить, а судьбу свою создают, — сказал он нравоучительно и рассмеялся. Они посидели еще некоторое время за столом, затем Борис выглянул в коридор и вернулся, опять выглянул и вышел. Он с трудом нашел дверь комнаты, в которой жила Алла. Постучал. Никто не ответил. Он прислушался и вновь постучал, опять никто не ответил, и он медленно, все еще посматривая и оглядываясь на дверь, направился прочь. Страсть желания при одном только появлении возле двери Аллочки заставила его снова вернуться. Мимо проходила торопливая студентка, и он спросил у нее, что, мол, в сто шестьдесят первой комнате жила Алла и не уехала ли она, на что торопливая студентка отвечала:
— Алла будет в Москве еще одиннадцать дней.
Борис вернулся в комнату к Волгину, принялся рассматривать книги на этажерке, листая их, осматривая и снова ставя на место. Он явно нервничал. Ему показалось: в комнате Аллочки кто-то был, что злило и вызывало неприятное чувство ревности. Если она так просто и с такой легкостью ему отдалась, то почему другому не отдаться?
— Ты все же не позвонил? — спросил он у Волгина.
— Кому?
— Мы с тобой говорили по телефону, — уклончиво отвечал Борис, не желая при сестренке заводить разговор о любовных делах.
— Нет. Сегодня позвоню. Обещаю.
— Вы меня не стесняйтесь, решайте свои проблемы, — по-взрослому предложила Надя
