пчелке, как бабочке. Ты имей в виду, что все эти девочки, такие милые, красивые, но у них дома, представь себе, грязь, отец пьет, мать выбивается из последних сил, чтобы купить дочке кофточку, вот которая на ней, сапожки, чтобы хоть кто-то на нее обратил внимание. Я же вижу ее голодные глаза, я же вижу ее истосковавшуюся душу, я ей туманцу сразу и подбросил. Главное угадать, чего она желает. И установить контакт.
— Но она симпатичная, — возразил Волгин.
— Володька, я думаю, что нельзя ее упускать, другие подберут.
— Если она захочет, — сказал Волгин.
— В каком смысле? Хочу я, а не она! Имей в виду, сейчас март — идеальное время для знакомств! Вон стоит девушка, гляди, не спускай с нее глаз. Она курит, толковая такая чувиха, умная, ей и нужно польстить, что она умная.
Борис привстал, одернул пиджак, направился к буфету, затем, как бы не найдя там ничего стоящего, отправился к выходу, где стояла высокая, с длинными черными волосами девушка в белом свитере домашней вязки, отлично облегающем стройную фигуру. Она курила, томным взглядом смотрела на кольца дыма. Борис тоже остановился у двери, оглядываясь на Волгина, и как бы ненароком задел рукой ее опущенную с сигаретой руку.
— Извините, — кивнул, — я случайно.
— Ничего, ничего, — сказала она.
Через час они уходили из библиотеки. Борис, как обычно, рассуждал о женских характерах.
Волгин удивлялся проницательности друга, меткости его суждений, он мог охарактеризовать женщину, лишь взглянув на нее, хотя о женщинах был довольно низкого мнения. Владимир же, наоборот, ставил женщин намного выше мужчин, ценил их ум, красоту.
— Ты имей в виду, что в истории нет ни одного великого полководца-женщины, великого врача-женщины, великого исследователя-женщины, — горячо говорил Борис.
— Это ни о чем не говорит. Во-первых, женской натуре претит убийство, — возразил Волгин и вспомнил Самсонову, которая и была совершенством — красивая, умная, обаятельная. — По-моему, женщина так же близка к совершенству, как и Бог. Мы поклоняемся Богу и женщине. Женщина — тот же Бог, но только на земле.
— Ну, уж загнул.
— Что, неправда, что ли?
— Нет, нет, есть в этом что-то, сам понимаешь, но что самое низменное существо на земле, прости меня, не я сказал, — женщина, а красота у нее — маска!
— Писатель Достоевский сказал: красота спасет мир.
— Не знаю, я Достоевского не читал, но если он так сказал, то именно не женщина спасет мир, а красота. А это, согласись, нечто совсем другое.
— Я не могу с тобой согласиться, Боря, не могу.
— Твое дело. — Борис обернулся, его окликнули. Мимо проходил вальяжной походкой высокий могучий мужчина с красивым лицом, хорошо одетый, с охапкой черных вьющихся волос, рядом с ним шагал небольшого росточка, узколицый, востроглазый, довольный собой молодой человек. Они остановились, поздоровались с Борисом.
— Гляди, Володь, это Мих-Мих, — показал на высокого. — А это Серж, — показал он на парня небольшого роста. Мих-Мих слегка поклонился, гордо качнув своим могучим торсом. Они постояли с минуту и отправились дальше. Через пять минут снова кто-то окликнул Бориса и опять махнул рукой и, не подходя, поплыл дальше — это снова проходили его знакомые. — Имей в виду, Володь, какой вечерок! Какая благодать! Март! Весь золотой легион вышел на охоту.
— Кто-кто?
— У меня знакомых человек двадцать, которые ходят по вечерам, знакомятся с отличными девушками, ребята хорошие, — сказал Борис. — Я их зову «золотой легион». Все умницы! Имей в виду. Непростые ребята. Ну, так вот, я утверждаю, что женщина — красота только внешняя, но не внутренняя. Ты просто не разбираешься в женщинах. Если б ты имел столько женщин, как я, ты бы меня понял. Мне достаточно коснуться женщины мизинцем, я сразу определю, чего она стоит. Это и есть «принцип мизинчика». Вот она идет. Гляди, торопится, маленькая, озабоченная, тощая: крыса! Дотронься до нее. Поднимет крик. Хочешь, продемонстрирую. Так и есть. А вон идет высокая, белая, с улыбкой на лице, словно приклеенной, тихая, спокойная, уравновешенная. Она — шлюха! Ты понял? Ее закадрить — деньги только пересчитай! Все у нее — в улыбке! — Он шагнул навстречу девушке и заговорил с ней. Она заулыбалась, приняла разговор, и он пригласил ее в кино и тут же записал номер телефона девушки.
— Ты понял? — с видом победителя проговорил Борис. — Еще продемонстрирую. Женщина — как политика, надо улыбаться и почаще отдаваться тому, у кого есть мошна с деньгами.
Они медленно направились к улице Горького. Миновали Манежную площадь, обогнули здание Президиума Верховного Совета, вышли к гостинице «Националь». У одной из дверей стояла в коротенькой юбчонке девушка, в сторону которой Борис презрительно кивнул: шлюха!
Мимо проходили две веселые девушки, простоволосые, милые, в одинаковых ситцевых костюмчиках. Борис, незаметно выставив мизинец, дотронулся до опущенной руки одной из них. Она оглянулась, с интересом поглядела на Бориса. Принцип «мизинчика» в действии.
— Девушки, как пройти на улицу Горького? — спросил Борис, ласково улыбаясь.
— Вот выйдите, посмотрите, — начала объяснять та же самая, до которой он дотронулся, и, глядя на него, закончила со смехом: — Да вы же знаете!
— Я-то знаю, а вот мой товарищ приехал из Австралии, он не знает, — сказал Борис и рассмеялся. — Кенгуру ловил. И не поймал!
После он опять оживленно комментировал свой «принцип мизинца», как классический прем для знакомства.
— Зачем все это? — поинтересовался Волгин, задумываясь над словами Бориса.
— Искать себя, искать. Женщина — отражение мужчины.
Борис ворвался в комнату Волгина, словно за ним гнались.
— Что сидишь на кровати? Пойдем, увидал такую чувиху, закачаешься!
Через минуту они спустились в столовую и сели пить чай. Борис с интересом рассматривал студенток. Вдруг к их столику подошла девушка, которую Волгин сразу и не признал. Это была Алла. Она с улыбкой спросила разрешения присесть. Борис шумно задвигал стульями, засуетился и попросил представить его столь очаровательной девушке.
— Алла, — сама представилась она..
— Борис, студент МИФИ, пятый курс. Что мы тут сидим, пойдем к тебе, посидим, поговорим. А что вы, Алла, будете: чай или кофе?
— Я люблю кофе.
Борис стремглав бросился к окошку, из которого подавали кофе, и вскоре принес горячий стакан. Он запыхался, словно боялся, что она откажется от его услуг, с радостью поставил кофе перед нею на столик.
— Благодарю вас, — она улыбнулась. — Сколько я вам должна?
— Нисколько. У вас тут порядки дремучие.
Волгин внимательно наблюдал за Борисом и Аллой, маловероятным казался их альянс. Борис прямо рвался в бой, говорил кучу комплиментов, а она с тихой все понимающей
