— Вы ничего не должны мне показать?
— Ах, да, я забыл — страницу из книги. Держите, вот она.
Он зажег спичку, чтобы она могла проверить.
— Никуда не уходите из дома, это очень важно. Ждите известий о персоне, которую знаете. Вы не хотите что-нибудь передать месье Рафаэлю?
— Нет… не знаю… Все идет хорошо?
— Я не в курсе. Я делаю все это только для того, чтобы доставить удовольствие месье Рафаэлю, и еще потому, что это намного забавнее, чем сторожить кладбище.
— Как вас зовут?
— Для вас меня зовут Фиалка. Красивое имя, не правда ли? Его дал мне месье Рафаэль. Вам нравится?
— Очень, — сдерживая смех, ответила Леа.
Дома было тихо. Мадемуазель де Монплейне слушала по радио концерт классической музыки. В маленькой гостиной было тепло.
— Есть новости о Камилле?
— Нет, но мы говорили с Лаурой и Руфью по телефону. Через два дня они возвращаются в Монтийяк.
Леа пошла в свою комнату, чтобы переодеться. Вскоре она вернулась, натянув толстый белый свитер и длинную шотландскую юбку своей матери. На ногах у девушки были толстые шерстяные носки — не очень элегантно, зато тепло. Аккуратно причесанные волосы выглядели роскошно.
— Как ты прекрасна, моя дорогая! — воскликнула Лиза. — Молодость — это так здорово! Пользуйся ею, моя малышка, она так быстро кончается.
— Ты думаешь, в наше время так приятно быть молодой?
— Ты права, твоему поколению не очень повезло, — ответила тетушка, вновь принимаясь за свое вязание.
— Франсуаза уехала?
— Да, она ужинает в «Максиме», где жених должен представить ее своему начальству, — с притворным безразличием ответила Альбертина.
— Вас это не шокирует?
Лиза встала, чтобы подбросить в камин угля, поставив сестру перед необходимостью отвечать.
Когда Альбертина подняла голову, то Леа увидела, что ее добрые глаза, смягчавшие суровое выражение лица, были полны слез. Это случалось так редко, что Леа почувствовала смущение. Тетушка сняла очки и стала неловко протирать их.
— Нас это более чем шокирует. Но наш стыд — ничто по сравнению с тем несчастьем, которое ожидает твою сестру.
— Она сама этого хотела!
— Очень плохо, что ты так говоришь. Ведь это могло случиться и с тобой…
— Никогда! Никогда я не полюбила бы врага!
— Ты рассуждаешь, как романтичный ребенок. Этого, может быть, и не случилось бы, если б ваша мать была бы рядом с вами…
— Не говори о маме, прошу тебя.
— Почему? Неужели ты думаешь, что мы страдаем меньше тебя?.. Потеряв ее, твоя тетя и я словно потеряли своего ребенка. И мы непрестанно упрекаем себя за то, что не смогли уследить за Франсуазой. За то, что ускорили ход событий, — может быть, из-за нашего эгоизма. Если бы мы остались в Монтийяке…
— Это ничего бы не изменило.
— Возможно, но если бы мы остались там, все, наверное, было бы по-другому, и мы никогда не простим себе, что не смогли уберечь от ошибки ребенка нашей девочки.
Теперь по морщинистым щекам Альбертины текли тяжелые слезы.
— Тетушка, дорогая, прости меня, это из-за меня, не надо плакать! Лиза, иди, помоги мне ее успокоить.
Но Лиза, потрясенная состоянием сестры, была не в силах успокоить, кого бы то ни было. Впрочем, так же, как и Леа, которая в свою очередь разразилась слезами. Так, плачущими, и застала их Эстелла, пришедшая накрыть на стол.
— Мадемуазель!.. Боже мой, что с вами? Что происходит?
— Ничего, — хором ответили они, дружно сморкаясь.
Решив, что от нее что-то скрывают, добрая Эстелла начала с ворчанием расставлять обеденные приборы.
Скромный ужин прошел в угрюмом молчании. Радио Лондона тоже молчало. Спать Леа отправилась очень рано.
Следующий день показался Леа бесконечным. Она расхаживала от телефона к окнам, выходящим на улицу, от окон к входной двери… Ничего! Ничего, кроме тишины, нарушаемой иногда криками малыша, порученного заботам Эстеллы.
Был уже поздний вечер, когда в дверь позвонили. Леа, стоявшая как раз возле нее, от неожиданности вздрогнула.
— Кто там?
— Это Рафаэль, открывайте быстрее.
Леа открыла, дрожа от волнения.
Рафаэль был не один. Он поддерживал женщину в трауре, лицо которой было скрыто за креповой вуалью.
— Вы одна? — отрывисто бросил он.
— Да. Сегодня начало комендантского часа перенесли на более позднее время, и тетушки отправились в театр. Эстелла у малыша.
