9
На следующий день рано утром Леа отправилась на велосипеде на поиски Франсуа Тавернье. Дома его не оказалось. В частном ресторане Андрие, на улице Сен-Жак, Марта сказала, что не видела его с тех пор, как он заходил сюда вместе с Леа. Заявив, что Леа «очень осунулась», она заставила ее съесть миску супа и несколько кружочков колбасы, пока Марта «расскажет ей новости». Добрая хозяйка на прощание расцеловала Леа в обе щеки, пообещав при встрече с месье Тавернье передать ему, что его разыскивает подруга.
Немного приободрившись после супа и теплого приема, Леа бесцельно ездила по улицам, пока из-за туч впервые после стольких дождливых дней не выглянуло веселое зимнее солнце…
Прошлой ночью после налета она так и не смогла уснуть, бесконечно вспоминая события дня и пытаясь привести в порядок мысли. Воображение рисовало ей страшные картины: изнасилованная Лаура, Сара, погруженная в ванну, истерзанная Камилла, расстрелянные Адриан и Лоран, обезглавленная старая Сидони, задушенная Руфь, мертвый маленький Шарль и Монтийяк, горящий на глазах Матиаса и его отца. Тщетно она пыталась читать; строчки плясали перед глазами. Измучившись, Леа встала и до утра бродила босиком по ледяной квартире. Незадолго до рассвета она вновь попыталась дозвониться до Бордо, но результат оказался прежним.
Проехав через мост Альма, Леа разогналась и направилась в сторону Трокадеро. По другую сторону площади серой массой возвышалась стена кладбища Пасси, ограждавшая мертвых, словно узников, от этого мира. Зачем она сюда приехала? Задыхаясь после быстрой езды, она остановилась возле кафе, где ужинала с Рафаэлем Малем. Несколько молодых людей — лицеистов, судя по их ранцам, — резвились, занимая весь тротуар. Сами того не желая, они толкнули трех немецких солдат, один из которых возмутился, но товарищи быстро успокоили его. Мальчишки за их спинами смеялись, раздвинув два пальца в виде буквы «V» — знака победы.
При виде этого дерзкого запретного жеста Леа звонко расхохоталась и, внезапно успокоившись, вошла в кафе.
Двое рабочих, стоявших у стойки, присвистнули при виде красивой улыбающейся девушки с блестящими глазами и раскрасневшимися на морозе щеками. Леа непринужденно стянула шотландский берет, и ее волосы рассыпались по плечам.
— Ух ты!.. — воскликнул один из лицеистов, вошедший вслед за ней. — Я — Тарзан, ты — Джейн.
Насчет Тарзана он немного загнул, поскольку был тщедушным пареньком в очках с толстыми стеклами. Леа же с ее распущенными волосами действительно была похожа на маленькую дикарку.
— Вы с ума сошли!.. Что вы здесь делаете? Уходите сейчас же!
И откуда он только появился? Она так давно не испытывала подобного удовольствия, и вот он все испортил.
— Но, Рафаэль…
Не слушая, он схватил ее за руку и, выведя из кафе, потащил к входу в метро. На перроне, убедившись, что на них никто не смотрит, он, тяжело дыша, сел на скамейку.
— Что с вами? Может быть, вы мне объясните, в чем дело? — сердито спросила Леа.
— Вы чуть было все не испортили… У меня встреча с одним человеком — это связано с освобождением Сары. К счастью, он вас не видел.
— Почему? Он меня знает?
— Немного. Вы ему даже приглянулись.
— Я не понимаю, о ком идет речь?
— О Мазуи.
— О Мазуи?..
— Да, я долго думал и решил, что он может нам помочь.
— Ну и ну, наглости вам не занимать!
— Во Франции нет ничего невозможного, милая моя подружка.
— Как вам это удалось?
— Я сказал ему о бриллиантах.
— О моих?..
— Нет, о других, мне не хотелось вмешивать вас в эту историю.
Леа с трудом скрыла улыбку.
— И это подействовало?
— Сейчас я должен с ним встретиться и показать образец. Если он все еще не раздумал, то я оставлю ему бриллиант в качестве задатка.
— А если он откажется?
— Я его знаю, он не устоит перед бриллиантом в восемь карат, особенно если я пообещаю передать ему после освобождения Сары второй.
— Где вы их достали?
— Слишком долгая история. Однако после завершения нашего дела мне необходимо будет исчезнуть.
— На завтрашний день ничего не изменилось?
— Пока нет. Если возникнет какая-нибудь проблема или появятся изменения, то мальчик с кладбища, вы помните его?..
— Да, конечно.
— …появится и передаст вам это, — произнес он, вырывая страницу из последнего романа Монтерлана и протягивая Леа книгу. — Он сообщит вам, что нужно делать. А сейчас я должен уходить. Возвращайтесь домой на метро.
