Когда приветственные крики улеглись, фараон продолжил:
— Моего второго сына Яхмоса я назначаю хранителем города Фивы.
— Слово и воля фараона!
— Внимание и повиновение!
— Минос! — фараон позвал своего военачальника.
Тот выступил вперед и склонился пред повелителем Юга.
— Готовь войска к большому смотру. Пусть покажут то, чему ты их научил.
— Будет исполнено о, владыка Верхнего Египта.
— Если они мне понравятся, то ты получишь титул князя и моего наместника в одном из номов южного царства.
Минос пал ниц пред фараоном и поцеловал прах у его ног.
— Поднимись, Минос. Ты верно служишь нам и потому достоин награды. Как тебе нравиться титул наместника Абидоса? Мне нужен там свой верный человек.
— Я буду счастлив служить тебе, мой государь. Но мое место рядом с тобой в битве. Не лишай меня возможности защищать тебя от оружия врагов.
— Пока нет, Минос. Пока ты нужен мне для другого. И твое задание будет много сложнее. Сражаться могут многие, а кто будет готовить новые войска?
Смотр войска прошел успешно. И фараону и жрецам понравилась слаженность действий подразделений и пробная атака 100 колесниц. Минос за короткий срок выполнил свою задачу и превратил египетских солдат в Фивах в настоящую армию.
— Ты доволен, мой государь? — спросил Минос после смотра, когда фараон сошел со своей колесницы.
— Да, Минос и прямо сейчас я даю тебе под начало 500 колесниц и тысячу пехотинцев. С ними ты выступишь в Асиут и займешь город от моего имени. Теперь ты номарх этого нома.
— А тамошний князь? — поинтересовался критянин.
— Он моим указом отстранен о власти и лишен своего титула.
Это озадачило Миноса, и он осмелился возразить:
— Но, государь, такое решение может возбудить против нас населения нома. Хорошо ли это в преддверии войны с таким врагом как гиксы?
— А ты думал я стану с ними шутить? Я теперь фараон. Повелитель не только фиванского нома, но всего Южного царства и князья-номархи мои подданные. Иди в свой ном и управляй им от моего имени справедливо. И по первому моему слову выдвигай войска к месту сбора, которое я укажу. Тебе надлежит призвать в ряды моей армии от твоего нома две тысячи солдат.
— Мне отправляться прямо сейчас? — спросил Минос.
— Да. Не теряя ни минуты. Шпионы не должны донести о происшедшем здесь ранее, чем в Асиут вступят твои солдаты.
Минос поклонился фараону.
— Ты что-то задумал, повелитель? — встревожился жрец Амона. — Я не могу понять к чему этот приказ Миносу?
— Все просто, великий жрец, я решил действовать так, как они от меня не ждут. Мы не станем ждать, когда войска гиксов соберутся, а нанесем удар по части их армии первыми.
— Первыми? Значит, ты решил, государь, двинуть наши войска на врага? Это хорошее и мудрое решение.
— Я и мой сын Камос через время сами выступим с войсками против гиксов! Я принял решение как ваш фараон, и мы поступим не так, как того ожидают гиксы.
Все склонили головы в знак покорности воле владыки. Секененра продолжил:
— Гиксы наверняка отправят второе посольство, и ты, Минос, встретишь его у Асиута как мой наместник. Послов ждать следует не раньше чем через месяц.
— И что мне делать с послами? — Минос посмотрел на повелителя.
— Не пропускай их в Фивы. Отправь обратно и скажи, что я как фараон не намерен более выслушивать приказы великого гика. Но отвечай послам вежливо, не стоит проявлять грубости и никакого насилия. Пусть думают, что мы их по-прежнему боимся. Хотя кто может сказать, что это не так? Гиксы опасный враг. Но у нас есть одно бесспорное преимущество. Их командиры нас явно недооценивают и потому отряды колесничих не станут ждать пехоту и пойдут вперед.
— Ты намерен разбить их по частям, государь?
— Да. Мы вначале попытаемся уничтожить колесницы, а затем и пехоту и стрелков. Главное чтобы они разделились.
— Это необычно и… умно! Но нам не стоит отрываться от города слишком далеко.
— Наоборот, почтенный жрец, мы встретим врага не у стен Фив, а у стен Ассиута. А Минос тем временем укрепиться в Асиуте и этот город первым станет на пути гиксов, если мои отряды разгромят. Теперь ты понял суть моего приказа?
— Понял, государь. Даже если твой план по разгрому гиксов по частям не удастся, то у нас будет в запасе немного времени…
Северный (Нижний Египет) Дельта
Дагон распекал свою дочь в своей каюте:
— Ты хоть понимаешь, что наделала? Ты поссорила меня с гиксами. И сейчас ни твоя и ни моя жизнь не стоят ничего.