— Превосходно.
Леа взглянула на женщину.
— Сара?.. — рискнула спросить она.
— Да. Быстрее, — ответил Рафаэль. — Пройдемте в квартиру, ей может стать хуже.
— Но зачем было приводить ее сюда? Это опасно.
— Меня застали врасплох, я вам сейчас все объясню. Главное, что она жива…
Леа, светя электрическим фонариком, провела их по темному коридору и открыла дверь комнаты. С превеликой осторожностью Рафаэль уложил Сару на кровать и снял с ее лица вуаль.
— О! Нет, — простонала Леа, прижимая руку ко рту.
Лоб Сары стягивала грязная повязка, один ее глаз заплыл, пунцовые губы распухли. Но самым ужасным были гноящиеся раны на ее посеревших щеках.
— Ожоги от сигар, — бесцветно произнес Рафаэль.
Девушка подошла ближе и внимательно посмотрела на свою подругу. Не говоря ни слова, она сняла с нее шапочку, затем расстегнула пальто и стянула его с помощью Рафаэля.
— Разожгите огонь в камине и принесите из ванной радиатор. Потом вам нужно будет согреть воды на кухне.
Огонь разгорелся быстро. Скрестив руки на груди, Леа расхаживала по комнате, а Сара следила за ней единственным видящим глазом. Они до сих пор не обменялись ни единым словом. Вернулся Рафаэль с кувшином теплой воды и салфетками, которые он положил возле кровати. С большими предосторожностями они полностью раздели дрожащую всем телом Сару.
— На кухне есть теплая вода. В ванной возьмите таз и губку, — тихо сказала девушка.
Наполнив таз водой, Рафаэль поставил его перед Леа.
Губка осторожно двигалась по когда-то прекрасному, а теперь истерзанному телу, огибая ожоги на груди: слегка прикоснувшись к ране, полученной на улице Гуэнеро, прошлась по животу, бедрам и ногам. Когда они перевернули ее на живот, Сара не смогла удержать стон. Ее спина представляла собой сплошную рану. Они потратили много времени, чтобы обработать ее.
— Посмотрите в аптечке что-нибудь для перевязки, — попросила Леа Рафаэля.
Несмотря на горящий огонь и включенный радиатор, Сара продолжала дрожать от холода. Леа накрыла ее теплым пуховым одеялом.
— Вот все, что я нашел.
Йод и компресс. Ну что же, придется обойтись тем, что есть.
Выпив настой из трав и проглотив одну из болеутоляющих таблеток Лизы, Сара, одетая в длинную батистовую рубашку Альбертины и укрытая тремя одеялами, наконец, уснула.
Рафаэль и Леа тихо разговаривали, сидя на ковре перед камином и куря английские сигареты.
— Что произошло?
Прежде чем ответить, Маль глубоко затянулся.
— Как и было обещано, в обмен на второй бриллиант Мазуи освободил Сару, но в каком состоянии! Мерзавец до самого конца пытался заставить ее заговорить. Он хотел отомстить мне за свои деньги. Я разработал другой план потому, что с кладбищем все было очень сложно и опасно…
— Я не понимаю: зачем прятать Сару, по крайней мере, сейчас, если Мазуи сам освободил ее?
— Потому что ему не понадобится много времени для того, чтобы выяснить, что второй бриллиант фальшивый.
— Конечно.
— В велотакси я оставил вдовью одежду. Потом передал ее Мазуи. Помните мою квартиру на улице Риволи?
— Помню, конечно.
— Я не вернул ключи ее владельцу: его отправили на курорт в Германию, и я решил воспользоваться квартирой.
— И что же?
— Что? Когда мы приехали, возле двери стояла машина. Это был автомобиль Мазуи. Нам с Сарой удалось скрыться незамеченными. Учитывая ее состояние, не могло быть и речи о кладбище. Я не знал, куда ехать. И тогда я подумал о вас.
— Вам очень повезло. Вы могли бы столкнуться с Франсуазой или ее женихом. Что бы мы сказали этому блестящему офицеру, если бы он встретил нас с истерзанной пытками женщиной на руках?
— Я бы что-нибудь придумал. Он появится сегодня вечером?
— Не думаю. Кажется, они с сестрой и их ребенком решили устроиться в каком-нибудь большом отеле. Однако он может появиться в любой момент. Кроме того, присутствие Сары подвергает большому риску моих тетушек.
— Знаю, но что я мог поделать? Еще несколько дней Сара будет не в состоянии передвигаться…
— Несколько дней! Вы, должно быть, забыли, что Мазуи знает обо мне. Ему не понадобится много времени, чтобы разыскать, где я живу. И он придет сюда. Всех нас арестуют!
— Я думал об этом. Если он узнает ваш адрес, он так же узнает и то, что у вашей сестры бывают немецкие офицеры. Это его остановит — он очень осторожен.