— А мой велосипед?
— Дайте мне ключ от замка. Днем я оставлю его перед книжным магазином «Галлимар».
— Если вы считаете, что так лучше…
— Да, я так считаю. Смотрите, ваш поезд. Не забудьте сделать пересадку на Мотт-Пике-Гренелль.
Леа не любила ездить в метро, поезда которого независимо от времени суток всегда были переполнены. Привыкнув к деревенским просторам, она не выносила тесноты и чувствовала себя здесь похороненной заживо в братской могиле. Несколько немецких солдат, смешавшись с парижской толпой, пытались незаметно проскользнуть на станцию. Никто не обращал на них никакого внимания. В Севр-Бабилон французские полицейские арестовали мужчину, распространявшего листовки коммунистической партии. Немецкий офипер пожал руку комиссару полиции.
На улице нежно светило солнце, в сквере Бусисо играли дети, над отелем «Лютеция» все так же развевались немецкие флаги.
— Когда надо, тебя никогда нет дома. Где ты была? — хмуро спросила Франсуаза.
— Есть новости о Лауре и Камилле?
— Да, звонил дядя Люк. Он добился от комиссара Пуансо, чтобы тот выпустил Лауру под его поручительство. Пуансо сказал, что тебе лучше было бы вернуться, он допросит тебя для проформы.
— А Руфь? А Камилла?
— Что касается Руфи, то тут не было никаких проблем. Они ее ни в чем и не обвиняли. Она тоже у дяди Люка.
— А Камилла?
Чувствуя себя неловко, Франсуаза опустила голову.
— Они отвезли ее в форт «А». Допрос будет сегодня вечером, может быть, завтра.
— Их методы Камилла не выдержит… Ничего нового о Лоране и дяде Адриане?
— Ничего. Их ищет бордоская полиция.
— Я знаю.
— Что ты собираешься делать? Ехать в Бордо?
— Не знаю. Во всяком случае, не раньше, чем через несколько дней. От Франсуа Тавернье по-прежнему ничего?
— Нет. Тебе звонили. Какая-то женщина, по-моему, Марта.
— Марта?..
— Это твоя подруга?
— Нет, нет… она занимается коммерцией… Постой, я забыла, она дала мне колбасы.
— Дала?! — удивленно воскликнула Франсуаза.
— Я хотела сказать — продала.
— Это удивляет меня не меньше. Покажи.
Леа достала из сумки колбасу, завернутую в газетную бумагу, и протянула сестре. Та с вожделением развернула сверток.
— Какая красивая! Давно я уже не видела так много колбасы! Эстелла, посмотрите, что принесла Леа!
— Боже мой! Она великолепна! Мадемуазель, мадемуазель, идите посмотрите!
Прибежали Лиза и Альбертина и в свою очередь начали выражать свой восторг. После пирушки 31 декабря на семейном столе только два раза появлялось мясо: один раз — говядина, а второй — жесткая курица.
— Что она сказала? — спросила Леа Франсуазу.
— Кто?
— Марта!
— Что в четыре часа вечера она будет на рынке на улице Муффетар.
— Где это?
— Кажется, она сказала, что ты знаешь, — это возле церкви Сен-Медар.
Марта что-то узнала! Церковь Сен-Медар… Леа никогда там не бывала!.. Только Франсуа мог дать Марте номер ее телефона.
— Я рада, вижу, что тебе эта весть доставила удовольствие, — сказала Франсуаза… — И еще, через несколько минут я увижу Отто.
Только сейчас Леа обратила внимание на элегантное шерстяное платье сестры, фигура которой вновь обрела девичью стройность.
— Он придет сюда?
— Наверное, — настороженно ответила Франсуаза. — Он имеет право увидеть своего сына.
— Да, разумеется, но у меня нет никакого желания видеть твоего Отто. Я ухожу.
— Ты не права, Леа. Ты очень нравишься Отто, и он огорчится, если тебя не будет.
— Видишь ли, мне это абсолютно безразлично. Соотечественники твоего любовника…
— …Мы поженимся!..
— …хватают Камиллу, разыскивают дядю Адриана, Лорана, меня тоже ищут, пытают моих друзей, некоторых из них вынуждают становиться изменниками, заставляют их работать на себя! А ты заявляешь мне, что твой бош «будет огорчен»… Тебе не кажется, что тебе не хватает элементарной скромности?
— Ты не имеешь права так говорить! Отто не такой, он так же, как и ты, осуждает то, что делают некоторые из них…
— Дети, успокойтесь, не кричите так громко, могут услышать соседи!
— Плевать мне на соседей, тетя Лиза! Мне выть хочется, когда я слышу, что ее Отто «не такой, как все»… Он совершенно такой же, как и они: готов на все ради своего фюрера…