— Но ты мог повернуть в Фивы, отец, вместо того чтобы плыть на Север, — возразила девушка.
— А кто поручиться, что Якубхер не оставил засады? Ведь и он мог подумать, что шпионы захотят вернуться обратно. А все те районы контролируют гиксы. Не стоит забывать об этом. А мы сейчас идем туда, где нас никто не станет искать. Да и товаров у меня много нужно все успеть сбыть в числе первых.
— Сколько можно твердить о своих товарах? Надоело мне это! Я хочу борьбы и интересной жизни. А с Яхотепом мы выполняем ответственную миссию.
— Я не ободряю твоего увлечения этим крестьянином, Атла. Ты столь восторженно говоришь о нем, словно влюблена в него, — Дагон внимательно посмотрел в глаза дочери. — Неужели это так?
— А разве он не достоин того, чтобы такая девушка как я могла полюбить его? Он красив и силен. Настоящий воин. И отличный любовник. Этого мало? — девушка с вызовом посмотрела на купца.
— Тебе и это уже известно, Атла. Ты слишком похожа на свою мать. Та также искала сильных ощущений и не дожила до старости. Я никогда тебе ничего не запрещал, дочь, и давал тебе свободу. Разве не так?
— Так, отец. И что из того? Сейчас ты намерен запретить мне любить?
— Любить нет. Но любовь состояние временное. Она не длиться вечно, Атла.
— В этой жизни нет ничего вечного, отец. И сама наша жизнь рано или поздно кончается.
— Это так. Но быть счастливым в этой жизни может тот, кто мудр. И поддаваться чувствам не стоит. Ты со своей красотой сможешь получить в мужья кого угодно.
— Купца? — презрительно скривила свои красивые полные губки Атла.
— Зачем обязательно купца? Можно взять и выше. У фиванского фараона есть дети. Сыновья. И ты можешь очаровать любого из них. А если судьба улыбнется им, то они станут основателями новой великой династии фараонов. Играть так по крупному. Что скажешь на это?
— Я пока хочу только Яхотепа.
— Тогда почему ты мне об этом ничего не говорила?
— Боялась, что ты станешь нам мешать, отец.
— Мы финикийские мужчины не столь большие тираны, какими являются гиксы, маитане, или жители междуречья. Ты знаешь это, дочь. И я легко сдался, когда ты отказалась выйти замуж за купца.
— Сдался? Ты никогда не сдаешься просто так, отец. У тебя были свои соображения на этот счет. Я также тебя хорошо знаю. К тому же ты не отказал совсем моему жениху, а только немного отсрочил свадьбу.
— Кто знает? А вдруг бы ты сама передумала?
— Я? — Атла хохотнула. — Ты знаешь, отец, что я люблю сильных мужчин.
— А твой жених и есть сильный, но я не стану тебя ни в чем убеждать, Атла. Не хочу терять времени понапрасну. Сейчас я хочу знать, что ты собираешься делать? Вернее что вы собираетесь делать с Яхотепом?
— Мы сойдем с корабля и отравимся на Юг присоединившись к одному их купеческих караванов. И не стоит тебе убеждать меня этого не делать. Я поеду вместе с Яхотепом.
— Хорошо. Если тебе слишком хочется рисковать жизнью неизвестно во имя чего — то рискуй. Но он египтянин и борется за свободу Египта. А что тебе в этой борьбе? Ты не египтянка.
— Ну и что? Я желаю связать свою жизнь с египтянами и их борьбой. Близиться большая война.
— А ты видела войну, что так восторженно рассуждаешь о ней, дочь? Что ты знаешь о войне? В ней нет ничего восхитительного, кроме грязи, крови и страданий.
— Я не боюсь крови, отец. Я боюсь скучной жизни в женской половине тирского купца.
— И давно этот юноша сумел так покорить тебя? Когда вы успели так спеться?
— Отец, я его еще не так хорошо знаю, но сейчас он мне стал дорог. Я не могу сказать почему. Да разве женщина может сказать, за что ей этот мужчина нравиться, а тот не нравиться? Моя мать говорила тебе, за что ей нравился ты?
— Твоя мать, — задумчиво проговорил Дагон. — Твоя мать была загадкой для меня и загадкой осталась до сих пор. Но тогда я был молод и был другим. И я был влюблен без памяти в эту женщину. Её смерть поразила меня в самое сердцу. И тогда я понял, что горе может убить, не хуже чем кинжал или яд. Но затем дела, торговля и возраст сделал меня равнодушным к женской красоте…
Ливийский купец, давний знакомец и компаньон Дагона, с радостью взялся ему помочь.
